Страница 7 из 10
Я открыл книгу на первой странице.
«… — Том!
Нет ответа.
— Том!
Нет ответа.
— Куда же он запропастился, этот мальчишка? Том!»
Дверь кабинета за моей спиной с грохотом захлопнулась.
Я чуть не выронил книгу, но вовремя спохватился. Быстро поставил её на место и подбежал к двери. Заперто!
Вылезти в окно? Я метнулся к оконному проёму. Створки закрыты на обыкновенные шпингалеты. Выпрыгнуть — пара пустяков! А там опрометью в кусты, и никто меня не поймает.
И куда я побегу? Домой, к папаше?
Я отошёл от окна и с мрачным видом уселся в кресло возле письменного стола. Дождусь Интена, и будь, что будет.
Значит, Матильда услышала, как я вошёл. А может, в окно увидала. Наверняка сейчас бежит звать Интена. Ну, теперь-то он не будет смеяться.
За дверью было тихо. Я подождал минут десять. Потом ещё десять. А потом соскучился. То ли Интен решил, что я непременно сбегу через окно, то ли решил меня помучить. Да и наплевать!
На письменном столе лежал необычный чемоданчик. Полностью металлический с ребристыми блестящими гранями. Он был заперт на два сложных замка.
Такой чемодан не могли сделать на Местрии. В самом деле, не кузнец же его ковал! Зубилом и кувалдой такую штуку не изготовишь, это не подкова.
Я подёргал замки, потом догадался нажать на выступающие кнопки. Замки щёлкнули, и чемоданчик открылся.
Внутри оказалось какое-то непонятное устройство. Ручки, стеклянные окошечки, две угольно-чёрные панели, провода… Я разглядывал их, пытаясь понять назначение.
Вдруг дверь открылась. В комнату вошёл Интен. И первое, что он сделал — расхохотался!
Я мгновенно захлопнул чемоданчик и отскочил за кресло. Интен вытер слёзы и сказал сквозь смех:
— Ал! Ты не мог бы просто ходить в школу, как все нормальные дети?
Потом мы пили на кухне травяной чай с булочками. Матильда притворно ворчала и качала головой, а сама подкладывала мне одну булочку за другой.
Конечно, мне пришлось объяснять, почему я украл у Стипа книгу и залез в кабинет. Интен нахмурился.
— Кажется, вышло какое-то недоразумение, — задумчиво сказал он. — Я завтра с утра загляну к вам и поговорю с твоими родителями, Ал. Думаю, тебе обязательно надо учиться! Это хоть небольшой, но шанс, что ты больше ничего не натворишь.
И тут на улице раздался громкий стук. Кто-то барабанил по входной двери кулаками. А затем до ужаса знакомый голос хрипло крикнул:
— Ал! Выходи, мерзавец! Я знаю, что ты здесь.
— Кто это? — удивлённо спросил Интен.
— Это мой отец, — обречённо отозвался я.
Глава 4
Воскресным утром я сидел в столярке под замком и уныло плёл новую корзину. Вся семья дружно переоделась в праздничные наряды и умотала на ярмарку. А мне папаша придумал наказание — плести корзину взамен утраченной в неравном бою с Брэндонами. И вот ведь добрая душа — разрешил взять с собой в столярку кружку воды и кукурузную лепёшку!
Прутья дикого орешника я нарезал зимой возле замёрзшего ручья. Потом мы с папашей выварили их в соде, очистили от коры и высушили под навесом. От сушки древесина белеет, становится крепкой и не ломается на сгибе.
Орешник, само собой, не настоящий. То есть, орехи на нём растут крупные — просто загляденье! Вот только есть их нельзя. Сперва сломаешь зубы о скорлупу, а потом отравишься. Так и помрёшь беззубым.
А вот ветки у него длинные, гибкие и прямые. Плести из них — сущее удовольствие. Мне такая работа всегда нравилась, и корзины у меня выходили красивые. Во всяком случае, куда лучше, чем у папаши.
Вчера вечером меня спас Интен. Когда он открыл дверь, папаша ворвался в дом, будто дикий зверь. Я уж думал, что мне не поздоровится, но учитель загородил меня спиной и вежливо сказал:
— Добрый вечер, Юлий! Мы с Алом как раз обсуждали его учёбу. Думаю, я погорячился, запросив с тебя полную цену, когда ты приходил ко мне.
Эти слова Интен произнёс с нажимом. А отец разинул рот, словно квакша весной. Интен сокрушённо покачал головой и продолжил:
— Мне очень жаль, что так получилось. Из-за моего отказа мальчик был вынужден украсть книгу. Знаешь, Юлий, я возьмусь учить Ала бесплатно. Это хотя бы отчасти загладит мою вину.
Он говорил так убедительно, что даже я на минуту поверил. А потом до меня дошло! Конечно, папаша вовсе не ходил к Интену. Просто учитель давал ему возможность выкрутиться, чтобы отец не отыгрался на мне.
Мало того! Когда мы отправились домой, Интен пошёл вместе с нами. Всю дорогу он втолковывал папаше, какая польза может быть от учёбы. Вдруг Ал станет агрономом, говорил он. И уж точно сможет по-умному распорядиться фермой Петера и Ирги Сондерсов, когда женится на Лине.
Папаша слушал Интена и ничего не отвечал. Только переступал голенастыми ногами да изредка сглатывал, словно болотная цапля, проглотившая слишком жирную лягушку.
Когда мы подошли к дому, Интен попросил меня позвать маму. Она вышла на крыльцо, заложив руки за фартук. Учитель слово в слово повторил ей всё, что сказал отцу. Он хвалил меня, сожалел о своём отказе и всё время выразительно смотрел на отца. А папаша только молча кивал. Зато утром отыгрался на мне от души.
Конечно, отца тоже можно было понять. Он жутко разозлился на меня за выходку с лестницей. Оказывается, пока он тихо сам с собой распивал на крыше настойку, мама приготовила обед и ушла к соседке, которой надо было помочь раздоить козу. Через пару часов в бутылке показалось дно. Папаша устал и сладко прикорнул на солнышке. А когда проснулся, беззаботная птичья жизнь ему наскучила, и он захотел на твёрдую землю поближе к кухне.
Вот только подать ему лестницу было некому. Я давным-давно убежал к Интену, а мама задержалась у соседки за чаем с булочками и болтовнёй. Так отец и просидел на крыше до самого вечера, пока домой не вернулся Грегор.
Ясное дело, папаша мог бы позвать кого-нибудь из соседей. Но побоялся, видите ли, что его поднимут на смех. Нашим деревенским шутникам только дай повод почесать языки. Поэтому, когда кто-то проходил мимо, папаша сидел тихо, как мышехвост под кукурузной соломой и делал вид, что у него всё в порядке.
Одно хорошо — крышу овина отец починил на совесть. Времени у него было навалом.
Ореховый прут с треском лопнул. Острый конец воткнулся мне в ногу, пропоров её чуть не до кости. Я взвыл и отшвырнул корзину в сторону.
Да к чёрту! Они там будут развлекаться, а я тут мучайся? Ну, уж нет! Сегодня воскресенье, а в воскресенье людям положено ходить в церковь и на ярмарку. То есть, сплетничать, отдыхать и веселиться.
К тому же, попробуйте сплести корзину одной рукой. Я как мог, помогал себе локтями, коленями и даже зубами — но корзина всё равно выходила кособокая.
Я вскочил с чурбака и пнул корзину так, что она отлетела в угол. В голове у меня созрел план, простой и безотказный, как топор. Почему бы не раздобыть корзину на ярмарке?
А папаша мне в этом как раз и поможет. Это будет справедливо — только идиот мог усадить однорукого за плетение корзины.
Я взял с верстака обломок старой пилы, просунул его в щель между дверью и косяком. Приподнял засов из проушин и вышел наружу. Хорошо, что папаша не догадался заколотить дверь гвоздями — с него сталось бы!
Заглянул в сарай и пошарил рукой за бочонком. Увы, там ничего не было.
Несколько секунд я прикидывал, куда папаша подевал свои драгоценные бутылки. Выпить всё он не мог, значит — перепрятал. Да чёрт побери, он мог засунуть их, куда угодно от чердака до сортира! Ферма большая — ищи, пока улитка на горе не свистнет.
Дело осложнялось — теперь выменять корзину было не на что. Ну, и чёрт с ним! Корзину я всё равно раздобуду, хоть украду. Или прикинусь калекой и буду петь жалобные песни на всю ярмарку. То-то папаше стыдно станет!
Я толкнул калитку, и она распахнулась с жалобным скрипом.
Кривыми переулками я добрался до церковной площади. Так-то ничего необычного не было в том, что я иду на ярмарку. Но встретишь кого — начнутся расспросы: где родители, все ли здоровы, да как ваша свинья опоросилась.