Страница 14 из 15
– А глаз?
– Алиби. Я думал, ты сразу врубился
Только сейчас Будимир заметил, насколько сумрачно в комнате – он решительно отдёрнул занавеску. Свет вонзился в глаза (Волочай зажмурился), а комната обрела ещё более убогий вид.
– И чего ты припёрся тогда? – бросил Будимир (но решительность тут же пропала). – В смысле: не то что я тебе не рад…
– Ващет, у нас план был.
– Какой план?
– Сначала стрижём бабос с чуваков, которые иконы подменили, потом забираем у них наши иконы и возвращаем Бодуницкому, говорим, чтоб гнал лаве, а сами – продаём те угарные иконы коллекционерам.
– А как мы наши-то возвращаем?
– Ты сказал, чё-нибудь придумаем, хах.
Будимир подавился и снова засмеялся как девочка. Волочай заржал тоже (но осторожно – как бы подглядывая).
– Ну это как-то совсем по-мудацки, – сказал Будимир и допил бульон.
– В смысле? – Волочай давно уже сидел над пустой кружкой. – Ты ж у нас главный таф гай… Или как ты тогда в Туруханске говорил?..
– А! – фальшиво поддакнул Будимир и хлопнул по колену. – Когда в избе мороз пережидали?
– Ну да. И ещё партия эта была, азиатская. – Волочай ухмыльнулся нехорошо. – Помнишь эту девочку киргизскую, а? Помнишь? Я до сих пор забыть не могу. Вот за это реально совестно.
Будимир не выдержал и расхохотался (кровать затряслась вся):
– Тебе – совестно??
Волочай сентиментально сдвинул брови и замотал лицом:
– Ващет, я честный и справедливый.
– Ты?? Справедливый???
– Ну хорошо: с честным-то ты не споришь? Хах! – Волочай почесал хрустящую щетину. – Ну да. А ты тогда мне в Туруханске и говоришь: «Воля любое решение делает правильным».
Будимир хмыкнул (но как-то неловко):
– Ну – надо же было что-то сказать. – И кивнул на кружку. – Доставай свои влажные салфетки.
– Я что – педик, по-твоему, влажные салфетки таскать?
Довольно внимательно – Будимир его осмотрел:
– Да нет, наверное… А зачем соврал?
– Да хэзэ. Лапшу хотел прост.
Щёлкнув чайник, Будимир пропрыгал к рулону туалетной бумаги:
– Погоди, но я всё ещё не догоняю. Ты теперь видишься с чуваками и забираешь деньги?
– Не-е-е-ет, ты всё перепутал: видишься ты.
– Почему я-то?
– Ну ты ж за иконы шаришь.
Надраивая кружку туалеткой, Будимир (на секунду) задумался:
– А знаешь что… Скажи, чтоб они приходили в «Ионотеку» сегодня. Часов в десять – или типа того.
– А чё там?
– У друга концерт. Ну, он рэпер – помнишь, я говорил?
– А тёлки будут?
С акцентированной тяжестью, Будимир поднял взгляд:
– Нет, Чайка. Не будут.
ЧШЧ
– Ты мне правду-матку не режь, и я те-
бе резать не стану.
К. Воннегут. Сирены Титана
– А-а-а… Филологиня твоя? Ну я так и подумал.
– Она культуролог, – поправил Будимир.
– А лучше всего помогает в таких ситуёвинах с филологинями – это поёбывать других баб…
Будимира передёрнуло. Но тут же – у него шевельнулась гаденькая мысль, что (гипотетически (в какой-то параллельной вселенной (может быть, когда-нибудь), хотя конечно, вряд ли), но всё же) Волочай может быть прав.
Очень заметив это, Волочай заржал:
– Хах! Ну камон! Тень никто не отменял – Фрейда почитай. Ты ведь точно такой же, с-ка: ты же тоже на «Бентли» хочешь покататься!
– Я тачки не люблю. – Будимир внимательно осматривал блеск кружки.
(– И проехал половину мира автостопом…)
Разлили кипяток и легли с чаем. Со шкафа всё так же смотрел – с пучком бороды, сухощавый, истерзанный, смуглый (Будимир пока ещё только вохрил), вроде бы и светящийся, но всё же слишком по-человечески, – Христос.
Волочай шумно хлебнул и поставил кружку на живот:
– И чё им иконы эти староверские не понравились? Это типа какой-то офигенно крутой Бог, который сначала говорит: да, да, нормалёк, а потом – не, давайте лучше без собак? Ну рили, это уже не каноны получается, а мода.
– Ты говоришь очень буквально. – Будимир кротко улыбнулся. – Смысл иконы не в изображении – тут просто точка контакта. Потому что не ты смотришь на икону, а она на тебя. И икона – буквально является иконописцу. – Он прихлебнул. – Этот Спас, например, один из древнейших: я где-то читал, что первый раз он буквально на платке проступил.
(– В статье на «Википедии» ты читал!)
– Ну такое, такое… – потянулся Волочай. – В семинарии нам то же самое затирают… Но протестанты как-то более трушные в этом плане. Ну или мусульмане, там.
Будимир не обращал внимания – он смотрел на икону и думал, как бы её подправить (конечно, надо заново писать, но это краски заново делать и опять доску левкасить; или вообще бросить нафиг? но заказали же).
А Волочай держал кружку на животе и слегка пружинил ногами.
– Слушай, Будка, займи десять кэсов, – сказал он (как бы невзначай).
– Ты чуваков дождаться не можешь? Мне за квартиру платить.
– За такой плэйс? Да в этой халупе вообще бесплатно селить должны!
Хлебнув чаю (обжигает не хуже водки), Будимир спросил:
– А зачем тебе?
– Да на муку. А то собирался в выхи с двумя мадам зависнуть. – Волочай оглядел кружку лукаво (как бы рассеянно). – Ну… или ты можешь сразу порошочка отсыпать, если не жалко, конечно… Я потом деньгами верну.
Будимир уже привык не всё понимать, так что молча пил чай и смотрел на икону.
– А я вот думаю иногда, – заговорил он вдруг, – а если бы мы с отцом росли – мы были бы какими-то другими или нет?
– Какими другими? – Волочай устало похрустел шеей.
– Ну. Не такими потерянными, что ли…
– Хах! Не знаю, как ты, а я очень найденный. Просто лежу – и кайфую от жизни!.. Хотя десяточку бы сейчас хорошо, хорошо… – Он потянулся и (заразительно) зевнул. – Внатуре, надо было видеоблоггером становиться.
– А почему не рэпером?
Волочай вдруг сбросил всё ехидство:
– Мне было бы стыдно.
Допив два глотка, Будимир понял, что хочет в туалет:
– Ща вернусь.
– Агась.
Он сполз с кровати, прошёл по кромочке и в коридор. Туалет был выдержан в коммунальном духе: на крючках разноцветные стульча́ки (у каждого свой), на бачке – книжка про Французскую революцию (обрюзглая). Едва затворилась дверь, Будимир забыл о Пульхерии Ивановне напрочь и заорал в полный голос:
– Слабый ход, Автор! Ну просто слабый.
(– Какой ещё ход?)
– Отправлять сыщика гоняться за собственной жопой. Всё, блин! Закрыто дело! Вяжите меня, офицер!
(– Если что, ещё есть Чуваки – про которых ты, кстати, так и не спросил. Ты вообще сюда по делу зашёл или так, поболтать?)
Будимир рассеянно схватился за ремень:
– И где эти иконы вообще искать?.. Какого хрена этим занимаюсь я?
(– Ну слушай, помимо расследования дела об иконах, ты ведь расследуешь и свои мотивы: пытаешься понять, кто ты.)
– Да понятно всё – шизофреник.
(– Или пророк.)
– Неканонический, ага.
Нажав на спуск, Будимир отряхнул руки и вернулся в комнату. Кровать была пуста (занавеска насмешливо пританцовывала). Будимир обошёл кровать и выглянул в окно: голый переулок, пара машин.
– Только не говорите, что…
Он кинулся к куртке – десяти тысяч в нагрудном кармане (разумеется) не было.
ЧЧ
«А вредны льстивый друг, двуличный друг
и друг красноречивый».
Конфуций. Суждения и беседы
– Твою ж ты ж мать!! – вскрикнул Будимир, выхватывая телефон, и раз восемь набрал Волочая.
– Вызываемый вами абонент находится вне…
Он швырнул «Нокию» в стену – та разлетелась на корпус, аккумулятор и крышечку. Будимир совестливо всё собрал, включил (тю-дю-дю, тю-ту) – и с головой забрался под кровать.