Преждевременный контакт

— Жирная крыса пожирает жирную крысу, — качая головой, вполголоса констатировал Вонючка. — От привычки жрать избавляет лишь смерть.

С набитым ртом, пережёвывая хрустящие, словно ржаные сухари, хребет и кости, Пузырь не обратил внимания на сарказм. Демонстративно проглотив пережеванное, он блестящими от жира пальцами собрал в пухлую ладонь все до единого яблочные ломтики, и запрокинув голову вверх, всыпал их в широко разинутый рот. Будто кинул лопату мусора в бездонную помойную яму. После чего блаженно закатил под веки глаза и наконец, спросил:

— А что будет на завтрак?

— Ты кроме жратвы можешь думать о чём-либо ещё? — раздражённо бросил Вонючка.

— О чем ещё мне думать? — искренне удивился Пузырь. — О Прогрессе?

— Посмотри вокруг. Мало у нас проблем?

— У меня одна, — ответил Пузырь, неотрывно таращась на оставшуюся порцию в тарелке товарища. — Если у тебя их больше, я могу помочь. Или выслушать, и тебе станет легче, — с наигранным участием добавил он, не отрывая взгляда от дымящегося мяса.

— В отличие от тебя, проблем у меня действительно больше, — кивнул головой Вонючка, отодвигая тарелку в сторону, подальше от похотливых глаз собеседника. — Хотя… сегодня утром я впервые не кашлял кровью. И аппетит появился.

— А у меня аппетит никогда и не пропадал. Даже когда пичкали сибутрамином. Не хочу вспоминать больничную жизнь. Хотели восстановить и снова отправить на перегонку, твари. Уж лучше крысами питаться в тоннелях, чем из смены в смену дышать кислотой.

— Сдаётся мне, Пузырь, с виду ты вроде начал худеть.

— Вот-вот! — рука толстяка бессознательно потянулась к мясу. — Жрать хочется как никогда раньше. Давай так, ты мне поможешь сейчас, а я тебе… э-э… потом. Мы же друзья.

— Хочешь мне помочь? Неужели? — Сухопарый катала испытующе впился взглядом в лоснящееся лицо своего подобревшего приятеля. — Когда-то у меня был подельник. Человек хороший, но быстро пьянел после третьей кружки самогона. А напившись, начинал оплакивать свою горячо любимую покойницу-жену. Я всегда внимательно выслушивал его. Кивал головой, хлопал по плечу, поддакивал, подливал в его кружку. На следующий день он забывал прежний разговор, а затем всё повторялось вновь. Но что удивительно — во всех этих историях его ненаглядная Сирена, то выпадала из окна собственного дома, то её сбивал нежданно выехавший из-за угла автокар лошадь, то горло ей перерезал вот такой вот разбойник, как ты или я. — Вонючка осклабился. Насадив на нож свою порцию ужина, обгрызая его по кругу тонкими коричневыми, с большими щелями зубами, продолжал: — После душевных излияний и как следствие, вливания ему глотку дармового пойла, приятелю и вправду легчало. Но легче становилось и мне — я научился различать, когда он врёт. В такие минуты он всегда непроизвольно тёр запястье своей левой руки. Прямо как ты сейчас.

Пузырь мигом оторвал пальцы-сосиски, грязными ногтями скребущие левое запястье:

— Ты хочешь сказать, я тебе вру, говоря о дружбе?

— Я хочу сказать, что с тобой и вправду что-то не так.

— И что?

— Ты всегда ел как боров, но в последние пару дней готов прямо сожрать целый мир. И вместе с тем худеешь на глазах. Как-то постройнел, что ли.

— Вот-вот, и синтетика в рот не лезет. Хочу настоящего мяса! — рыкнул Пузырь.

— Как же, — хмыкнул Вонючка, — тебе всё в рот лезет. Гляди, здоровый цвет лица появился, исчезли мешки под глазами и одышка не такая жуткая, каковой была всегда. Говорю же тебе, и со мной что-то не так… я перестал харкать кровью. С каждым днём чувствую себя всё лучше и лучше.

— Наверное, ветер переменился. Потянуло от Аккумуляторной в сторону пустыни, потому и стало легче дышать. — Позырь облизнулся. — Оставь хоть кости.

— Погоди… — компаньон настороженно перебил его, жестом призывая заткнуться.

У дальней стены послышался шорох. Вонючка снял зубами мясо с ножа и, не прожевав как следует, проглотил весь кусок сразу, натужно протолкнул в желудок и, всматриваясь в темноту, выставил перед собой нож. Второй рукой потянул из костра тлеющую ветку, дунул, распалив языки пламени, посветил на шорох.

В пяти шагах от них, прислонившись к стене, стоял человек. Длинные слипшиеся волосы скрывали опущенное к земле лицо. Форменная одежда выдавала в нём станционного охранника. В кромешной тишине отчётливо слышалось тяжёлое надрывное сопение.

— Молния мне в брюхо… — вырвалось у Вонючки.

Он опасливо уставился на кобуру, чернеющую на поясе незнакомца. Тот поднял лицо. Пот ручьями лил по мертвецки бледным щекам. Широко открытый рот жадно заглатывал воздух, словно в том не было ни грамма кислорода. Впалая грудь ходила ходуном. Он явно был не в себе.

— Помогите, — прохрипел, оседая на подкосившихся ногах.

— Кто его так? — опасливо спросил Пузырь.

— Ну, уж точно не мы, — ответил Вонючка.

Человек мешком повалился на землю и, распластав руки, забился в болезненной судороге. Вонючка подполз ближе. Аккуратно отстегнул кобуру, ногой оттолкнул подальше. Незнакомец таращился невидящими глазами:

— Кто здесь? — закашлялся сдавленным кашлем.

Вонючка молча ощупал карманы незнакомца на предмет кошелька. Ничего не найдя, расстегнул форменную куртку, явно на два размера большую. На первый взгляд ни крови на одежде, ни очевидных увечий. И тут тусклый свет фонаря выхватил из темноты то, что повергло в животный ужас. Подмышки и шея охранника были сплошь усеяны большими зловонными полными гноя и тёмной крови бубонными волдырями.

В страхе отпрянув назад, Вонючка перекрестился.

— Что там? — спросил Пузырь.

— Заражённый… из шахт, — тихо ответил тот.

Алекс шёл вдоль тоннеля. Дрожащие под ногами лужи искрились в свете его карманного фонарика. С полуночи до четырёх утра тоннель пуст и первый электровагон пройдёт здесь только через два часа. Этого времени неизмеримо много, чтобы найти двух бродяг, и неизмеримо мало, чтобы понять, зачем Агате понадобились их головы.

Прошедшая зима выдалась тёплой. Как впрочем, и предыдущие, за последние пят лет. С момента запуска СЭС W23 — пятой солнечной электростанции на южной окраине Мегаполиса — среднегодовая температура поднялась на один и два десятых градуса и сегодня от южных границ Юго-Восточного Кластера до берегов Атлантики некогда плодородные земли, богатые лесами реками и озёрами, превратились в выжженную пустыню. С другой стороны, теперь есть где размещать новые солнечные батареи, мощные аккумуляторные хранилища и станции электроперегонки. Да и беглецов среди рабочих поубавилось. Теперь они больше боятся смерти в пустыне, чем выжженных кислотой лёгких и как следствие неминуемой биоразборки.

Обходя лужи, Алекс мысленно улыбался. В мире, где теллур заменил золото, где баланс углеводов в человеческом организме регулируется его домашним биопроцессором, где лицензированные видеонаркотики свободно продаются в детских магазинах, а уличные торговцы даркфомином множат армию работников фабрик по производству индия, в мире, где всем правит Совет даже тёплая сухая зима и та во благо Прогрессу.

И всё же Алекс очень соскучился по снегу. Он помнил его с детства. Ярко-белый, почти голубой. Девственно чистый и свежий, как новая белая рубашка, какую он неизменно надевал каждое утро. Ежедневно новую.

Чёрт. Он чуть не выронил фонарик. Вязкая слизкая капля проползла коричневой змейкой по рукаву новенькой кожаной куртки. Алекс брезгливо протёр пятно носовым платком, бросил испорченный платок в сточную канаву и двинулся дальше.

Стойкий запах сероводорода, и шум вентиляционных шахт заставили напрячься. Обычно жители тоннелей селились вблизи вытяжных каналов, рядом с магистральными водопроводами охладительных систем. Можно прожить без тепла и крыши над головой, но без воды и еды не проживёшь. Воду давали системы, еду власти. Регулярно вблизи вентиляционных куполов социальные службы оставляли ящики с пищевыми капсулами. Лояльность опустившихся стоила недорого, но позволяла избежать голодных бунтов. Зачем бороться с тем, что можно контролировать, а бесплатная еда — лучший поведенческий регулятор. Сложнее с потенциально нестабильными. Затяжные психозы у рабочих и панические атаки их жён стали настоящим бедствием трудовых кластеров Мегаполиса. Ситуацию частично спасала химическая психо-коррекция, но восстановленные жили не долго.