Страница 6 из 15
На кособокой, но широкой и еще крепкой скамейке расстелила бумажные полотенца, выставила баночки с мясным пюре для детского питания, сделала несколько бутербродов со вчерашним хлебом, вскрыла упаковку с печеньем и добавила две бутылочки с детской водой. Пить воду из колонки не решилась.
Шерри терлась о ноги и яростно просила угощения. Все в молчании сосредоточились на еде. Слышался только хруст печенья и довольное урчание котенка.
После перекуса Катя, расстелив плед, усадила дочку на скамейке, прикрыла ветровкой и покрепче прижала к себе. Измученная Сонечка задремала. Шерри спряталась под скамейку и затихла.
Катя сидела и смотрела на пробивавшееся сквозь тучи, клонившееся к закату солнце и ни о чем не думала. В голове разрасталась пустота. Хотелось уснуть крепко-крепко. И не просыпаться. Никогда!
Вдруг где-то рядом неожиданно проголосил петух. Она вздрогнула. Присутствие жизни взбодрило ее лучше, чем чашка крепкого горячего кофе. Уснуть навсегда вдруг резко расхотелось.
«И вообще, – протестующее дернулось сознание, – это трусость, а не выход». Перед мысленным взором нарисовалось злое самоуверенное лицо отчима.
Катя свободной рукой сложила кукиш и вскинула перед собой: «Фиг вот тебе, козел! Не вернусь ни за что, не дождешься!»
Внезапно она похолодела: «Мама ждет звонка. Как я могла забыть!». Стараясь не разбудить дремавшую Сонечку, достала смартфон. В углу экрана предательски высвечивалась тонюсенькая полоска зарядки.
У Кати сжалось сердце: «Что делать? Бежать по селу и просить кого-то поставить телефон на зарядку? Начнутся расспросы, любопытные взгляды. К объяснениям она не готова, не до объяснений ей!»
Вдруг ее озарило: «Вот бестолковая! Не в обморок быстрее падать надо, а учиться соображать! Эсэмэску отправлю, уж на это точно остатка зарядки хватит».
Через минуту скупое сообщение улетело. Телеграфным стилем она сообщила, что доехали нормально, о подробностях позвонит завтра. Катя облегченно вздохнула – как гора с плеч!
День катился к вечеру. С леса веяло острым ароматом отцветавшей черемухи и влажной прохладой.
«Что же, пойду на разведку, – Катя решительно встала. – Не смогу попасть в дом, попрошусь к кому-нибудь на ночлег».
Воспоминание о деньгах «свекрови» придавало уверенности.
Она сноровисто открыла баул с теплыми вещами. Разбудила и тепло одела Сонечку. Потом переоделась сама в теплый флисовый брючный комплект, а дорожные брюки и рубашку плотно свернула и спрятала под скамейкой. Сходила с дочкой под кустик и строго запретила ей отлучаться от скамейки:
– Смотри, отсюда никуда! Это тебе не песочница у нас на детской площадке!
Дочка росла послушным ребенком, и Катя скрепя сердце решилась оставить ее на несколько минут одну, без присмотра.
Катя вновь вошла во двор.
Дом из белого силикатного кирпича, когда-то любовно оштукатуренный и побеленный, без хозяйского догляда выглядел грустным и неприкаянным. Побелка неопрятно посерела от времени, стены прорезали молнии трещин с вываливающейся местами штукатуркой.
Она внимательным взглядом окинула дом – что-то зацепило сознание, но ускользнуло. Пригляделась пристальнее. Вот оно! Радостное озарение нахлынуло теплой волной. По периметру здания плотно прилегала труба, одним концом проникая внутрь, а другим по опорам уходила через огороды к соседнему дому. Опоры и трубы, выкрашенные тусклой зеленой краской, плохо проглядывались среди листвы.
«Газ!!! Мама ведь говорила! Слава Богу, хоть газ здесь есть!!! – облегченно подумала Катя. – Нагреем воды, намоемся, чаю попьем и спать, спать! Остальное завтра!» – радостные мысли закружили в уставшей голове.
Воодушевленная, она решила посмотреть, что за домом. Пересекла плотно заросшее одуванчиками и островками молодой крапивы пространство и уткнулась в крепкий из широких потемневших досок сарай, крытый заросшим лишайником шифером. За сарай вела еле угадываемая в траве тропка.
«Ладно, гляну, что там и быстро назад, Сонечка ждет», – тревожно опомнилась от своих изысканий Катя.
За сараем когда-то сажали огород. Обширный участок, огороженный с трех сторон провисшей ржавой сеткой-рабицей на покосившихся столбах, пестрел одуванчиками среди зарослей поднимающейся молодой травы. Катя развернулась и вихрем побежала назад.
Нога вдруг зацепилась за какую-то невидимую железяку, и Катя растянулась во весь рост. Руки утонули в молодой крапиве, помутилось в глазах от жгучей боли. Она громко использовала весь запас матерных слов, которые когда-либо слышала, но до сего дня не пользовалась. Как-то причины не было! «Все когда-то случается впервые, вот уже и матерюсь!» – философски размышляла Катя, с ужасом разглядывая руки, на которых «распускались» волдыри крапивных ожогов.
Она дошла до калитки и остановилась как вкопанная. От скамейки доносился резкий женский голос. Сонечка с кем-то разговаривала. Катя прислушалась.
– Бабушка, смотрите, это Шерри. Мама сказала, что этот котенок – девочка. Правда, хорошенькая?! – Сонечка вопросительно посмотрела на полноватую старую женщину в застиранном синем шерстяном спортивном костюме и темной безрукавке поверх. На голове старухи пламенел красный платок с огуречным орнаментом, на ногах чернели резиновые калоши.
Старая женщина усмехнулась:
– Муська это моя! Ее мать притащила в конце зимы. Оставила я Муську-то, порода уж больно хороша – мышей и крыс дочиста изводят.
Сонечка растерянно хлопала глазенками.
– А ты, деточка, здесь одна? – в голосе старухи слышалось подозрение.
– Мама сейчас придет! Она дом пошла смотреть. Мы будем теперь здесь жить, – бесхитростно выбалтывала семейные секреты дочка.
– Вот те раз! – ошеломленно протянула старая женщина. – Ну, посмотрим, что за мамка у тебя, – и решительно направилась к калитке.
Катя оцепенела, от волнения жарко загорелось лицо.
– Здравствуйте, извините… – забубнила она, лихорадочно подбирая слова для объяснения.
Старая женщина молча кивнула, разглядывая Катю выцветшими глазами.
Вдруг в ее лице что-то неуловимо изменилось, и она что есть силы распахнула калитку.
– Паспорт давай сюда! – скрипучим голосом скомандовала старуха.
– А зачем? – испуганно вскинулась Катя.
– Давай, а то участковому позвоню! Ишь, шныряешь на ночь глядя, да еще с дитем. Кто знает, что у тебя на уме?!
Катя трясущимися руками протянула паспорт.
– Так значит, – старая женщина подслеповато уткнулась в документ, – Рябинина Екатерина Юрьевна…
Дальше произошло то, чего Катя никак не ожидала. Цепляясь за сетку ограждения, старая женщина с трудом дошла до скамейки и забилась в глухих безмолвных рыданиях.
– Что с вами, бабушка? Плохо вам? – она до смерти перепугалась. Протянула старухе бутылочку с остатками детской воды. – Как зовут вас? А то как-то неудобно…
Старая женщина молчала. Она отхлебнула несколько раз из бутылочки и судорожно вздохнула. Потом обтерла губы и лицо концом головного платка и, глядя на Катю беспокойным взглядом, заговорила:
– Любовь Павловна меня кличут. А для тебя я – баба Люба. Господи, я как увидела тебя поближе, сердце так и ворохнулось. Глаза-то, глаза – с Юркиными один в один! Я такого раскраса темно-синего, блескучего ни у кого больше не видела. Только у Юрки, отца твоего, да у тебя еще! – От волнения лицо и шея бабы Любы покрылись красными пятнами, на лбу выступила испарина. Немного помолчав, она продолжила: – Дом-то этот Клавдии, тетки Юркиной, соседки моей, подружки задушевной. Одиноко Клавдия жила, замуж не выходила. Юрку она очень любила, да вот только разбился он… Она тебе дом-то и отписала… Людмила, мама твоя, приезжала, когда Клавдия документы оформляла. Давно это было.
Старая женщина в очередной раз вздохнула.
Сумерки сгущались, от земли потянуло холодной сыростью. Сонечка сидела на скамейке и ласково что-то шептала котенку на ушко, но чувствовалось, что она устала.
Катя решилась.
– Баба Люба, пожалуйста, откройте нам дом. Надо занести вещи. Да, и койку нужно принести с дороги! – внезапно вспомнила она. – Вы поможете мне принести ее?