Страница 8 из 14
В течение большого отрезка времени существовал вид научной деятельности, который еще не назывался психолингвистикой, но фактически был направлен на изучение ее предмета.
Лингвопсихология как ветвь психолингвистики[5]
В области психолингвистических исследований можно различить два направления. Одно из них имеет своим объектом речевые процессы, динамично организующиеся в когнитивной системе говорящего человека, другое – стабильно существующие языковые структуры. В рамках первого, достаточно развитого и традиционного направления, ведутся исследования речевых процессов, протекающих при построении говорящим человеком предложений и более крупных речевых произведений (диалогов, текстов), детерминируемых характером актуализированных ассоциаций, развитием речи у ребенка и многими другими факторами.
В рамках второго, значительно менее разработанного направления, рассматривается преимущественно вопрос о связи психических явлений с особенностями языка, где объектом исследования становится собственно языковой материал. Примером яркой идеи и формулировки в рамках этого второго направления можно считать тезис Э. Сепира и Б. Уорфа о лингвистической относительности, согласно которому используемый человеком язык оказывает давление на его психику, формируя в сознании соответствующие языку ментальные структуры (двоичности, троичности и т. п.). Интересный вариант исследований рассматриваемого типа предложен Дж. Лакоффом в известной статье «Мышление в зеркале классификаторов» (1988, с. 12–52), где автор развивает суждения о выработке у человека мыслительных категорий в соответствии со структурой действующего языка. Связанные с особенностями родного языка проявления в психике человека прослеживаются в экспериментальных исследованиях современной американской исследовательницы Леры Бородитской (М., 2008).
Направление второго типа мы предлагаем обозначить термином лингвопсихология, считая ее в целом аспектом психолингвистики, поскольку общая задача исследований в обоих направлениях одинакова: познание природы и сущности психических явлений, связанных с использованием слова[6]. Вместе с тем существуют, как это отмечено выше, очевидные различия в направленности, характере и организации исследований в обсуждаемых направлениях. Если традиционная психолингвистика ориентируется на сиюминутный речевой процесс, воспроизводимый в ходе эксперимента, то лингвопсихология, имея своим объектом материал словарной лексики, отражает совокупный сложившийся в истории продукт вербальной деятельности поколений людей. Этот материал, можно думать, свидетельствует о крупных процессах вербальной сферы, соответствующих языковой логике многих его носителей – «народной мысли», что говорит о значимости стоящих за ним когнитивных механизмов.
Лингвопсихологические исследования обращены, в первую очередь, к теме вербальной семантики как совокупности специфических явлений когнитивной сферы человека. Специфичность вербальной семантики в том, что она связана с потенциальным или актуальным осознанием или пониманием говорящим человеком отношений между вербальными элементами и объектами внешнего мира, а также отношений вербальных элементов между собой.
К достоинствам лингвопсихологических исследований можно отнести их высокую объективность и возможность статистической оценки результатов. Их слабая сторона в том, что получаемые факты, если они не опираются на дополнительные материалы, представляют лишь статическую сторону изучаемых психологических феноменов.
Дискурсивная психология[7]
В конце XX в. в Великобритании возникла и активно развилась так называемая дискурсивная психология, направленная на исследование крупных речевых массивов – текстов. Дискурс (от англ. discourse – беседа, разговор, речь письменная или устная) в современном психологическом словоупотреблении – это все формы устной и письменной речи человека: естественно протекающие разговоры, интервью, письменные тексты (Gill, p. 141). Авторы направления претендуют на кардинальные повороты в науке, которые могут быть сделаны на основе предлагаемого объекта. В книге Discursive Psychology (Дискурсивная психология), вышедшей в 1995 г. под редакцией известных английских психологов Рома Харе и Питера Стирнза (Rom Harre and Peter Stearns), аргументируется тезис: «Психология как дискурсивный анализ». В книге, как и в других публикациях (J. Potter, Μ. Wetherell, J. Shotter, К. Gergen, R. Gill и др.), настойчиво звучат характеристики «новая парадигма», «новый метод», «волнующее продвижение в социальных науках».
Формулируются тезисы: дискурс составляет характерную особенность человеческой жизни. Он функционирует отнюдь не потому, что «отражает» (объективно) действительность. Такого рода «отражение» вообще достаточно сомнительно. То, что мы воспринимаем через речь, в большой мере определяет наш взгляд на мир или, по меньшей мере, влияет на него. Р. Харре прослеживает влияние дискурса на когнитивную сферу человека и объявляет «вторую когнитивную революцию» (Harre, 1992), а Дж. Шоттер, К. Гирген (1994), Дж. Поттер (1996) предлагают связанный с дискурс-анализом новый подход, «конструкционизм», призванный показать, как различные сферы человеческой активности определяются функционирующим в обществе дискурсом. Основная мысль авторов состоит в том, что через дискурс устанавливается множество психологических и социально-психологических явлений. Это подтверждается примерами формирования персональной идентичности; властных позиций; манер повседневного поведения людей; рассмотрения роли риторики и повествования в развитии науки; анализа процессов воспоминания и забывания в контексте социальной активности и мн. др. Общую основу всех тем составляют, по мнению разработчиков, процессы, формирующие человеческие способности, опыт, обыденное сознание и правила общения людей в их взаимообмене разнообразными дискурсами (Shotter, Gergen, 1994, цит. по: Potter, 1996, р. 126).
В публикации К. Гиргена (Gergen, 1994) обозначены следующие постулаты:
1) «Формулировки, с помощью которых мы оцениваем внешний мир и нас самих, не определяются воздействующими на нас объектами» (с. 49).
2) «Формулировки и представления, помогающие нам понять мир и нас самих, являются социальными продуктами, возникающими из исторически и культурно обусловленных взаимодействий между людьми» (с. 49).
3) «Степень устойчивости оценок во времени зависит не от их объективной ценности, а от изменчивости социального процесса» (с. 51).
4) «Язык приобретает свое значение в человеческих делах в соответствии с тем, как он функционирует в паттернах взаимодействий» (с. 52).
5) «Понимание существующих форм дискурса совпадает с оценкой паттернов культурной жизни, и эта оценка побуждает и другие культурные проявления» (с. 53).
В отношении методических подходов к проведению дискурс-анализа указывается, что он не располагает в традиционном смысле методом, поскольку не имеет формально определимого набора процедур, не пользуется традиционными статистическими приемами, в нем особым образом стоит вопрос о проверяемости получаемых результатов. «На помощь исследователю приходит сама теоретическая система, которая различными путями направляет анализ» (Поттер, 1995, с. 129). Аналогичным образом расплывчатые рекомендации по используемому методу даются и другими авторами (Gilbert, Mulkey; Billig; Gill; Widdicombe).
Опубликованные материалы исследований в области дискурсивной психологии показывают, что тексты рассматриваются исследователями как социальная практика, выделяются и описываются стороны дискурса, играющие роль в построении социального мира; исследование языка производится в заостренном социально ориентированном плане. Есть основание квалифицировать это направление как оригинальное. Его слабостью оказалась разработка методических приемов анализа дискурса.
5
По авторской публикации: Лингвопсихология как ветвь психолингвистики // Материалы XVIII международного психолингвистического симпозиума. М., 2009.
6
Термин лингвопсихология использован недавно И. А. Зимней (2001) в контексте, подчеркивающем его связь с отечественной теорией речевой деятельности.
7
В тексте данного раздела использованы следующие авторские публикации: Психологический подход к анализу дискурса // XII Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации «Языковое сознание и образ мира». Москва, 2–4 июня 1997. С. 158–159.