Апокалипсис всегда

– А глаз?

– Алиби. Я думал, ты сразу врубился

Только сейчас Будимир заметил, насколько сумрачно в комнате – он решительно отдёрнул занавеску. Свет вонзился в глаза (Волочай зажмурился), а комната обрела ещё более убогий вид.

– И чего ты припёрся тогда? – бросил Будимир (но решительность тут же пропала). – В смысле: не то что я тебе не рад…

– Ващет, у нас план был.

– Какой план?

– Сначала стрижём бабос с чуваков, которые иконы подменили, потом забираем у них наши иконы и возвращаем Бодуницкому, говорим, чтоб гнал лаве, а сами – продаём те угарные иконы коллекционерам.

– А как мы наши-то возвращаем?

– Ты сказал, чё-нибудь придумаем, хах.

Будимир подавился и снова засмеялся как девочка. Волочай заржал тоже (но осторожно – как бы подглядывая).

– Ну это как-то совсем по-мудацки, – сказал Будимир и допил бульон.

– В смысле? – Волочай давно уже сидел над пустой кружкой. – Ты ж у нас главный таф гай… Или как ты тогда в Туруханске говорил?..

– А! – фальшиво поддакнул Будимир и хлопнул по колену. – Когда в избе мороз пережидали?

– Ну да. И ещё партия эта была, азиатская. – Волочай ухмыльнулся нехорошо. – Помнишь эту девочку киргизскую, а? Помнишь? Я до сих пор забыть не могу. Вот за это реально совестно.

Будимир не выдержал и расхохотался (кровать затряслась вся):

– Тебе – совестно??

Волочай сентиментально сдвинул брови и замотал лицом:

– Ващет, я честный и справедливый.

– Ты?? Справедливый???

– Ну хорошо: с честным-то ты не споришь? Хах! – Волочай почесал хрустящую щетину. – Ну да. А ты тогда мне в Туруханске и говоришь: «Воля любое решение делает правильным».

Будимир хмыкнул (но как-то неловко):

– Ну – надо же было что-то сказать. – И кивнул на кружку. – Доставай свои влажные салфетки.

– Я что – педик, по-твоему, влажные салфетки таскать?

Довольно внимательно – Будимир его осмотрел:

– Да нет, наверное… А зачем соврал?

– Да хэзэ. Лапшу хотел прост.

Щёлкнув чайник, Будимир пропрыгал к рулону туалетной бумаги:

– Погоди, но я всё ещё не догоняю. Ты теперь видишься с чуваками и забираешь деньги?

– Не-е-е-ет, ты всё перепутал: видишься ты.

– Почему я-то?

– Ну ты ж за иконы шаришь.

Надраивая кружку туалеткой, Будимир (на секунду) задумался:

– А знаешь что… Скажи, чтоб они приходили в «Ионотеку» сегодня. Часов в десять – или типа того.

– А чё там?

– У друга концерт. Ну, он рэпер – помнишь, я говорил?

– А тёлки будут?

С акцентированной тяжестью, Будимир поднял взгляд:

– Нет, Чайка. Не будут.

                      ЧШЧ

                     – Ты мне правду-матку не режь, и я те-

                     бе резать не стану.

                        К. Воннегут. Сирены Титана

– А-а-а… Филологиня твоя? Ну я так и подумал.

– Она культуролог, – поправил Будимир.

– А лучше всего помогает в таких ситуёвинах с филологинями – это поёбывать других баб…

Будимира передёрнуло. Но тут же – у него шевельнулась гаденькая мысль, что (гипотетически (в какой-то параллельной вселенной (может быть, когда-нибудь), хотя конечно, вряд ли), но всё же) Волочай может быть прав.

Очень заметив это, Волочай заржал:

– Хах! Ну камон! Тень никто не отменял – Фрейда почитай. Ты ведь точно такой же, с-ка: ты же тоже на «Бентли» хочешь покататься!

– Я тачки не люблю. – Будимир внимательно осматривал блеск кружки.

(– И проехал половину мира автостопом…)

Разлили кипяток и легли с чаем. Со шкафа всё так же смотрел – с пучком бороды, сухощавый, истерзанный, смуглый (Будимир пока ещё только вохрил), вроде бы и светящийся, но всё же слишком по-человечески, – Христос.

Волочай шумно хлебнул и поставил кружку на живот:

– И чё им иконы эти староверские не понравились? Это типа какой-то офигенно крутой Бог, который сначала говорит: да, да, нормалёк, а потом – не, давайте лучше без собак? Ну рили, это уже не каноны получается, а мода.

– Ты говоришь очень буквально. – Будимир кротко улыбнулся. – Смысл иконы не в изображении – тут просто точка контакта. Потому что не ты смотришь на икону, а она на тебя. И икона – буквально является иконописцу. – Он прихлебнул. – Этот Спас, например, один из древнейших: я где-то читал, что первый раз он буквально на платке проступил.

(– В статье на «Википедии» ты читал!)

– Ну такое, такое… – потянулся Волочай. – В семинарии нам то же самое затирают… Но протестанты как-то более трушные в этом плане. Ну или мусульмане, там.

Будимир не обращал внимания – он смотрел на икону и думал, как бы её подправить (конечно, надо заново писать, но это краски заново делать и опять доску левкасить; или вообще бросить нафиг? но заказали же).

А Волочай держал кружку на животе и слегка пружинил ногами.

– Слушай, Будка, займи десять кэсов, – сказал он (как бы невзначай).

– Ты чуваков дождаться не можешь? Мне за квартиру платить.

– За такой плэйс? Да в этой халупе вообще бесплатно селить должны!

Хлебнув чаю (обжигает не хуже водки), Будимир спросил:

– А зачем тебе?

– Да на муку. А то собирался в выхи с двумя мадам зависнуть. – Волочай оглядел кружку лукаво (как бы рассеянно). – Ну… или ты можешь сразу порошочка отсыпать, если не жалко, конечно… Я потом деньгами верну.

Будимир уже привык не всё понимать, так что молча пил чай и смотрел на икону.

– А я вот думаю иногда, – заговорил он вдруг, – а если бы мы с отцом росли – мы были бы какими-то другими или нет?

– Какими другими? – Волочай устало похрустел шеей.

– Ну. Не такими потерянными, что ли…

– Хах! Не знаю, как ты, а я очень найденный. Просто лежу – и кайфую от жизни!.. Хотя десяточку бы сейчас хорошо, хорошо… – Он потянулся и (заразительно) зевнул. – Внатуре, надо было видеоблоггером становиться.

– А почему не рэпером?

Волочай вдруг сбросил всё ехидство:

– Мне было бы стыдно.

Допив два глотка, Будимир понял, что хочет в туалет:

– Ща вернусь.

– Агась.

Он сполз с кровати, прошёл по кромочке и в коридор. Туалет был выдержан в коммунальном духе: на крючках разноцветные стульча́ки (у каждого свой), на бачке – книжка про Французскую революцию (обрюзглая). Едва затворилась дверь, Будимир забыл о Пульхерии Ивановне напрочь и заорал в полный голос:

– Слабый ход, Автор! Ну просто слабый.

(– Какой ещё ход?)

– Отправлять сыщика гоняться за собственной жопой. Всё, блин! Закрыто дело! Вяжите меня, офицер!

(– Если что, ещё есть Чуваки – про которых ты, кстати, так и не спросил. Ты вообще сюда по делу зашёл или так, поболтать?)

Будимир рассеянно схватился за ремень:

– И где эти иконы вообще искать?.. Какого хрена этим занимаюсь я?

(– Ну слушай, помимо расследования дела об иконах, ты ведь расследуешь и свои мотивы: пытаешься понять, кто ты.)

– Да понятно всё – шизофреник.

(– Или пророк.)

– Неканонический, ага.

Нажав на спуск, Будимир отряхнул руки и вернулся в комнату. Кровать была пуста (занавеска насмешливо пританцовывала). Будимир обошёл кровать и выглянул в окно: голый переулок, пара машин.

– Только не говорите, что…

Он кинулся к куртке – десяти тысяч в нагрудном кармане (разумеется) не было.

                       ЧЧ

                    «А вредны льстивый друг, двуличный друг

                    и друг красноречивый».

                        Конфуций. Суждения и беседы

– Твою ж ты ж мать!! – вскрикнул Будимир, выхватывая телефон, и раз восемь набрал Волочая.

– Вызываемый вами абонент находится вне…

Он швырнул «Нокию» в стену – та разлетелась на корпус, аккумулятор и крышечку. Будимир совестливо всё собрал, включил (тю-дю-дю, тю-ту) – и с головой забрался под кровать.