Чёрные лебеди

В вечернем сереющем небе появилась полная луна. Повиснув идеально правильным кругом над подмерзшим болотом таким же пепельным, как и само небо, давала понять — ночь будет светлой. Хорошо — легче целиться.

Вынув из поясной сумки кусок черствой солонины, жадно впилась багровыми деснами и немногочисленными остатками желтых зубов, большинство из которых потеряла еще на Севере, охотясь за сенгаками. Тогда за шкуру убитого зверочеловека давали два томанера, и на это можно было вполне сносно прожить от охоты до охоты. Но обзавестись новыми зубами за эти деньги было нельзя.

Шкур Грязь сдавала больше всех. Сенгакам, несмотря на отличный нюх и прекрасное чутье, никогда не удавалось учуять её приближение. Девушка-следопыт всегда была проворнее полулюдей-полузверей.

Получая деньги от скупщика Тайтла, сжимая их в кулаке и вертя перед его сальной физиономией, Грязь, словно беззубый младенец, улыбалась светлой искрящейся улыбкой и неизменно повторяла одно и то же, хвастаясь по-детски: «Вот сколько».

Никто никогда не пытался назвать ее беззубой. Обитатели подножия Гелейских гор знали — зубы у охотницы спрятаны в колчане и в ножнах.

Ночь быстро спускалась на землю. Оглушительная весенняя капель стихла — влагу вновь прихватил вечерний морозец. Поднялся ветерок, погнал над стоячей водой мелкую рябь. Оранжевый глаз костра, вспыхнув ярко и сильно, полосонул по дороге длинными тенями подсаживающихся к нему людей. Разведчица затаилась, притихла, напряжённо выпучив черные, словно маслины глаза.

В ноздри ударил острый запах жареного мяса. Громко и весело балагуря, солдаты готовились ужинать. Грязь тронула языком истрескавшиеся посиневшие губы — хорошо, если что останется. Она давно не ела свежатинки.

От костра потянуло сладко-терпким дымом и северянке нестерпимо захотелось курить. Прикрыв глаза, она представила, как набивает трубку, как жадно и ненасытно делает первую затяжку, как выпускает сизый густой дым, наполняя им подмерзающий ночной воздух.

Ее вздернуло, вернуло в реальность заливистое конское ржание. Всадник в грязно-сером плаще, верхом на иссиня черном поджаром жеребце с лоснящейся в лунном свете потной шкурой появился так неожиданно, что Грязь искренне удивилась. Как она могла его не учуять?

Тронув пятками крутые бока коня, огибая разбитую вдоль обочины дорогу, человек неспешно направил его к костру. Не доехав нескольких шагов, остановился и застыл в седле. Конь нервно забил копытом, склоняя голову, пытаясь лизнуть островок льда под ногами. Еле уловимыми короткими рывками подъехавший натягивал поводья, сдерживая животное.

Солдаты оживились. Поднимаясь с лежанок, брались за оружие. От костра отделилась фигура. Грязь присмотрелась — командир отакийцев. На ходу легко поддев воткнутую обратным концом в размокшую землю пику направил её всаднику в грудь и что-то прокричал, вскидывая голову.

Как ни старалась разведчица напрячь слух, слов разобрать не удалось. Хотя, если бы и услышала — бесполезно, отакийский она не знала.

Всадник не шелохнулся. Воин легко ткнул пикой в кольчугу, давая понять, что в следующий раз сделает это значительно сильнее. Мотнув густой гривой, вороной на полшага отступил назад, и трехгранный наконечник бесполезно повис в воздухе.

К отакийцу подтягивались солдаты. Привычным движением Грязь разжимала затекшие пальцы — вот… вот… вот…

Кулак людей возле всадника, второй кулак оставшихся у костра.

Между тем путник, словно вросший в седло, излучал безграничное спокойствие. Его лицо скрывал глубокий капюшон, но идеально прямая спина, и неспешные движения рук указывали на бесстрастность и уверенность. Потянув за поводья, пытаясь объехать столпившихся перед ним людей, он привстал в стременах, и Грязи показалось, что одна его нога короче другой.

Эмоциональные южане, обступив всадника, галдя, махали мечами, вынуждая того спешиться. Конь пугливо встрепенулся, заржал звонко, на этот раз резко, колюче. Отгораживаясь мускулистой грудью, перебирал ногами. Нервно скрёб землю копытом, игнорируя успокаивающе похлопывания по напряженной шее хозяйской ладони.

Старший отакиец, перехватив пику, остриём ударил всадника в плечо, но тот успел увернуться, и, сползая набок, угодил в руки подскочивших двух дюжих южан в полукруглых яйцевидных шлемах, проворно стащивших его на землю. Густые грязные пятна затемнели на сизом дорожном плаще.

Конь, взвившись на дыбы, отпрянул в сторону. Отакийцы подняли пленника и, заломив руки, поставили перед командиром. Тот скинул с головы незнакомца колокол капюшона, и Грязь, затаив дыхание, увидела вместо лица бледное пятно, словно сама Смерть спустилась на землю.

Солдаты отступили и человек, покачнувшись, упал в перелопаченную конскими копытами слякоть. Он лежал в грязи, не в силах подняться, а южане, будто завороженные не решались подойти ближе. В лунном свете, на кольчужной рубахе лежащего таинственным малахитовым сиянием что-то вспыхивало и искрилось.

Грязь судорожно терла глаза, всматриваясь.

Вороно́й, вплотную подступил к хозяину. Опустился на колени, и Грязь увидела, как через мгновение бледный всадник опять возвышался верхом в седле. Северянка не любила лошадей — человеку даны ноги, чтобы самому ходить по грешной земле. Но здесь видно конь был продолжением человека.

Оставшиеся у костра вскочили тоже. Подались к остальным, выхватывая торчащие из земли пики.

Человек поднял руку и ярко-зеленый луч, вырвавшийся из его раскрытой ладони, разрезал ночь на две части. Люди, не успев опомниться, падали замертво. Луч прошелся по каждому, разрубив надвое. Отакийцы, стоящие у огня, на миг замерли в нерешительности, но бледный всадник, выставив ладонь в их сторону, направил смертоносный луч на ближайшего к нему. Болотный свет копьем пронзил одного, затем второго, и так по очереди коснулся всех.

Последний из солдат, низкорослый совсем еще молодой лучник истерично крича, бросился через дорогу. Утопая в дорожной жиже, хватаясь руками за ветви обледенелых кустарников, вскочил на валун где и поймал животом клинок Като.

Крик прервался мгновенно. Машинально пытаясь дрожащими руками ухватиться за гарду, по инерции устремляясь вперед и заваливаясь набок, он обезумевшим взглядом таращился в дышащие холодом немигающие угольки черных глаз. Грязь невозмутимо потянула лезвие вверх, вспоров по диагонали впалое мальчишеское брюхо, и запах вывалившихся теплых кишок ударил ей в нос.

— Вот, — прошипела разведчица, выставляя большой палец вверх. — Для ровного счета.

Поднялась на валун, встав в полный рост. Не глядя на корчащееся под ногами тело, насухо стерла подобранным мхом кровь с клинка, аккуратно вложила в ножны.

Всадник опустил руку. Все это время он смотрел на нее, изучая каждое движение. Пытливо, пронзительно, не мигая. Удивительно, но ей показалось, что его взгляд излучает нестерпимую внутреннюю боль, хотя Грязь могла поклясться, что он не был ранен.

Раскрыв ладонь, незнакомец пальцами второй руки подцепил широкую медную цепь с медальоном в виде длинного крючковатого когтя. Склонив голову, надел её и болотно-изумрудный кулон, в последний раз вспыхнув убийственным светом, погас, теряясь в бесцветно-дымчатых складках бесцветного плаща.

Прищурившись, махнул Грязи перчаткой, чтобы подошла. Но девушка не шелохнулась. Тогда он дернул за повод и конь, ступая в свежие следы мальчишки-лучника, нехотя побрел через дорогу. Поравнявшись с валуном, замер.

— Девка что ли? Стриженная.

Северянка насупилась. Всадник коротко бросил:

— Как звать?

— Тебе-то что?

— Не важно… и так знаю.

— Что ты можешь знать? — В девичьей руке сверкнул на треть вынутый из ножен металл.

— Не бойся. Вижу, ты не из этой компании, — кивнув на распластавшиеся мертвые тела, подытожил собеседник.

От кивка его длинные пепельные, словно седые волосы качнулись, и подхваченные несильным ветром, хлестнули по такому же бескровного цвета лицу, прикрыв наполовину.

— Откуда такая?