Апокалипсис всегда

Крюков канал – (если что) – продолжался. Шагов через восемь, Варя ткнула пальцем:

– Смотри какие красавчики!

Дорогу перекрыли бессчётные голуби (скорее сизые менты): от первого же шага – они вспорхнули веником. Варя чуть не завизжала от восторга – Будимир повёл вопросительной бровью.

Брусчатка сделалась плиткой, стеклянный мост навис над головами на ниточках – он соединял новую Мариинку и старую – позеленевшую от досады.

– Уже театры?.. Ахринеть! – Варя подхихикнула: – Не понимаю я нелепости больших городов, не понима-аю!.. – Будимир покосился недоумённо. – Это Аврора так говорит. – Она уставилась под ноги и покивала. – Так что как-то вот так…

У театра курили солидные гардеробщики с метрдотельскими эполетами, а сверху кто-то разодрал облака и солнцем залупил – по окнам, по во́лнам, по глазам! Варя с Будимиром перебежали жуткую дорогу – и уставились на виолончелиста с футляром, который переходил её медленно: со вкусом: безмятежно

– «Оптика», – прочитала Варя ещё. – Набережная Крюкова канала три…

Тут вырос новодельный серый дом с понтами: Варя засмотрелась на него (и волосы – дым, и ямочки – дым, и слова её – дым):

– Так удивительно всё, так интересно!..

– Ты можешь, пожалуйста, помолчать?? – Будимир судорогой остановился, и только потом понял, как громко сказал.

Варя смолкла. Слышно было корабельную экскурсию:

– А справа от нас – великолепный представитель…

– Извини, – потупилась Варя (и обиделась – со знанием дела).

Будимир – не глядя – зашагал.

Уголком по мостам. Справа – (панорамою) – Исакий врезан над ползущими домами.

В молчаливом созерцании – встали на мостик. Облокотились.

– Ты знаешь, к чему арбузы снятся? – Варвара повернула лицо (такая бессмысленно полная жизнью).

Будимир задержал дыхание и отсчитал пять секунд.

– Ну? – сказал он.

– Если просто арбузы – приятствие, если ешь – печальное приключение.

– Какая хуйня!! – не выдержал Будимир. – В жизни арбузы не снились!

– А мне часто… Будешь банан?

– Нет, спасибо.

Сама Варя банан есть не стала, а достала резинку и ухватила чёлку в хвост-ананас.

Будимир молча кивнул и пошёл.

– Ты где эту дрянь вообще вычитала? – спросил он строго

– В гадальной книге. – Варя поравнялась. – Старая-престарая – тыща восемьсот что-то там. Ты в антикварке спёр и мне подарил.

– Да я, блин, джентльмен…

Справа потянулось поджарое здание в кирпичном мундире, а за каналом – матёрые корпуса, бумажные гирлянды, деловитые утки и ветки – мочат ножки в водице. Как-то сразу – всё задышало еле теплящейся осенью.

– Нагулялалася́!.. Ну всё – на работу пора. – Варя встала возле моста с мелкой решёткой и дверкой для сотрудников.

– А. Ладно… – Удивлённо, Будимир остановился тоже (как-то привык, что рядом Варя болтается). – А ты разве… не на дому?

– Не-а. У нас на Новой Голландии студия.

– Ну тогда покедова.

– До встречи!

Будимир косо обнял Варвару и расслышал сладкий запах её роскошных волос: он похлопал её по спине (по-братански) и как-то случайно, сам не заметя, – подставил в её протянутую ладошку свой локоть.

Он резко отдёрнулся и пошёл – не оборачиваясь, заплетаясь от злости.

                     ЧШШШ

                    Как ты можешь смотреть на Неву,

                    Как ты смеешь всходить на мосты?

                        А.А. Ахматова

(– Эй! Ну чего ты злишься?)

– Думаешь, я не заметил, как ты ей мой локоть подсунул??

(– Мне нужен был конфликт.)

– А Аврора тоже конфликт?

(– Понимаешь – без этого напряжения просто нечего было бы рассказывать. И тебя, кстати, тоже не было бы.)

С стеклянным глупым кубом, выросла площадь Труда, дворец: и где-то за крышами – торчал забытый чёрный куполок. Будимир нырнул в Галерную, и увидел – решётка; прошёл дальше – решётка. Он собрался уже лезть, но наткнулся на назидательную надпись:

                     НЕ ССАТЬ

– Уж и поссать нельзя… – проговорил он, отходя.

(– Воспринимай это как скромную попытку ободрить! А вообще – вон там, через дорогу есть «Теремок», не обязательно ломиться с этой целью в особняк Румянцева.)

– Какой зануда меня пишет! – Будимир вернулся на скученную улицу: он не захотел идти по загончику из жести (строительные работы), а пошёл по обочине – машинам в лицо.

(– Я не зануда, просто объясняю, почему там забор. А так – ты мог и перелезть, там милый жёлтый дворик и ренессансный балкончик, – но по плану сцена с двориком у нас дальше.)

– Да лучше б я в тюрьме отсидел…

(– А ты сидел.)

С Невы ударило раздирающе-свежим ветром: Благовещенский мост – встречал Будимира.

– Прости, я не расслышал, – сказал он, заправляя футболку в джинсы.

(– Говорю – ты уже отсидел: в Индии, полгода. Тебе подкинули героин, но ты бежал из тюрьмы и пошёл торговать по-настоящему.)

– Чего-о-о???

По пыльному мосту, за руки, шли парень с девушкой, – от крика они разлетелись по сторонам. Будимир – на пьяных шагах – прошёл мимо.

(– Ну да. Потом ты уехал в Перу, и где-то в джунглях прошёл церемонию айяуаски: ты выпил десять чашек, – но тебя не взяло. Шаман сказал, что в жизни такого не видал, а ты, ненормальный русский валенок, вали-ка на четыре стороны. Тогда ты отправляешься добывать золото в Ла-Риконаде, но не утерпев до конца смены, грабишь надзирателей и бежишь.)

– Потрясающе!!

(– Затем покупаешь билет до Непала, там встречаешь Варвару, проезжаешь с ней всю Азию автостопом, во Вьетнаме её бросаешь, отправляешься в Москву, знакомишься с Волочаем, и вы вместе едете в Сибирь, заниматься работорговлей…)

– Тебе не кажется, что перебор? – Будимир весь ёжился от ветра.

(– …скрываясь от полиции, ты бежишь обратно в Перу, связываешься с колумбийским картелем, какая-то крупная сделка срывается, ты крадёшь чемодан с кокаином, на товарняках проезжаешь всю Южную Америку, устраиваешься на китобойное судно, пересекаешь Атлантику – и вот, ты в Питере.)

– Пишу иконки, чищу душонку… Балдёж, Автор, просто гениально! Ты предысторию собирался отдельной брошюрой издавать?

(– Я больше рассчитывал на флэшбеки.)

Мост всё не кончался – Будимир повернул к балкончику и уставился на Неву во всей широте. Поражённые, улетали облака-цеппелины, заворожённо – смотрелось бесстыже-голубое небо; а мальчишистые домики столпились как на выставку (попробуй угадай где что) – и злой коготь Лахты над ними. Нева – в запоздалых зубьях льда – шла спокойная: густая, статная, огромная (и солнце тонет в её пучине, в её мираже) – всё ширясь, ширясь, покуда не начнутся краны, трубы (а ночью зажигаются мосты и рыжие огни другого берега подтёками стекают). Что в эти серебристые волны ни брось – всё унесёт: в Финский залив, в Балтийское море, за Копенгаген, за Англию –раствориться в солёных валах океана…

Будимир равнодушно плюнул вниз. Харчок летел так долго, что он успел почувствовать себя дедом (груз приключений навалился на спину).

– Ну всё равно – в вебкам Варю как-то жёстко отдавать… – проговорил он, следя как харчок теряется в Неве.

(– И тем не менее, ты это сделал.)

– Я что – совсем мудак?

(– Получается, что так.)

Он задумчиво глядел в чалящиеся по чёрной воде льдинки (на самом деле – Нева, конечно, была зелёная):

– Даже прошлое мне не принадлежит…

(– Если бы не этот контур и обусловленность им, тебя бы вообще не существовало… Ну то есть, грубо говоря, – я могу наслать на тебя рой саранчи, но не могу заставить отважно отмахиваться.)

– А почему не бабочек?

Будимир отлип от пронзительно-свежей Невы и пошёл дальше – под ногами мелькнули разводные зубья: он почему-то вдруг вспомнил:

– Ты ещё что-то про схему говорил… или про план?

(– А, это… Ну смотри. Всё что ты видишь – мои декорации, схема. Твои действия – её искажение. А сам я тут – так – мимоходом, в скобках: что-нибудь уточнить, поправить, если ты пропустил. Пока не обращусь к тебе.)