Эфиррия

После того разговора жизнь Эвелины наполнилась беспросветной серостью. Презрительный взгляд матери и её слова, неоднократно слышанные в детстве: «Бледной молью уродилась в своего отца», признание Вистара о том, что видит в ней лишь младшую сестру, уверили девушку в никчёмности, неказистости и неприглядности.

Конечно Диналия сразу заметила, что с подругой что-то не так, как она сникла и потух её взгляд. Не устояв под натиском вопросов, Эвелина солгала, что за время её отъезда, встретила парня и влюбилась. Только вот он на чувства не ответил. А вот имя возлюбленного Эвелина не назвала, и даже когда Диналия демонстративно обижаясь, не разговаривала с ней, не открыла тайны.

Последний год в интернате начался, как и все предыдущие до этого, лишь с тем отличием, что Диналаия начала встречаться с парнем. Подруга была радостна и весела и порой делилась такими интимными подробностями своих встреч, что у Эвелины от смущения горели не только щёки, но и шея с ушами.

— Ничего, ничего, вот закончим интернат и поступим в академию, а там знаешь сколько парней? Вмиг забудешь своего коз…

— Дина! — обрывала оскорбления Эвелина, сразу вставая на защиту своего возлюбленного: — Ты же не знаешь его, и обзывать начинаешь. На самом деле он хороший. Это вот я не по нраву, я не подходящая и…

— Не ты, Линка, не ты! — негодовала Диналия, потом как обычно отмахивалась и продолжала строить радужные планы на их будущее:

— Ладно, не будем об этом. Так вот, поступим, и встретишь там обалденного, просто шикарного парня и он тебя обязательно полюбит!

Эвелина лишь грустно улыбалась и кивала, не смея возражать подруге. Она даже начала отчасти верить, что её жизнь может вскорости наладиться, не ожидая от судьбы очередного удара.

Девушки, как и все воспитанницы не только проживали в интернате и учились, но каждая из них была внесена в график дежурств. Помочь в теплице или в библиотеке разобрать книги, убрать на этажах… множество обязанностей ложилось на плечи учениц.

Эвелина и Диналия в один из вечеров должны были убрать после воспитанниц в столовой, помочь поварам помыть посуду и сделать заготовки на следующий день. Для девушек подобная работа была не в тягость, тем более добросердечные поварихи угощали помощниц чем-нибудь вкусным.

Диналия, звонко смеясь над шуткой поварихи, перемывала огромные кастрюли, пока Эвелина протирала столы в обеденном зале. Звон, грохот разнёсся по помещению столовой, женский крик, на который бросилась Эвелина и застыла рядом с мойкой.

Широко распахнув глаза, она несколько мгновений беззвучно открывая рот смотрела на лежащую Диналию и красное пятно, которое разливалось под её головой. Тихий, свистящий вдох подруги вывел Эвелину из оцепенения и она упала на колени рядом с ещё живой подругой. Она не видела суеты вокруг, не слышала криков и причитаний поварих. Только хриплый шёпот мольба срывались с её губ: «Не умирай! Прошу! Диночка, я умоляю тебя! Прошу…» — как мантра срывалась просьба к Диналии, которая судорожно втянув в себя пару глотков воздуха, застыла, смотря на подругу остекленевшим взглядом.

Эвелина не видела, как отшатнулись женщины, услышав её вопль полный боли разлетающейся души, не помнила, как брыкалась, когда её пытались оттащить от тела умершей подруги, как билась в истерике и проклинала Благостных.

Для девушки жизнь остановилась. Она просыпалась и смотрела пустым взглядом в потолок, лёжа на кровати в лекарской, глотала какую-то еду, которой её кормили с ложки, послушно шла за кем-то в душ и стояла куклой под струями воды. Сколько прошло времени она не знала, да и не важно было. Пока до неё как из-за густого тумана безысходности не донёсся зов.

Голос. Знакомый, родной.

— Лина, ну посмотри на меня, девочка, — услышала совсем рядом. Моргнула, повернула голову, наталкиваясь на потухший мужской взгляд.

— Вистар, — хрипло прошелестела, и в этот же момент как пузырёк из-под толщи воды вырвался из горла всхлип: — Вистар, — повторила едва слышно, прижимаясь к мужской груди и задыхаясь от рыданий.

Брат Диналии молча укачивал её, заключив в свои объятия.

Эвелина тогда долго, навзрыд плакала, не замечая, что и утешающий её Вистар также роняет слёзы. Горе сблизило их, и она позже поняла, что её влюблённость давно прошла. Осталась только душевная, щемящая сердце привязанность как к родному, старшему брату.

Потеря подруги сильно отразилась на характере Эвелины. Она решила во чтобы то ни стало поступить в академию на целительский факультет. Каждую ночь просыпалась с всхлипами на мокрой от слёз подушке. Недели, месяцы ей снился один и тот же сон — смерть Диналии. Как девушка с большой кастрюлей поскальзывается на влажном полу, и нелепо взмахнув руками — падает. Оглушающий удар затылком и подруга смотрит на неё застывшим взглядом.

Судорожно хватая воздух, Эвелина садилась на кровати и сжимала кулаки. Чувство острейшей вины терзало её. Она ведь была рядом, стояла и ничем не могла помочь.

— Я не против твоего поступления, — мягко улыбалась директриса интерната. — Но, Эвелина, ты должна быть готова к отказу. Ты же знаешь свой уровень дара. И если уж мы заговорили на эту тему — ты, как и все одарённые девушки уведомлена, как можно повысить единицы дара. Для выпускниц в уставе нет запрета на выход в город и встречи с молодыми людьми.

Да, Эвелина прекрасно знала, что при потере невинности высвобождается энергия и в большинстве случаев это ведёт к увеличению дара. Но стоило ей представить, что чьи-то руки коснутся её, что кто-то наклонится, чтобы поцеловать, девушку передёргивало от отвращения. Если раньше она представляла свой первый поцелуй с Вистаром и млела от своих фантазий, то в свои восемнадцать, Эвелина при подобных мыслях испытывала отвращение.

— Да, я понимаю, — кивала девушка. — И знаю о чём вы говорите. И непременно воспользуюсь подобной возможностью, если будет острая необходимость. Но для начала я всё же попробую поступить с тем уровнем дара, который у меня есть и конечно полагаюсь на знания.

И Эвелина поступила. Все пять лет она упорно зубрила, учила, практиковалась в госпиталях и лекарских. Прилагала массу усилий и в итоге завоевала уважение преподавателей и даже некоторых однокурсников.

На личной жизни девушка поставила крест. Считая себя дурнушкой, привычно сторонилась парней и, краснела, бледнела, лепетала несуразную чушь, когда кто-то из представителей мужского пола к ней обращался. Старалась побыстрее ретироваться и спрятаться в библиотеке, либо в лекарской, за что и получила прозвище «пещерный суслик».

Но ей нравилось так жить. Когда же она попала в штат реабилитационного центра, то её счастью не было предела. Всё казалось правильным и незыблемым, но все её убеждения, разбились на мельчайшие осколки, когда она встретила Кристэна.

Прикрыв глаза, Эвелина тоскливо улыбнулась, вспоминая первую встречу с будущим мужем. Красивый, статный, родовитый и одарённый мужчина, с бешено харизматичной улыбкой. Как лев в своём царстве вдруг из-за неведомой прихоти судьбы обратил своё королевское внимание на мышку.

Она влюбилась. Сумасшедшей, дикой любовью. Кристэн стал для неё воздухом, стал светом, смыслом её жизни.

Эвелина рассказала мужу историю своей жизни. И о нянечке, которой муж впоследствии купил домик неподалёку от их поместья, и о погибшей подруге и о Вистаре, к которому испытывала лишь родственные чувства.

Кристэн сначала хоть и ревностно, но с пониманием относился к её редким встречам с братом бывшей подруги, когда тот бывал проездом в их городе. Но позже среди знакомых поползли отвратительные слухи, и муж был вынужден наложить на них запрет.

— Эви, — объяснял он Эвелине, обнимая и успокаивающе поглаживая по спине: — ты пойми — я не препятствую твоему общению с… — Кристэн против воли скривился, прежде чем продолжить: — с Вистаром. Не буду лгать — мне неприятно знать о вашем общении, но! Я не препятствую! Всего лишь ограничиваю. Ты жена главы рода и должна понимать всю ответственность своего социального положения. Ты можешь общаться с ним через переписку, но от встреч должна будешь отказаться.