Страница 39 из 62
— От скромности ты точно не умрёшь.
Мой взгляд останавливается на нескольких отделившихся от основной массы волос прядях. Они спадают на лоб около границы роста и не могут не приковывать внимание. Райан тем временем поджимает губы так, что на его подбородке появляется ямочка, а после, смачивая их языком, становится вдумчивее, а может, мрачнее, буквально мгновенно:
— Тебе ведь известно, на каком я месте, да?
— Это плохо, что я знаю?
Пауза затягивается. Учитывая, что прежде у нас такого не было, это особенно ощутимо. Тревожно. И несвойственно Райану. Он ведь не из тех, кто ходит вокруг да около. И теперь мне в голову против воли лезут всякие мысли одна хуже другой. Вдруг внезапно он всё же заключит, что я пошла с ним исключительно из-за его денег? И что всё остальное тоже определяется ими? Наконец тишина заговаривает со мной его слегка срывающимся голосом:
— Нет, не плохо. Просто я так привык к тому, что из-за моего состояния многие рядом со мной робеют и порой не могут связать и двух слов, а ты совершенно другая. Я встречал стольких людей и женщин в том числе, которые хотели урвать хоть кусочек, а тебе оно не нужно, и к тому же ты меня не боишься. Я имею в виду, не боишься что-то сказать или спросить. Это как глоток свежего воздуха. Тебе уже пора собираться, да? — спрашивает Райан, как только я отодвигаюсь и покидаю пределы кровати с халатом в правой руке. Она и левая верхняя конечность просовываются мною в рукава фактически на автомате. То же самое касается и момента, когда очередь доходит до того, чтобы завязать пояс на талии. Я думаю, что так или иначе сбегаю. Потому что Райан Андерсон переоценивает меня. Мне ещё есть куда стремиться в плане отсутствия страха перед ним. Я ещё не совсем соответствую тому, что услышала о себе. Взять хотя бы то, как меня расстраивает сама мысль про его жену, наверняка тоже помогавшую ему с делами не просто дежурными словами или присутствием, и тот факт, что я оставила это при себе. Но от замалчивания проблемы ревность на грани с завистью не становится меньше. Они подтачивают меня изнутри. Терзают и вызывают тревогу. Хотя она наверняка во многом глупая и беспричинная. Ведь не похоже, что я смогу изменить то, что было давным-давно. Мне придётся просто всё принять.
— Скоро будет пора, — я подхожу к шкафу и двигаю в сторону его левую дверку. Ту, за которой висит одежда. Слышу шорохи постельного белья, как только дотягиваюсь до случайной вешалки, и понимаю, что Райан, очевидно, встаёт. Когда он оказывается за спиной, моё тело уже к этому готово. Точнее, я только думаю так. Потому что ничто не могло настроить меня на столь нежное прикосновение сразу к обоим плечам.
— Я сказал что-то не то? — звучание голоса разбивает мне сердце. Отдаётся в душе ощущением, которое не объяснить словами. Внутри словно что-то вздрагивает и уже не становится прежним, особенно когда в моих волосах обосновывается шумный вдох. И сразу следом слова: — Ты так сладко пахнешь. Поговори со мной, Моника.
Я чувствую, как руки сжимают чуть сильнее. Ткань между ними и моей кожей не уберегает меня от приступа головокружения, отражающегося ещё и в сердечной мышце. Тело чуть подаётся назад, чтобы ощутить Райана. Он обнажён выше пояса, но в меня почти впиваются завязки на шортах.
— Я не всегда не боюсь.
— Почему?
— Потому что я чувствовала, что сделала для тебя что-то важное, нечто, в чём ты очень нуждался и, может быть, иначе бы не справился. В тот вечер, когда ты подпустил меня к своему ноутбуку. Узнать иное… что я наверняка не первая… это лишит меня счастья, которое я тогда испытывала. Я не могу контролировать данное ощущение, Райан. Твоя жена… она тебе помогала?
— Нет, — он отвечает, почему-то не заставляя меня мучиться ожиданием. И снова вдыхает воздух около моей головы, когда продолжает так, будто конкретно сейчас это ему ничего не стоит. В плане того, чтобы переступить через себя. Я хотела бы знать, что в его мыслях. Почему иногда он фактически нормальный, но в другое время словно закрывает и дверь, и окна. Стучись, не стучись, а всё бесполезно. — Это не то, как она любит проводить свободное время. Ей предпочтительнее занятия в конном клубе, чем бизнес, хотя именно он и позволяет оплачивать их помимо всего прочего. Звучит, наверное, так, что я не уважаю её, но, скорее всего, для тебя это не новость. Может быть, после развода всё изменится, а в процессе мы оба сможем показать себя адекватными людьми, желающими лишь добра общим детям. Но хватит об этом на сегодня. Лучше дай мне посмотреть, как ты одеваешься.
— Обычно мужчины хотят иного.
— С тобой я хочу всего.
Полтора часа спустя я перемещаюсь между вещами, ожидающими своего аукциона. Среди однозначно дорогих и статусных экспонатов чего только нет. Начиная с разных ламп и предметов интерьера и заканчивая, разумеется, картинами. Мы с Ребе останавливаемся у одной из них, когда мимо проходит официант с шампанским. Я отказываюсь от фужера, что подруга, уже делающая глоток игристого напитка, пожалуй, не могла не заметить.
— Ты что это, заболела?
— Нет. Просто не хочу, — или, может быть, я уже беременна и не собираюсь травить своего ребёнка алкоголем. Проводить время хорошо можно и без этого. Если есть хотя бы небольшая вероятность того, что внутри меня зародилась новая жизнь, то рисковать её нездоровьем и патологиями у эмбриона ради искусственной радости я никогда не стану.
— Небо справа слишком мрачное, или мне только кажется, что его цвет портит изначально в целом позитивный сюжет?
— Не знаю, что думает Моника, но в моём понимании художник однозначно переборщил с тёмными красками.
Мы с Ребеккой одновременно поворачиваемся на знакомый мне женский голос. Это Грейс, обнимающая меня через какие-то доли секунды и так же скоро делающая небольшой шаг назад. На её лице улыбка, а в правой руке находится фужер с красным вином. Наверняка оно было приобретено в винном магазине аукционного дома. Потому что я не видела, чтобы посетителям предлагали что-то, кроме шампанского. Но это волнует меня ничтожно мало. Особенно в свете того, что рядом со мной находится лучшая подруга, формально помешанная на человеке, с которым у меня существует подобие отношений, а вся нынешняя ситуация может раскрыть моё близкое знакомство с его сестрой. Тем не менее, мне не остаётся ничего иного, кроме как представить девушек друг другу.
— Знакомьтесь. Грейс, это Ребекка, Ребекка, это Грейс. Мы с ней встретились на одной из съёмок, для которой она предоставляла свои дизайнерские вещи.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— Ты здесь одна? Хочешь присоединиться к нам? — спрашиваю я после того, как они обмениваются любезными фразами. Поправляю небольшую сумку, висящую на правом плече, хотя она и так не собирается никуда деваться или сползать, но это однозначно нервное. Движение, вызванное внутренней тревожностью, желанием проявить привычное дружелюбие, но одновременно и осознанием того, что оно, как никогда прежде, может завести меня в неизвестном и крайне непредсказуемом направлении.
— Если Ребекка не возражает, я бы немного постояла рядом с вами. Я просто так быстро прошла через предыдущие залы, ничем в них особо заинтересовавшись, что теперь вынуждена ждать Ричарда.
— Я не возражаю. А Ричард это твой парень? Я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?
— Конечно, можешь. Нет, Ричард это мой муж.
— Понятно, — Ребекка кивает, делая завершающий глоток из фужера, а потом говорит то, за что мне хочется её ударить, хотя она ни в чём в силу своего незнания и не виновата, — в любом случае такие, как мы с вами, могут довольствоваться лишь созерцанием, и вообще я не уверена, зачем даже состоятельным людям иметь в своих коллекциях разные предметы искусства, когда в дальнейшем ты хранишь их где-нибудь в сейфе, а на виду вешаешь искусную подделку, ведь в случае ограбления её потеря окажется фактически незаметной по сравнению с кражей подлинного полотна. Это у всех богатых такие причуды? Или они просто повторяют друг за другом, следуя неписаным правилам, что если ты можешь позволить себе купить дорогущую картину, то непременно должен сделать это хотя бы раз?