Реми-отступник

С первым он справился быстро, привычно вздымая тяжелые ведра, наполненные до самых краев, и с шумом обрушивая потоки холодной, колодезной воды в сияющие недра кухонных котлов.

— Я слышала, ты как следует навалял этому засранцу Фраю. Это он тебя так отделал? — спросила его Милред, одна из немногих женщин, постоянно обитающих в крепости. Она готовила еду для вронгов и скарга Морриса, на вид была непривлекательной, с космами седых волос, рябым лицом, худой до сухости, но жилистой и крепкой. И что самое удивительное, доброй.

— Нет, — ответил Реми, убирая пустые ведра в нишу. — Скарг Моррис.

— Не зли его, Реми!

— Я стараюсь, — коротко ответил Реми, взял тряпку и стал насухо вытирать пол вокруг котлов.

— За что на этот раз? — Руки Милред ловко потрошили упитанную куриную тушку. Она уже ощипала ее, сразу отделив нежный пух от жестких, упругих перьев. Пух должен был пойти на новую перину для скарга. А перьями набивали подушки для вронгов.

— За то, что пожалел этого засранца Фрая и не добил.

— Вот уж следовало!.. Закончил? Идем я покормлю тебя. У меня кое-что припасено, специально для одного очень хорошего мальчика.

Реми чуть приподнял в улыбке кончики губ, сглотнул вязкую слюну и отрицательно помотал головой:

— Нет, Моррис запретил.

О, — Милред огорченно взглянула на него, покачала головой и понизив голос произнесла, — он не узнает. Тут никого нет кроме нас. А тебя я не выдам даже под страхом смерти. Ты помогаешь мне выжить здесь, мой мальчик, поэтому не бойся. Старуха не проболтается, а ты немного подкрепишься.

— Нет, — твердо сказал Реми, — Я не могу нарушить запрет. Спасибо, Милред.

Она вытерла фартуком руки, подошла к Реми и хотела ласково взъерошить ему волосы, но он увернулся и быстро вышел под протестующее бурчание живота. Впереди был еще один длинный, голодный день, и его ждали мерзкие купальни…

…Следующее утро для Реми началось с резкого тычка. Он открыл глаза и увидел возвышавшегося над ним молодого ворона из старших. Было еще темно и очень рано.

— Ты, — прошипел он, склонившись. — Поднимай свой грязный, ленивый зад. У тебя нет работы, что ты до сих валяешься?

Реми обескуражено заморгал. Судя по всему, до рассвета было еще далеко, все остальные в комнате крепко спали, слышался разноголосый храп, сопение и сонное причмокивание. Реми сел и растерянно пробормотал, озираясь:

— Еще рано. Я успею.

Он подумал, что молодой ворон с повязкой дежурного, перепил можжевелового вина и зачем-то вспомнил про Реми, а может просто что-то напутал. Но тот, снова сильно пнул его ногой в бедро и злобно прокаркал:

— Меня послал нарг Моргот. Ты сегодня выходишь на ристалище, белая падаль. Отличная будет забава. Если до этого не успеешь выполнить то, что тебе поручили, пожалеешь. Очень пожалеешь.

Он подкрепил свои слова еще одним чувствительным пинком и ушел. А Реми вновь откинулся на матрас, обреченно закрыл лицо руками и некоторое время лежал неподвижно, переваривая сокрушительную новость…

…Ронгонки, — провозгласил Моргот, стоя перед неровным строем своих бойцов. Его зычный голос громом прокатился над головами молодых воронов, собравшихся у западной стены крепости на ристалище и возбужденно галдящих в предвкушении кровавой забавы. Все притихли. — Сейчас вы будете биться друг с другом, не зная жалости. В сердце ворона нет места жалости ни к своим, ни к чужим. Оказав снисхождение своему, ты, в конце концов, поддашься врагу. Такой ворон становится падалью, изгоем. Впрочем, здесь уже есть один изгой. С него и начнем.

Он вперил в Реми свинцовый взгляд. Реми, стоявший чуть в стороне от прочих, побледнел и как во сне сделал несколько шагов вперед, снял рубашку, оголив торс, как того требовали правила, затем повинуясь жесту Моргота вышел на утоптанную до каменной твердости земляную площадку, политую потом и кровью множества поколений воронов, проходивших здесь науку боя и ненависти.

— Ты будешь биться с Аррисом.

Теперь побледнел Аррис, крупный молодой ронгонк, с полным рыхлым лицом. Он слышал о том, что случилось с Фраем и подобно многим из тех, кто не видел драки, считал, что Реми просто повезло или не повезло Фраю. Говорили, что Фрай поскользнулся, упал и отключился, ударившись о стену, а это отродье трусливо поймало свой счастливый случай, накинувшись на него. Вместе с тем ходили и совершенно другого рода толки. Но они были, по мнению большинства молодых воронов, совершенно невероятными. Однако, Аррису совсем не хотелось проверять их истинность на своей шкуре. Он предпочел бы не связываться с Реми просто из осторожности, на всякий случай, так как несмотря на задиристость, был трусоват. Но Арриса здесь никто не спрашивал о его предпочтениях. На ристалище царил один закон и этот закон звали Моргот. Неповиновение могло дорого стоить смельчаку. Поэтому Аррис, стараясь не показать охватившее его неприятное волнение, вышел на площадку и встал напротив Реми. Вид этого сосунка немного успокоил его, а бледность кожи, хмурый, сосредоточенный взгляд из-под короткой челки криво обкромсанных, густых смоляных волос с яркой белой прядью — меткой позора, даже повеселили.

— Да он просто слабак, — самоуверенно подумал Аррис. — Пожалуй, я легко с ним справлюсь.

Это и в самом деле оказалось нетрудно. Реми большей частью оборонялся, а не нападал. Аррис правда получил от него несколько чувствительных тычков, которые скорее раззадорили здоровяка, и он перестал опасаться своего противника. Однако Реми оказался необыкновенно увертлив и быстр, так что молодой ворон чувствовал себя временами до обидного неуклюжим. Он начал уставать и злиться, делая промах за промахом. Они топтались на площадке без особого перевеса в чью-либо сторону уже довольно долго, когда Моргот, мрачный как грозовая туча, остановил поединок и подозвал к себе Реми. А когда тот приблизился, отвесил ему такую оплеуху, что он кубарем покатился по траве. Моргот быстро подошел к нему, пинками заставил подняться и, схватив за горло, приподнял над землей, так что лицо Реми оказалось вровень с его искаженным злобой, похожим на страшную маску лицом.

— Ты, кажется, неправильно меня понял, грязное отродье, — процедил он. — Ты сюда не танцевать пришел, а драться. Думаешь, я не вижу всех твоих уловок? Думаешь, ты умнее всех, сосунок? Иди и дерись как подобает!

Он швырнул Реми под ноги застывшему Аррису и крикнул:

— Не жди пока он встанет. Бей!

И Аррис охотно послушал его. Когда Реми упал в очередной раз, Моргот снова остановил бой, небрежным жестом указав Аррису вернуться в общий строй.

— Ты следующий, Норрд. Выходи. Реми остается.

— Но как так, — не сдержавшись завопил разгоряченный дракой Аррис. — Это я должен сейчас драться с Норрдом! Я победил!

— Ты будешь учить меня что делать? — с убийственным холодом в голосе, спросил Моргот, вперив в Арриса пристальный, тяжелый взгляд из-под насупленных бровей.

— Нет-нет! Простите! Пожалуйста, простите меня, нарг Моргот! — сразу опомнился Аррис и несколько раз низко поклонившись Морготу поспешно покинул площадку. Его место занял другой рослый ворон.

После третьего противника Реми чувствовал себя так, будто побывал под камнепадом. Он больше не мог уговаривать ноги не подводить его, не трястись и не подгибаться. Они перестали признавать его своим хозяином. Один глаз у него совершенно заплыл и ничего не видел, представляя из себя сплошной черно-фиолетовый отек. Второй едва ли выглядел лучше, голая грудь была залита кровью и покрыта кровоподтеками. В голове стоял оглушительный звон и каждый мускул, каждая клеточка его тела вопили от боли и усталости. Он чувствовал, что вот-вот окончательно потеряет сознание и ждал этого едва ли не с радостью. Но еще больше его радовало то, что стальная пружина ярости внутри него сжималась не так быстро и сильно, чтобы он не мог сдержать ее. Наконец, еще один летящий в его сторону стальной кулак погрузил его в блаженную тьму.

Очнулся он глубокой ночью от сильной жажды. С трудом поднялся на ноги и побрел во двор крепости к колодцу, неуверенно пробираясь в темноте между рядами грубо сколоченных из досок кроватей, на которых спали, громко храпя, молодые вороны. Возможно, кто-то из них, подумал он, притащил его сюда с ристалища и бросил на старый матрас, уже много лет служивший ему постелью. Несмотря на ноющую боль во всем теле Реми чувствовал себя довольно бодро, и голова была на удивление ясной. Только очень сильно мучили жажда и голод. Он дошел до колодца и жадно припал к ведру, наполнив его живительной влагой, ощутил, как с каждым глотком восхитительно свежей, прохладной воды к нему возвращаются силы. Потом смыл с себя корку засохших крови и грязи, с недоумением разглядывая синяки, уже сменившие свой цвет на более бледный. Он поднял взгляд на небо и поразился еще больше. Реми помнил, что в ночь перед ристалищем луна полностью скрыла свой лик темным покрывалом, а сейчас сверкающие стада звезд в вышине пас молодой месяц, чей серп ярко сиял бледно-золотым светом. Значит, занятия у Моргота были не вчера, сообразил Реми.