Страница 3 из 10
Расположившись за столиками, которые благоразумно выставили сотрудники автозаправки, целый час ждали, когда меня перестанет кружить. Перекусили конфетками и жидким йогуртом, который любим брать в дорогу, а потом неспешно выдвинулись в путь. День уже навострился носом к вечеру, и нужно было позаботиться о том, где разбить лагерь. С дороги вышли к морю и уже видели его манящую синеву, но вперёд лап не побежали. Сначала Кью оставила нас с медвежатами в безопасном и удобном месте, сбегав на разведку. И только потом, вернувшись и сообщив, что пляж здесь приемлемый, повела показывать предположительное место ночёвки.
Выйдя на пляж через полчаса и почувствовав ноголапами горячий песок, попадающий в сандалии, мы приободрились. Даже мне разом стало легче. Пока мы с Кью выбирали место, медвежата не просто переминались с лапы на лапу, а прыгали неугомонно, восторгаясь свободой: блеском синющих волн, нежными и тёплыми золотистыми лучами, солёно-острым запахом морского ветра.
Место, которое наспех выбрала Кью, мы тут же забраковали, разглядев основательнее. Зато, пройдя немного вперёд по пляжу, обнаружили заброшенное здание, стена которого давала хорошее укрытие от ветра. В начале путешествия селиться на городском пляже в гуще толпы, да ещё в тени здания, казалось неприемлемым. Но спустя недели пути, долгую разлуку с морем, бесчисленные ветра и понимание, что палаточный Дом наш еле держится от ветхости, такой возможности обрадовались! Одна стена защищала от ветра, вторая (пристройка-волнорез), помимо тишины, давала ещё кусочек тени: в определённые часы – подле нас, в другие – с оборотной стороны. Пляж и народ начинались как раз за этим зданием, а мы были отделены от общественности маленькой пристройкой.
– Завтра повесим здесь тент, а сегодня просто убираем территорию, разбиваем лагерь и айда купаться! – объявила Кью. Детвора, только того и ждавшая, с семейным кличем поскидывала рюкзаки да принялась вытряхивать вещи на походные пенки, чтоб дело спорилось. Два огромных мешка мусора собрали за пятнадцать минут, Дом-Палатку установили ещё стремительнее, уже не особо нежничая, прекрасно осознавая, что он доживает свой век. Наверное, палатки вообще столько не служат. Не сосчитать ураганных ветров, которые она собрала за лето. Половина крепежа была сломана, а ткань прорвана от натиска сил природы. Но мы верили, что в этом походе остаться без крыши над головой нам не грозит. Я да Кью ворожили ежедневно, чтоб палаточный Дом мужался и терпеливо ждал, как пограничный воин, между жизнью походной и той, к которой нам предстоит вернуться.
– Стоянка! Стоянка! Первая стоянка! Полянка! Полянка! Первая полянка! – запели медвежата песенку, которую сочинили ещё в первый день путешествия. Я на автопилоте разбирала вещи, а сама улетела в минувшие дни и воспоминания. Мы тогда только вышли из такси на пляже в Орджоникидзе:
– Что теперь делать? – спросила я, снимая широкополую шляпу и обмахиваясь ею, словно веером. Пекло было ужасное! Солнце нависало прямо над нами и жарило, словно мы мясо на сковородке к обеду великана. Тогда действительно тянуло жареным мясом, и, принюхавшись да повернувшись, я увидела красиво оформленное прибрежное кафе. В голове мелькнула мысль – вот бы там покушать! Но вслух говорить не стала, чтоб никому душу не теребить. Зато поймала острый взгляд Кью, которая и так могла читать мои мысли. Дала ей знак молчать, и она, подмигнув, объявила:
– Будем выбирать стоянку!
– Стоянку! Стоянку! Первую стоянку! Полянку! Полянку! Первую полянку! – всё ещё не поддаваясь жаре, напевали старшие медвежата, а Юджин тянул «ля-ля-ля».
– Помните, как мы ходили в то кафе? – спросила я уже не мысленно, разгибаясь и выглядывая из-под козырька палатки на раздевающихся медвежат – они готовились купаться.
– Дям! У нас тогда был праздник! – первым вспомнил Сеня, уже переодевшись и доставая подводные маски.
– Точно! А что мы праздновали? – почесал подбородок Джордж.
– Первую неделю путешествия! – засмеялась Кью.
– А ещё – что Королева сама сплавала в открытое море! – добавила я, тоже смеясь.
– Вообще-то, технически, – не плавала. Меня на тот камень в море Юджин-старший отбуксировал на надувном круге, и я всё равно, хоть и цепляясь кончиками шлёпов, жутко боялась утонуть! – Кью не стала ставить себе в подвиг то, чего не делала. Она и сейчас бы не доплыла так далеко самостоятельно, хотя за лето шибко улучшила навыки плавания.
– Да ладно тебе, сплавала-отбуксировал! Какая разница? – возмутилась я. – Ты поборола страх глубины и отправилась чуть ли не на середину моря, чтоб меня удивить и поздравить с тем, что затеянный ради медвежных книг поход осуществился! Это ли не подвиг?
– Подвиг! Подвиг! Королевский подвиг! – запели малышата. Кью смеялась и помогала Юджину переодеваться.
– Опишешь тот день в книге, Мама Та? – поинтересовался Джордж.
– Уже описала! – кивнула я. На тот момент я ещё не читала наброски книги детям – в походе не до того было.
– Как называется глава?
– «Черешня-спортсменка».
– О, было очень вкусно! – вспомнил Сеня, а остальные медвежата погладили животики так синхронно, словно выступали на сцене.
– Поверьте, мне те ягодки показались вкуснее вашего во сто крат!
– Это почему?! – возмутились дети.
– Потому что я их ела в открытом море и в таком непробудном состоянии, что, казалось, я ещё сплю! Мама Кью дрейфовала на круге рядом, мы плевались косточками, кто дальше заплюнет, а вдалеке плавали дельфины. Наши эмоции и мысли обостряют или притупляют рецепторы. Так что я от обстановки была как в мечте…
– Это как? – не понял Сеня.
– Если у тебя дурное настроение, ты не различаешь детально, что перед тобою. Ты сконцентрирован на печальной или злобной мысли. Краски вокруг блёклые, приятного или интересного – ничего! Но ежели думаешь о хорошем, то и мир вокруг становится в разы ярче да удивительнее.
– Это только на зрение действует? – уточнил Джордж.
– Это касается всех рецепторов. Мы слышим то, что хотим слышать, и различаем на вкус то, что готовы в данном состоянии.
– То есть, если я буду в хорошем настроении есть лимон, он покажется сладющим… А когда мне будет грустно – кислющим?
– Приблизительно так. Не буквально, но очень близко! – кивала я.
– А почему так?
– Какие участки мозга задействованы, такие сигналы он и отправляет в рецепторы. Когда мы счастливы и воодушевлены, все ощущения приятны. И наоборот.
– Когда грустны – нам всё неприятно? – Джорджа эта мысль взволновала.
– Да.
– А что же делать?
– Не есть, когда грустно! – выпалил Сеня, совсем забыв про купание.
– Точно. И вообще, не нужно никакой важной жизнедеятельности совершать, пока настроение ниже нуля.
– Ждать, пока поднимется? – совсем переполошился Джордж. Он засуетился так, словно что-то забыл и искал по карманам, которых на его одежде вовсе не было – ведь он уже надел плавки.
– Нет, ждать не надо. Само по себе настроение не улучшается. Нужно его менять!
– Как это? Ведь что бы ты ни съел, всё будет недостаточно вкусным! Всё, что ни услышишь, будет так себе! К чему ни прикоснёшься – тоже соу-соу! – сокрушался Сеня в своём духе, удивлённо глядя, как Джордж волнуется от поднятой темы. Сам он между делом тоже вёл себя странно, только не замечал этого.
– Ага! Спасения нет, все бросаемся за борт, жизнь кончена! – трагично приложив руколапу ко лбу и делая вид, что падает в обморок, произнесла Кью. Медвежата рассмеялись и немножко расслабились.
– Ну в самом деле, смешно, не так ли? – спросила я.
– Дям, – за всех ответил Юджин низким деловым голосом.
– Настроение легко меняется, когда меняешь мысли и думаешь о чём-то хорошем, вспоминаешь приятное или смотришь на красивое!
– И что, сразу рецепторы начинают хорошо работать? – не поверил Сеня.
– Именно! Следом за мыслями и отличным настроением придёт и хорошее самочувствие.
– А если я и так себя прекрасно чувствовал? – не мог не возразить старший медвежонок.