Страница 1 из 138
ПРОЛОГ
в котором беседуют сильные мира сего
— Государь готов принять вас, сударь, — сухо бросил Романову бессменный заведующий Собственной Его Императорского Величества канцелярией граф Алексей Разумовский — преклонного возраста сухопарый господин с нелепыми, торчащими в стороны жиденькими усиками и маленькими злыми глазками.
«Сударь»! Совсем недавно эта конторская крыса величала его не иначе как «Вашей Светлостью», да при том еще и ловко сгибаясь, словно складной аршин, в глубоком поклоне! А нынче духов бюрократ совсем страх потерял, каналья! «Ну да ничего, пусть. Даст Ключ, поквитаемся и за сие…» — мысленно поставил себе жирную «галочку» опальный Светлейший князь.
Не удостоив нахала-графа ответом, он шагнул к дверям тронного зала. Однако распахнулись те перед ним не сразу, заметно повременив — еще одно изысканное унижение, организованное мелочным Разумовским. Романов лишь брезгливо поморщился, да и эту его гримасу граф Алексей сумел бы заметить, разве что прибегнув к технике кривого зрения.
Когда несуразная пауза у входа затянулась вовсе уже до неприличия, искусно инкрустированные створки наконец дрогнули и принялись неспешно открываться.
— Светлейший князь Всеволод Романов, губернатор Забайкальского края — по делу государственной важности! — громогласно возвестил императорский генерал-адъютант по ту сторону дверей.
Машинально одернув форменный китель, Романов вступил в зал.
Его Величество Борис VIII восседал на золотом троне, вознесенном на семиступенчатый подиум и укрытом бархатным балдахином. Еще с противоположного конца зала опытный глаз бывшего Главы Кабинета министров безошибочно определил, что Государь соизволил присутствовать лично, а не отделаться от визитера фантомным изображением. Без сомнения, это являлось добрым знаком.
На Императоре был белый парадный мундир — тот самый, в котором Бориса VIII чаще всего изображали на официальных портретах — но без орденов и лент. Длинные волосы Его Величества, темно-русые с проседью, лейб-цирюльник незатейливо заплел в некое подобие косички — что называется, «по-китайски», хотя в самой Поднебесной такая мода давно ушла в прошлое. Ни короны, ни даже легкого венца Государь надеть не потрудился.
Все это в совокупности, пожалуй, подразумевало неформальный характер аудиенции. Что ж, тем лучше.
Чинно пройдя через зал, Романов, как и предписывалось придворным этикетом, остановился в трех шагах от подиума — аккурат между двух грозных с виду стражей в алых мундирах Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Так-то, в случае заварухи, Светлейшему князю оба они были бы не соперники, но наверняка здесь дежурили и другие охранники — на галерее наверху, позади трона, за мраморными колоннами возле стен, а возможно, и просто рассредоточенные по залу — под мощной маскировкой. Высматривать их Романов, разумеется, не стал, как и выискивать защитные артефакты, безусловно, имевшиеся тут в немалом числе: во дворец он сегодня явился не для открытого боя — в любом случае безнадежного.
Хотя, конечно, небезынтересно — чисто теоретически — как бы все обернулось, доведись ему и впрямь сойтись с Борисом в поединке один на один, без вмешательства охраны. Государь — секретом это не являлось — отнюдь не был самым могущественным магом Империи. Выдающимся — наверное, но точно не величайшим. Как, собственно, и многие его предшественники на этом троне. Некоторых из их подданных, кстати, данное обстоятельство в немалой степени смущало. Идея, что власть в стране должна принадлежать лучшему из лучших, в русском обществе всегда была популярна: когда-то именно на этом основании взошел на престол Борис I Годунов, а за столетия до него — легендарный Рюрик Чародей.
Двести лет назад под лозунгом установления в России выборности верховного правителя даже случился мятеж гвардии — в итоге, впрочем, подавленный, пусть и не без труда. К слову, в среде участников оного восстания немаловажную роль играл прямой предок нынешнего Главы Кабинета министров графа Бестужева-Рюмина. Род его тогда надолго утратил былое влияние — но вот, глядишь ты, нынче снова вознесся на самый верх.
Так что не стоило отчаиваться, вернет свое и он, Романов. И если сегодня ему удастся осуществить задуманное, первый шаг к вершине будет сделан.
Светлейший князь склонился перед троном в почтительном поклоне — но почти тут же вновь с достоинством выпрямил спину и выжидающе воззрился на Государя.
В свою очередь Его Величество с четверть минуты со скучающим видом и в полной тишине поглядывал с верхотуры на опального сановника, затем таки соблаговолил нарушить молчание.
— Рад вас видеть, любезный племянник, — искренне-равнодушным тоном бросил Государь.
Родство между шестидесятилетним Борисом и Романовым было, конечно же, далеко не столь близким, в возможной очереди к престолу Светлейший князь не входил и в первую дюжину потенциальных претендентов, но все же некие кровные узы здесь и впрямь имели место.
— С чем пожаловали? — задал между тем вопрос Император.
— С недоброй вестью, Ваше Величество, — повторно поклонившись, промолвил Светлейший князь. — Весьма недоброй.
— Вот как? — без особого интереса переспросил Борис. — И что же сие за весть?
— Мой Государь, могу я смиренно просить о конфиденциальном разговоре? — поинтересовался на это Романов.
Император небрежно повел рукой — по-прежнему с безучастным выражением на лице — и Светлейший князь почти физически почувствовал, как от застывших на посту невозмутимых стражей его отделил незримый, но непроницаемый для всякого звука магический полог.
— Вас слышу только я. Говорите.
— В Империи измена! — вздернув подбородок, незамедлительно заявил Романов.
— В самом деле? — усмехнулся Борис, впервые за время аудиенции продемонстрировав, пусть и мимолетно, живость эмоций. — Так вы, выходит, пришли с повинной?