Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 62

— Вы хотели сказать, хороший дракон?

Миротворец покачал головой.

— Это разные вещи. Забавно, но проблема Ёна в том, что он и то, и другое. Дракон Кореи известен жестокостью, хитростью и честью. Его боятся его враги, уважают соседи, его народ обожает его. Кроме избыточного интереса к коллекционированию смертных, его репутация дракона была безупречной. А потом появилась ты.

— Хотите сказать, что я испортила его? — с горечью спросила я.

— Нет, — сказал Миротворец. — Такой поворот событий заставляет меня хотеть его сильнее. Гордый и эгоистичный дракон не будет подвергать себя такой опасности из-за смертной. Мне ясно, что, что бы он ни говорил, Великий Ён сильно любит тебя, и будет величайшей трагедией воевать из-за такого красивого явления.

Я посмотрела на свои ладони. Я хотела верить его словам. Я была лишь человеком. Конечно, я хотела, чтобы отец любил меня. Но я уже много раз ранилась об это и не хотела обманываться снова.

— Вы ошибаетесь.

Миротворец отклонился в кресле.

— Как же?

— Отец меня не любит, — я сжала кулаки поверх дешевых грязных леггинсов. — Он хочет владеть мною. Я — его Опал, вещь, а не человек. Он делает это все не из-за того, что скучает и хочет видеть меня рядом. Он делает это, потому что только мне хватило смелости отказать ему, а он этого терпеть не может.

— Что ж, — медленно сказал дракон. — Он твой отец. Думаю, ты знаешь его лучше.

Я одобрительно кивнула, но дракон еще не закончил.

— Порой людей, к которым мы ближе всего, сложнее видеть правильно. Наши чувства могут мешать нам видеть то, что прямо перед нами.

Я в гневе сжала кулаки. Кем он себя возомнил, говоря мне это? Это была не мелкая семейная ссора, которую можно было исправить долгим разговором и объятиями. Отец пытался похитить меня! Но, пока я придумывала, как ему сказать, что он ошибался, не оскорбив, Миротворец поднял ладони.

— Понимаю, — сказал он с улыбкой. — Но, пока ты не отвернулась от меня, я могу задать вопрос?

Вряд ли это было хуже того, что он уже рассказал, так что я кивнула.

— Ты ненавидишь своего отца?

Я удивленно моргнула. Я не думала об этом раньше. Но теперь меня спросили, и ответ был очевидным.

— Нет, — сказала я. — Я злюсь на него, хочу, чтобы он прекратил, но я не ненавижу его.

— Почему? — спросил Миротворец. — Ты сказала, что он ужасно поступил с тобой. Я не могу снять с тебя проклятие, но многие драконы могут. Почему не продать его одному из его врагов и покончить с этим?

Я открыла рот, чтобы выдать привычную фразу, что я не хотела менять одного хозяина на другого, но слова ощущались как пепел во рту. Ситуации были разными, но то, как просто и прямолинейно он задал вопрос, напоминало доктора Ковальски, когда она требовала, чтобы я сказала ей правду. Я думала и тогда, и сейчас, что говорила правду, а потом спросила себя о правде — настоящей причине, по которой я старалась выполнить сделку, а не продала папу тем, кто был бы рад узнать о его слабости — и ответ оказался другим.

— Потому что он — мой папа.

Но я знала, что эти слова можно было поставить под сомнение. Родители не всегда были хорошими. Многие люди ненавидели своих пап, и на то были причины. У меня был повод, и, несмотря на все, что он сделал, сколько раз он топтал мою жизнь и звал меня щенком и разочарованием, я не смогла это сделать. Я не знала, любила ли его, но я не могла заставить себя ненавидеть его. Даже ради своего спасения, что было самым глупым моим решением. Я ожидала, что Миротворец так мне и скажет, но дракон, к моему удивлению, просто кивнул, его юное лицо стало старше от сочувствия, словно он знал, что я ощущала.

— Твой ответ дает мне надежду, — сказал он. — И я не верю, что Ён видит в тебе только вещь.

— Но это так, — возразила я. — Он сам так сказал.





— Не сомневаюсь, — ответил Миротворец. — Но ты должна знать, что слова и чувства дракона — разные вещи. Он может звать тебя вещью, но в каждом моем разговоре с ним — с первой встречи, когда он попросил дать тебе жить тут и до его заявления, что тот, кто тебя тронет, станет его заклятым врагом — Ён постоянно звал тебя своим ребенком. Ты не его по крови, но действует он так, будто ты — его любимая дочь, важнее огня или золота.

— Если это так, — прошептала я с дрожью, — зачем он делает это со мной?

— Не знаю, — сказал Миротворец. — Но, думаю, ты была права, сказав, что он хочет тобой владеть. Я вижу, почему ты не можешь терпеть этого. Никто не хочет быть вещью. Но для старого дракона, которого с рождения учили, что симпатия — это слабость, которая его погубит, желать камень безопаснее, чем любить дочь. Эту проблему он должен решить сам, конечно, и я не прошу тебя простить его. Просто… вам стоило бы поговорить.

— Я пыталась, — раздраженно сказала я. — Я сто раз пыталась, но он не слушает! Он просто кричит.

Рот Миротворца дрогнул.

— Ты кричишь в ответ?

Я посмотрела на свои ладони. Я… кричала на папу немного. Или много. Но я не была виновата! Он вел себя ужасно, злил меня этим. Я пыталась понять, как объяснить это Миротворцу, чтобы я не звучала как часть проблемы, но дракон встал из-за стола.

— Я не могу исправить то, что разбито между тобой и твоим отцом, — сказал он. — Только вы можете починить этот мост, и тебе нужно найти способ сделать это быстро. Все драконы мира встревожены из-за рынков золота, и они винят Ёна в этом. Уверен, ты ему сейчас не сочувствуешь, но слабый дракон опасен. Ён потратил почти всю магию, пытаясь держать тебя на поводке. В отличие от тебя, он не может просто взять еще магии. У него есть только огонь в нем. Когда это закончится, не станет и его.

— До этого не дойдет, — пообещала я. — Папа упрямый, но он не убьет себя ради моего проклятия.

— Может, не намеренно, — сказал Миротворец. — Но даже осторожные драконы способы творить глупости, когда отчаянно хотят победить.

Я опустила взгляд. Я все это знала.

— Просто поговори с ним, — сказал дракон. — Он все делает не так, но я уверен, что твой отец любит тебя. Ты сказала, что не ненавидишь его, это хорошее начало. Ён старый, его сковывают традиции. Он не сможет измениться первым, но ты — юна, ты — человек. Твой вид определяет весь мир. Ты можешь заставить упрямого старого дракона увидеть истину.

Я вздохнула.

— Это не сработает.

Миротворец пожал плечами.

— Может, нет, но я советую все равно попробовать, потому что ни один дракон под моим управлением не снимет с тебя проклятие. Я не буду воевать, потому что вы двое слишком упрямые, чтобы разобраться, как цивилизованные люди.

Это было справедливо, но:

— Что мне делать? Говорить с папой — хорошая идея, но я тут, потому что он пытается меня похитить. Это не дает шанса для переговоров.

— Ты можешь оставаться в посольстве, сколько хочешь, — предложил Миротворец. — Я не могу снять твое проклятие, но могу предложить убежище. И я обещаю, что тут тебе будет безопасно. Как бы он ни злился, твой папа не пройдет мимо всех нас, особенно в его нынешнем состоянии.

Мысль, что другой дракон узнает, как ослабел отец, нервировала меня, но я прогнала это ощущение с гримасой. Я не была в ответе за то, что он сделал с собой, я не была обязана оберегать его. Для этого были его послушные смертные. Я была свободна, и я не собиралась дрожать, прячась тут.

— Уверена? — прошептала Сибил. — Тут неплохо. У них есть бассейн, кафе и прочее.

«Это тюрьма», — подумала я.

— Все сразу не получишь, — рявкнула Сибил. — Даже если бы Миротворец был готов снять с тебя проклятие, твой отец не остановился бы. Он все равно гнался бы за тобой, пытаясь увести домой. Варианты — остаться тут и быть в безопасности в удобной клетке или выйти и рисковать. Тебе решать, но это не закончится, пока вы с твоим отцом не придете к решению.

Правда этих слов ударила меня как поезд. Я была в тупике, да? Я сосредоточилась на проклятии, как до этого на долге, но это были не те цели. Каждый раз, когда я доходила до цели, папа создавал следующую. Так он сделал с проклятием. Я могла пересекать все финишные прямые, какие хотела, но это никогда не закончится, пока один из нас не сдастся.