Спасите! Фриланс

Я даже не слышала свои слова. Возможно я кричала. Возможно матом.

Я объясняла Парамоновой, как она не права. Что мы можем смело пойти жаловаться в трудовую инспекцию. Что это не лезет ни в какие ворота. Что объем работ превышает все допустимые нормы. Что когда мы выходим на работу во внеурочное время, нам это не засчитывают. Зато обычные пустяки не прощают. Но говорила я это все конечно другими словами, эмоционально и с метафорами. Пыль столбом, документы летают по кабинету. Очнулась я, когда акт сверки плавно приземлился к моим ногам, прямо к моим туфелькам графитового цвета.

«У Людочки вчера были такого же цвета туфли» – почему-то подумалось мне. Никакую другую информацию мозг не захотел сейчас впускать, он цеплялся за эти туфли и надеялся проснуться. Но нет, это не сон, я снова сорвалась.

Парамонова несколько секунд молча открывала и закрывала рот, судорожно хватая воздух. На секунду мне показалось, что сейчас она грохнется в обморок. Интересно, если с ней случится сердечный приступ, я понесу наказание? Надо будет проконсультироваться у Андрюхи, он все-таки юрист.

Парамонова нахватала нужное количество воздуха и походкой разъяренного мамонта вышла из кабинета.

Я глянула на девчонок. У них были перекошенные от ужаса лица. Вчера Никитка смотрел мультик про Спанч Боба. Я ему не разрешаю, так он втихаря. Я зашла в комнату, он с перепугу поставил на паузу и у Спанч Боба получилось смешное перекошенное лицо. Примерно такие сейчас были у девочек из отдела.

– Ну ты даешь, – прошептала Шурочка.

– А как же ты теперь? – с ужасом произнесла Маша.

– А никак. Не могу я больше, – я спокойно складывала вещи в сумку. – Увольняюсь.

– Блин, но как же…

– Все нормально девочки.

– А кто за тебя теперь все будет доделывать?

– А пусть Парамонова и доделывает.

Глава 2. Привыкаю быть свободной

Семен воспринял новость хорошо, даже обрадовался.

– Это же здорово. Наконец-то ты дома, чувствую себя не бомжом, а семейным человеком, – говорил он, радостно закусывая борщ чесночной пампушкой.

Очень неожиданно именно сейчас появился насморк у сына Никиты. Пришлось не водить его в сад. Я представляла, как разрывалась бы между домом и работой, и словно в реальности видела перед собой недовольный взгляд Парамоновой.

Вечером я отправилась в торговый центр. Был еще не совсем вечер, часов пять – шесть, но люди уже возвращались с работы и заходили за покупками. Кругом предновогодняя суета. Покупатели снуют с пакетами, елками и мишурой, играет музыка.

На секунду мне показалось, будто я год где-то отбывала наказание, и вот теперь меня выпустили. За хорошее поведение. То есть, за плохое.

Дело в том, что из офиса мы раньше восьми давно не уходили. Да я уже и забыла, что вечером у людей еще бывает какая-то жизнь. Город у нас небольшой, поэтому то тут, то там мелькали знакомые лица. Неужели это со мной происходит?

– Оля, – радостно окликнул меня знакомый женский голос. – Оля, это ты?

Анжела, тоже коллега, только бывшая… Поза-поза-бывшая, или как это правильнее сказать. Ну это с той работы, которая была до, которая была до. Боже мой. Бедная моя трудовая. Сколько же в ней записей. И теперь прибавились еще.

– Привет, – ответила я.

– Ну как ты? Как дела? Ты с работы? Ты все там же, в типографии?

Я открыла рот и хотела сказать, что нет, теперь я свободный человек и у меня случились внеплановые каникулы. Но вместо этого мой рот промямлил «Да».

Мне вдруг совершенно не захотелось говорить, что я вот только что снова бомбанула калиткой. Я отчетливо ощутила, что это как-то неправильно. Что, наверное, это ненормально, если такая история происходит с тобой уже черт знает в какой раз за последнее время. И если я скажу о том, что опять свободна, как ветер в поле, меня тут же начнут жалеть. Передавать новости по знакомым, а те по своим знакомым. И, наверное, это здорово, когда сарафанное радио разносит вести, что ты в поисках. Чтобы быстрее найти. Но все же приятного мало. Особенно когда тебе тридцать шесть. Особенно перед Новым годом.

– Да, – ответила я, – с работы. – А ты как?

Вечером после ужина Семен по традиции расположился на диване. Я устроилась рядышком и рассказала, что видела Анжелу. А еще много елок и людей. И что мне немного страшно.

Семен не испугался.

Утром я проснулась уже без тревоги. На часах 10.15. Сыну не надо в сад, мне не надо на работу. Боже, какой кайф валяться в постели, когда приличные люди корпят над предновогодними отчетами.

Телефон подмигивает кучей пропущенных звонков и сообщений. Несколько от Андрея. Переживает, как я. Не впала ли в глубокую депрессию. Шлет мемы про котов и виртуальные шоколадки. «Доброе утро!» – вещает собачка с гифки, и это означает, что Андрей переживает, а возможно, даже жалеет меня. Ладно, разберемся потом. Что там еще?

Шурочка. Отдел кадров просил мне передать, что я могу забрать трудовую, они оформили все приказы. Отлично.

Девочки из отдела. Где у тебя файлы со сводками? Где у тебя акты? Да, разумеется, мою работу будет доделывать не Парамонова. Она взвалила это все на отдел. Наверное, я жуткая скотина, которая подставила коллег. Какой там у нас год по гороскопу, бычиный? Ну что же, очень даже в тему. Но нет, ни за что и ни за какие коврижки не позволю себе провалиться в депрессию. Не надо, я это уже проходила. В нее улетаешь очень-очень быстро, в одну секунду. А выбираешься год. Хорошо, если в одиночку выбираешься, без милых друзей по имени «невроз» «хроническая мигрень» и «пять лишних кг». Нет уж, в этот раз позитив. Все будет хорошо. Да, я, пожалуй, виновата, но что теперь поделать. Уже все случилось. Я не специально, чесслово.

Пока я бродила по комнате с телефоном в руках, под ногами по очереди терлись парочка моих котов, а еще Никиткины игрушки и носок Семена. А потом я споткнулась о мешки.

Это же вчера муж принес из подвала наше новогоднее богатство. Разобранную елку, которую мы третий год собираемся сменить на новую, а еще гирлянды и игрушки. Никита вчера два часа прыгал вокруг этих мешков диким зайцем и уговаривал меня начать украшательство прямо сейчас, в десять вечера.

Блин, Никита! Я же до сих пор не разбудила сына.

– Сынуля, вставай бегом! Пойдем наряжать елку!

Щелкнул замок, это Юля уже вернулась из школы, у них сегодня сокращенные уроки.

– Мам, вы что, еще не наряжали?

– Нет, тебя ждем, – на ходу придумала я.

Я еще без пяти минут служащий и мне стыдно дрыхнуть до обеда.

Через два часа квартиру было не узнать. На окнах красовались разноцветные снежинки, на потолке сияли гирлянды. Огни на елке мигают, как цветомузыка.

Новый год приближается, чувствуется, что уже вот-вот.

– Мама, а Дед Мороз мне подарит лего? – Никита оторвался от любимого елочного шара.

– Ты ведь написал письмо? Конечно! – я отворачиваюсь и прыскаю в ладошку. То самое письмо, которое я вытянула позавчера из морозилки (так мы отправляем письма деду морозу) – это просто шедевр. Никите шесть, он уже может писать печатными буквами. «Дарагой Дед Марос! Я хачу киндероф и лега дупло» – было написано в послании красным карандашом. Еще там было про то, какой он, Никита, славный малый, слушается взрослых и помогает, и что лет ему целых шесть. Подарки куплены и лежат на верхней полке в шкафу.

Остальные дни до Нового года пролетели как один. Каждое утро мне писал Андрей, присылал свое «Доброе утро» и спрашивал, как дела. Мне даже стало казаться, что он втайне завидует. Еще он писал днем, потом вечером. Иногда звонил и рассказывал байки про офис. Благодаря ему я оставалась в курсе текущих новостей и мне было не одиноко. Еще звонили девочки из отдела и спрашивали, как найти тот или другой документ, или как сделать какой-нибудь отчет. Изредка они вскользь упоминали про Парамонову сама я не спрашивала, не очень-то хотелось.

Юлька писала контрольные за четверть, мы таскались с Никитой по утренникам. Впервые за два года мы спокойно обошли все, что было в городе. Я выкладывала в соцсетях фото. Вот сын возле большой елки. Вот мы катаемся на оленях. Вот мы в резиденции Деда мороза. Вот то. Вот се.