Чёрные лебеди

Здание учебного заведения располагалось далеко от пристани, в стороне от торговых улиц, и, возвышаясь над тихой улочкой неподалеку от наместнического дома, выглядело под стать своей репутации.

— Подождите, занятия скоро кончатся, — преградил дорогу стоящий у входа в главный корпус, без конца вытирающий платком потную плешь, невысокий старичок. Медные пуговицы на его строгом синем костюме ярко блестели, отражая послеобеденное солнце.

Подчинившись, Микка Гаори в ожидании уселся в заросшей синим клематисом беседке на каменную скамью. Старинный фасад поражал величием. Солнце искрилось в причудливых витражах его высоких арочных окон. Громоздкая замысловатая лепнина карнизов, которые вовсю облюбовали голуби, изумляла витиеватостью узоров. Здание походило на непревзойденный архитектурный шедевр.

Разглядывая массивные кованые ворота, молодой барон думал о том, узнает кузину или нет. Прошло более двух лет со дня их последней встречи, и та, скорее всего, изменилась. Но потом решил, что непременно узнает, поскольку колючий взгляд ее хитрых глаз забыть просто невозможно. Полуденная тишина пустынной улицы и монотонная трель кузнечика в пожухлой траве навеяли приятные воспоминания о детстве. Пахло пылью и свежестью, какая бывает только ранней осенью. Клонило в сон.

По прибытию в Оман коня и меч молодой барон оставил с сержантом Дрюдором в таверне, при матросской ночлежке. Сам же, расспросив у служанок дорогу, не медля, приступил к поискам.

Шагая мимо бакалейных лавок, харчевен, галантерейных развалов, он ловил себя на мысли, что не уверен, какое чувство сильнее — желание увидеть сестру или боязнь встречи с ней. За два прошедших года он перестал бояться многого. Вернее, страх никуда не делся, но превратившись в союзника, теперь помогал выживать. За время войны Микка часто прислушивался к нему, и сейчас тот шептал на ухо — не иди туда. Но в этот раз юноша не прислушался. Лишь рыкнул, недовольно мотнув головой, и произнес:

— Вот ведь девка.

Наконец, его ожидание закончилось. Массивные двери отворились, и из здания высыпала пестрая ватага учеников. Их гомон, заполнив тихую университетскую улочку, заглушил ставшую несносной трель неугомонного кузнечика. Микка напрягся, крупные капли пота оросили виски. Он прищурился, тщетно пытаясь разглядеть в толпе знакомые черты. Увы, никого похожего на сестру не увидел.

«Что за…», — ругнулся, решительно поднимаясь со скамьи.

Направился ближе к галдящим ученикам и громко позвал, перекрикивая шум:

— Стефа!

На миг гомон стих, юноши и девушки вопросительно уставились на крикуна, но через секунду, потеряв всяческий интерес, вновь зашумели и забурлили молодой энергией.

— Микка!

Он обернулся и первое, что увидел — радостную искорку в широко открытых приветливых девичьих глазах. Хрупкое создание с короткой стрижкой, стоящее перед ним, и было его двоюродной сестрой Стефой.

— Микка Гаори! — удивленно повторила девушка, уверенно шагнув навстречу.

— Сестрёнка! — выдохнул юноша, и на душе, как в детстве, стало легко и радостно.

Верзила в потертой замшевой куртке, огромный чернобородый сгорбленный совершенно без шеи, одной рукой настойчиво барабанил в дверь, второй прикрывал замысловатую массивную гарду обоюдоострого палаша, висящего на перекинутой через плечо портупее.

Дора отворила дверь.

— Где девчонка? — угрюмо процедил чёрная борода.

— Как-кая? — заикаясь, не поняла женщина.

Верзила грубо отстранил ее и размашисто шагая, направился наверх. Ещё двое последовали за ним. Один тощий, сухой как жердь нес короткое копье степняка, второй, в длинном плаще, вооруженный кинжалом, жестом приказал хозяйке молчать. Когда показал перевязь на запястье, женщина поняла, что за гости пожаловали к ней так внезапно.

Троица бесшумно пересекла коридор, крадучись поднялась по лестнице. Ни единой ступеньки не скрипнуло под тяжестью их шагов. Остановившись у двери в комнату квартирантки, мужчины замерли в молчаливом ожидании. У Доры подкосились ноги. Бородач, обнажил палаш и толкнул дверь. Внутри комнатушки стояла девушка и удивленно смотрела на вошедших.

— Она, — протянул бородач.

Подойдя вплотную, огромной бронзовой лапой ухватил за подбородок и заглянул в лицо:

— Ты, что ли, с востока? — От него несло луком и казармой. — Значиться, из немытых будешь?

Стефа молчала, не в силах издать ни звука.

— Дошли слухи, что ты болтаешь, чего не следует.

— Я дочь графа Иги, — наконец выговорила она, пытаясь придать голосу значимость.

Бородач замер и покосился на спутников.

— Обмануть хочешь? Это мы проверим, чья ты дочь.

— Спросите моего наставника Гердиора.

— И у него спросим. У всех спросим. А пока посидишь в клетке.

— Не имеете права! — Стефа вскочила на ноги, но тощий, что стоял сзади, цепко ухватил ее за шею крючковатыми пальцами. От боли девушка взвизгнула.

— Ты, верно, не поняла, кто мы? О Темной Службе наместника слышала часом?

Глаза Стефы налились слезами — кто не слышал об извергах Монтия?

— Отпустите меня, пожалуйста, — еле выдавила из посиневшего горла. Крупные слезы текли по щекам.

Тощий ослабил хватку.

— Не бойся нас, девка, — прошипел ехидно, — мы люди добрые. Ты просто расскажи нам про свои планы и всё. Про то, чем хочешь навредить нашему городу и нашему наместнику.

— О чем в…

Жердяй снова сжал девичью шею.

— Прекрасно знаешь, о чем. Наслышаны о твоих речах. Значит, наместник наш жаден и, говоришь, предатель?

Тощий потянул вверх, лишив ноги опоры. С интересом разглядывал девичье лицо. Повисшее тело забилось в судорогах. Губы посинели, рот широко открыт, глаза закатились.

Ухмыльнувшись, тощий разжал пальцы, и девушка обессилено повалилась на пол.

Подошел бородач и концом палаша коснулся выреза рубахи. Провел вдоль тела — ткань лопнула и поползла под острым лезвием, обнажая молочную кожу.

Верзила глянул без интереса, поморщился и рявкнул, пряча клинок в ножны:

— Одевайся.

Темных из Темной Службы просить о чем-либо бессмысленно. И всё же…

— Пожалуйста, дайте мне самой, — еле слышно прошептала она, закашлявшись. Слова застряли в одеревеневшем горле.

Трое переглянулись. Бородач, жестом указав на дверь, вышел последним, предусмотрительно оставив щель в дверном проеме. Внизу, на полу у входной двери, зажав ладонью рот, тихо плача, и страшась поднять на темных полные безвольного ужаса глаза, застыла притихшая Дора.

Тощий, почуяв неладное, напрягся, прислушался, нервно передернул ноздрями и с силой распахнул дверь.

— Ах, ты мразь! — гаркнул бородач, вбегая и рыская бешеным взглядом по пустой комнате.

Грохоча каблуками, метнулся к окну.

— Вон она!

Стефа бежала по покатым крышам. Ещё немного, и она скроется из виду. Тощий вытер о штанину вспотевшую руку, неспешно вскинул копье. На секунду замер, прищурился, фокусируя взгляд на бегущей фигуре.

— Давай же, Гнус, — нетерпеливо торопил бородач. Тот не повел и бровью. Сейчас на всём белом свете был только он и его убегающая жертва.

Гнус целился долго, сквозь узкие щелки почти слипшихся век, с окаменевшим, лишенным кровинки безбровым лицом, и только крылья ноздрей его мерно подрагивали, вторя глубокому ровному дыханию. Казалось, время замерло в тягучем болезненном ожидании.

И вдруг метнул. Коротко, хлестко, без замаха. Снаряд, мелко дрожа, со свистом разрезая вязкий вечерний воздух, понесся над крышами. Бородач устремился к окну, провожая его нетерпеливым взглядом.

— Нате… — охнул густым басом.

Гнус улыбнулся — копье достигло цели. Зубчатое острие раздробило позвоночник, и древко, выйдя наполовину из пробитой девичьей груди, цепляясь за края черепицы, не позволило телу скатиться с пологой крыши. Стефа умерла мгновенно.

Главарь лихорадочно мотнул головой, грязно ругнулся. Затем кинул тощему, будто ничего не случилось: