Застеколье

– Что–то они замолчали, – озабоченно повернулся ко мне генерал. И точно – эфир притих. Унгерн принялся дергать рычажки, щелкать тумблерами.

– Так уже под озеро прошли, – пояснил я. – Толщина дна метров двадцать, плюс вода – еще столько же, никакой сигнал не пройдет.

– Точно, – слегка успокоился генерал. Вздохнул: – Самое трудное – ждать.

– Не то слово, – согласился я.

– Слушай, Олег Васильевич, – поинтересовался вдруг генерал. – Я вот все смотрю на тебя, понять не могу – ты на самом деле помолодел, или операцию сделал?

И этот туда же! Мало мне недавнего разговора с женой – кстати, очень тяжелого, едва не поставившего крест на двадцати с лишним годах семейной жизни… Едва убедил, что это издержки усиленного потребления витаминов и биодобавок, которыми меня сейчас кормят, но через пару месяцев все войдет в норму. Знаю, что рискую навлечь на себя гнев очередной читательницы, но разговор пересказывать не стану. Моя личная жизнь – это моя жизнь и, она никого не касается!

Я уже открыл рот, чтобы отшутиться, но тут же его и закрыл – начальнику, судя по всему, стало не до моей внешности. Он потер левую половину груди и мрачно произнес:

– Что–то у меня предчувствие хреновое. Было у меня такое, под Ханкалой… в первую чеченскую…

Не договорив, генерал резко вскочил и выбежал из палатки. Я – вслед за ним.

Около пролома два растерянных прапорщика выбирали тросы.

– Что за хрень? – рявкнул генерал.

– Не могу знать, товарищ генерал! – вытянулся прапор, от волнения роняя трос.

Снизу доносились негромкие автоматные очереди, словно трещали игрушечные автоматы, а потом, гулко забухали взрывы. Гранаты? Какой дурак использует гранаты в закрытом пространстве? Да и не должно их там быть. Я же помню весь список оружия, при мне составляли! Посмотреть самому?

Я уже почти сделал шаг (с места не умею), чтобы переместиться в пространстве, как генерал, сделав резкий скачок, ухватил меня за руку и повис на ней, пытаясь пригнуть меня к земле.

– Майора держите!

И тут уже бабахнуло так, что земля заходила ходуном, а стоящий неподалеку старый барак повалился наземь, словно бы при землетрясении. Не иначе, от взрывов что–то сдетонировало…

Плохо соображая, что им приказывают делать, перепуганные, но исполнительные прапорщики (все–таки, не из стройбата, а из ФСБ) навалились на меня, прижали и, зачем–то принялись выкручивать руки. Без особого труда избавился от прапоров, но генерал–майора стряхнуть не смог – прицепился ко мне, как бульдог. Поняв, что Унгерн не позволит уйти под землю и посмотреть своими глазами, поднял свободную руку вверх, показывая, что не буду никуда бежать:

– Всё–всё Виктор Витальевич!

Генерал, хотя и не сразу, но отпустил мою руку. Теперь уже я ухватил его под руку, провел в палатку, усадил на стул.

– Что там такое? – спросил я.

– Самоликвидаторы… – выдохнул генерал.

Самоликвидаторы? Стало быть, это не сказка, что современное оснащение включает в себя еще и «самоликвидатор», после которого не остается ничего. Значит, семьи погибших получат гробы, обитые красной материей, но вместо тел (ну, хотя бы их останков) для веса будет насыпана земля.

– Так… – взял себя в руки генерал. Потянувшись к рации, бросил в микрофон: – Говорит первый. Всем группам – отбой. – Подумав, добавил: – Всем на базу.

Нажимая на красную кнопку, Унгерн отключил рацию, вытянул из под бумаг радиотелефон, выразительно посмотрел на меня. Я не менее выразительно ответил, но из палатки вышел. Я знаю, что генерал будет докладывать, но это вовсе не значит, что мне надо знать то, что скажут ему вышестоящие начальники. А их у нас много.

Пока генерал «разговаривал», я пошел к пролому в земле. Прапорщики, так и стоящие возле него (И чего, спрашивается, стоять? Чего охранять?), злобно покосились на меня (у одного под глазом расцветал фингал, второй прикладывал платок к разбитому носу – когда это я успел?) и, как по команде, сдвинулись, перекрывая мне доступ. Они что, решили, что я буду прыгать в пещеру?

– Разойтись! – рявкнул я и оба прапорщика отскочили в разные стороны. Даже и не знал, что так умею. Оказывается, умею…

Приблизившись к черному проему, выглядевшему особо мрачно на фоне еще белой опалубки, прислушался. Думал – услышу хоть какие–то стоны, всхрипы. Нет… Ничего. Услышал лишь далекий–далекий шум воды от протекавшей под землей речки. Зато до меня донесся запах взрывчатки, перемешанный с запахами крови и … смерти. Перемещаться ТУДА было бы равносильно самоубийству.

– Олег.

Не сразу сообразив, что к чему, я уставился на генерала.

– Я на тебя уже десять минут смотрю, – сообщил Унгерн.

– Да вот… – пытался я объяснить, но голос дал «петуха». Откашлявшись, сказал: – Думал, кто в живых остался… Но… – развел я руками.

– Я это уже понял, – кивнул Унгерн. – Некогда плакать. Пошли.

Мы вернулись в палатку. Генерал вытащил из походного сейфа флягу, потряс ею.

– Будешь?

Я только помотал головой. Не думаю, что станет легче. А если и станет, то ненадолго. Унгерн же, открутил колпачок, понюхал и сморщился. Завернул обратно и бросил куда–то под стол.

– Дурной пример заразителен, – констатировал генерал. Усевшись за стол, облокотился на карту: – Значит, так… Головы с нас снимать пока не станут, да и смысла нет – ребят этим не воскресишь. Приказано начать подготовку к плану «Б».

Я присвистнул. О плане «Б» мы с генералом и вышестоящим начальством говорили, но решили от него отказаться. Вернее, оставить в резерве. Но коли высокое начальство (очень высокое!) считает, что нужно к нему приступать – сделаем. Так сделаем, что ни одна тварь больше носа не высунет.

Когда лед «прихватил» воду, на Белое озеро согнали полицию, «Рыбнадзор» и даже охотоведов со всего Северо– Запада. Инспекторы, сами не понимавшие, почему Законодательное собрание области, на чрезвычайном заседании, вынесло решение о полном запрете рыбалки в зимний период, были вынуждены подчиниться указанию свыше и действовали согласно закона.

Уже на подъездах к Белозерску сотрудники ДПС останавливали подозрительные машины и, в нарушение всех правил и норм, обыскивали технику, изымая орудия лова. В случае неповиновения действовали просто и жестко – одного из авторитетов, пытавшегося «пальцевать», уложили вместе с«шестерками» в снег и продержали там два часа, а особе, приближенному к телу губернатора, позволившему себе проигнорировать пост, прострелили колеса. Бледного (вначале от гнева, затем от страха) чиновника долго и нудно допрашивал молодой человек столичной наружности и армейской выправки, выясняя – отчего ему не писаны законы и знает ли губернатор о самодеятельности подчиненного?

Подходы к озеру со всех сторон света были заблокированы сотрудниками полиции. Конечно же, полностью перекрыть все тропки и дорожки, ведущие к водоему в озеро в тысячу с лишним километров, не удавалось.Над озером зависали вертолеты различных окрасок – голубых, зеленых и красных, отыскивая запрещенные снасти и, неслыханное дело – ловцов на удочку или спиннинг, тихо–мирно сидевших над лунками и тогда в ту сторону устремлялись несколько снегоходов, где помимо инспектора были еще и люди с оружием.

Глава 23

Простые любители, ехавшие из Вологды, Череповца, Санкт–Петербурга, прочих ближних и дальних городов, ворчали и уезжали туда, где рыбная ловля победнее, но где ее не запрещали. Но рыбаки из Белозерска, Липина Бора, малоизвестных сел и деревень, для которых зимняя ловля – единственный способ обеспечитьсемью на весь год, отчаянно сопротивлялись. Они не только предупреждали соседей о приближении инспекторов, а вступали в драки, вооружались, пытались отстреливаться. Но победа, разумеется, всегда остается за государственными людьми, потому что они имеют серьезное преимущество в организации и вооружении.

Слухов и домыслов было много. Говорили, что по Волго–Балту везли цистерну с радиоактивными отходами, она затонула, а теперь не только запретят ловить рыбу, но и пить воду, а скоро эвакуируют и весь Белозерск. Говорили, что археологи откопали древнее Белоозеро, брошенное из–за чумы или скотомогильник, куда сносили скот, зараженный ящуром, а волны захлестнули заразу и смыли в озеро. Скептики на это лишь посмеивались, парируя, что Белое озеро с его притоками, живя в соседстве с Череповцом полста с лишним лет, уже настолько «нахимизировалось», что терять уже нечего и, какой–то там радиацией, тем более ящуром или чумой, не проймешь. Выдвигалась версия, что все Белое озеро сдано в концессию (продано олигархам, немцам!), которые запретили подпускать к нему жителей. Была и совсем сумасшедшая идея – мол, объявился народ, прежде именовавшийся чудью белоглазой и они, по примеру прочих, объявили о независимости, включив озеро в границы нового государства, а наша РФ решила, что проще отдать воду ее исконным обитателям, чем воевать.