Дважды контрразведчик

Здесь настоящее «царство грязи». Ветер несет пыльную поземку, пыль везде… Концы глаз и губ разъедает. Днем яркое солнце, бездонное небо, температура около плюс 20 градусов, ночью и вечером – темное небо, большие звезды, красивые трассы-плети летящих в темноту пуль, «разговоры» разных видов стрелкового оружия.

Встречи с водителями, которые постоянно в рейсах по «дороге жизни». Постоянные опасности налагают видимый отпечаток на их поведение, мировоззрение. Опытность, чувство достоинства испытанных частыми обстрелами, смертями друзей. Настоящие бойцы.

Обострился гастрит. Предпосылкой послужило то, что три дня назад съел испорченную консервированную рыбу в томатном соусе. Сейчас пью всякие лекарства. Поэтому временно настроение не из лучших. Но это до первого вашего письма. Надеюсь, из дома получать только радостные вести, что сыновья дружны между собой и дружно помогают маме во всем, уборке квартиры, стирке, ходьбе по магазинам и т.д.

Хотя прошло уже больше месяца, но я так и не успел получить своей первой получки и уехал в командировку. Так что живу старыми запасами: мыла, пасты и т.д. И ничего не купил вам.

Хочется прочитать обычные, житейские, домашние новости. Про тишину и чистоту, хвойный лес и вашу ОБЫЧНУЮ жизнь, которой, как оказывается, и цены нет, настолько она хороша.

Пишите мне подробные письма, каждый о своих делах.

Поздравляю дедушку Мишу, Саню и Игорешу с Днем Советской Армии!

Привет всем родным!

Крепко обнимаю и целую. Ваш…».

17 февраля 1984 года. Шиндант. 39-й день в ДРА.

«Здравствуйте, мои дорогие!

Сегодня идет 39-й день пребывания в ДРА, в том числе 21-й (!) день моего пребывания в командировке.

Работаю и отдыхаю в кабинете штаба. На полу стоит «козел» – кусок асбоцементной трубы на сваренных уголках из металла, с накрученной на нем спиралью от электроплитки. Стол, два стула, солдатская кровать, металлическая шкатулка для секретных бумаг – вся обстановка. «Козла» я забрал у начальника штаба – земляка. Он сидит в кабинете в шинели и мерзнет. Но он спит в «своей комнате», там у него другой «козел», а я с 8.00 до 23.00 в своем кабинете и работаю, и сплю ночью. Еще один вариант обогревателя – обыкновенный радиатор от КамАЗа, залитый водой. Внутри, внизу – две разделенные между собой пластины, через которые в воду пропущен электроток. Он нагревает воду, та – воздух. «Козлов» здесь много, и по разнообразию конструкций можно набрать на кандидатскую.

За окном по утрам слышится голос горлинки. Где они тут обитают, бедные? Вокруг пыльно-желто-каменистая степь. Несколько собак валяются в пыли на солнце, иногда гавкают и балуются. Они пользуются всеобщей любовью: «Наташка», «Душман» и «Шайба». Шайба ждет щенят, и ей прощают внезапную смену настроения и мелкие покусы отдельных офицеров. Солдаты же, видя бегущую к ним с агрессивными намерениями Шайбу, превращаются в вороного скакуна, и еще ни одного из них она не догнала. Офицеры – люди солидные, не могут, даже включив «форсаж», сразу набрать большую скорость…

Днем на ярчайшем солнце около плюс 20, в тени наполовину меньше. У всех нас – въевшийся глубоко и изменивший обычное выражение лица загар. Замелькали бритые, смешные головы солдат: блюдут традицию – брить голову за 100 дней до приказа. Офицеры тоже иногда бреют головы. Надоела пыль, чешется от нее везде, мешает даже моргать. Зато можно буквально «стряхнуть пыль с ушей» (!). Ваши лица стали бледнеть. Отвык от дому. Да и не хочется думать о доме, чтобы сердце не кровоточило.

Здесь узнаешь цену мирной жизни. Этого на Родине не видавшим войны не оценить, это, действительно, одна из величайших ценностей на Земле – Мир.

Когда ты идешь по улице, занятый своими мыслями, и не думаешь: вот тут подозрительное место – наверно, мина, здесь может спрятаться гранатометчик, там из-за дувала сейчас высунется чалма с «буром» – английского производства винтовка. Побольше бы людей на Земле оценило это на чужом примере, а не на своем. К опасности не привыкают, к этому невозможно привыкнуть. Просто к ней начинаешь относиться спокойней, действовать рациональнее и не так опрометчиво. Постоянная готовность к опасности и действию в ее условиях для человека изнурительны. Каждый в себе это ежедневно не замечает. Но иногда подумаешь, как обыкновенные люди, в обыкновенной квартире живут, веселятся, и только здесь понимаешь настоящую цену этого обыкновенного счастья.

Плохо, что способ связи у нас односторонний, я вам пишу и не знаю, как вы там. Думаю, что скоро вырвусь в столицу. Жду этих дней, чтобы прочитать ваши письма, которые меня там ждут. Хочу прочитать Сашино письмо, как он: делает ли зарядку, учится, как успехи в освоении фотодела. Игореша мне письмо, наверно, тоже написал, как он помогает маме по хозяйству, гуляет ли он во дворе один. Жду рисунков Игорьковых с комментариями, что там нарисовано. Как бабушка Рая и дедушка Миша? Большой им привет. Дружно ли вы живете?

Передавайте привет Сушковым. Целую вас крепко и обнимаю. Ваш…».

21 февраля 1984 года. Кабул. 43-й день в ДРА.

«Здравствуйте, дорогие мои!

Вчера у меня был счастливый день, удача для меня весь день была «добрая», а вовсе не «иначе». Утром открутил краны в туалете и убедился, что уже третий день вода по-прежнему не течет, замерзла. То есть придется идти завтракать с немытой мордой, грязными руками. Грязная шея в узком воротничке уже горела и ныла, была красной от раздражения песком и пылью. По улице «афганец» низко над землей нес уже не только пыль, но и мелкие камни. Пришлось с ускорением и натугой заставить свое дряхлеющее тело погнаться за сорванной с головы фуражкой. Сделав более десятка неуклюжих попыток схватить катящуюся по земле фуражку (со стороны поглядеть – это были, вероятно, великолепные кадры для кинокомедии), я наконец догнал ее, но не согрелся. Под грохот оглушительно хлопавшей парусины в палатке наскоро проглотил гречневую кашу с мелким песком, запил ее быстро остывающим чаем. К предыдущим «развлечениям» здесь добавилось еще одно. Один из воющих порывов ветра с треском выдрал деревянную дверь палатки, и в нее ворвался целый смерч пыли и песка. Финал завтрака был просто «великолепным»!!!

Но тут фортуна, наконец, вспомнила, что она давно не поворачивалась ко мне лицом, и с этого момента все трудности казались просто мелочью. Начальник приказал мне вылететь туда, где меня ждало 7 (!!!) писем. Ветер раскачивал огромный «сарай» АН-12, и казалось, что никто при подобном ветре не полетит. Полетел как миленький! Летел я в теплой гермокабине, даже вздремнул, а не как обычно – на бомбах в холодном грузовом отсеке. После прилета 100% было за то, чтобы ночевать грязному, холодному и голодному в огромном металлическом ангаре на аэродроме. Уже темно. Простые машины не могли ко мне прорваться и увезти. Пошел выпрашивать БТР – и получилось! Вечером, сидя в великолепной сауне Особого отдела армии, закопанной глубоко в землю, отмокал душой и телом. На сразу ставшие глухими и как бы далекими выстрелы мне было почти наплевать. Потом была встреча с вами – я читал письма очень медленно и радовался Сашиному отношению к делу – учебе, тому, что он упорно стремится овладеть фотоделом, его юмористическому складу ума и грамотному изложению письма. Радовался, с какой любовью ко мне писал свое большое письмо Игоречек. Понял, какой огромный, порой непосильный груз взвалил и надолго на тебя, Неля! Как будто перенесся на время в такой далекий, как мечта, родной дом.

Вернулся в столицу, а здесь снег и молчаливые враждебные «тени» на улицах в своих «одеялах». У них сейчас какой-то религиозный праздник «на носу», со всеми вытекающими последствиями для «шурави». После провинции – ясное голубое небо, яркое солнце. 5-6 градусов мороза, без ветра. Кругом чистота и комфорт, которые раньше воспринимались как тяжелые условия жизни. Правда, батареи по-прежнему холодные, спим под несколькими одеялами и шинелями. Еда далеко не домашняя. Но всё вокруг – после испытанного и увиденного в командировке – верх совершенства. Ведь большинство увиденного и испытанного в письме не опишешь, и не только потому, что как военному человеку делать этого нельзя, а потому, что хочется это побыстрее забыть и отрезать из памяти.