Страница 26 из 62
Я чуть задерживаюсь, чтобы выключить свет, а когда прихожу в комнату, то обнаруживаю Райана разместившимся в кресле в свете прикроватной лампы. Но в этот раз ничто не говорит ни о злости, ни о цинизме, ни о желании за что-то меня проучить. Есть лишь чёрный чемодан у мужских ног, закрытый и стоящий вертикально, и правая ладонь, обёрнутая вокруг длинной ручки.
— Всё в порядке? — спрашиваю я, останавливая себя от того, чтобы подойти, на тот случай, если прямо сейчас это всё равно слишком. Мне и самой несколько не по себе. От того, что всё выглядит, как переезд, когда, не считая отца, я ни разу в жизни не жила с мужчиной. Не сталкивалась с тем, чтобы позволить кому-то узнать меня всю и во всех возможных состояниях, а не только в сексуальной сфере. И уж тем более не могла представить, что он окажется из числа тех, кто привык брать от жизни всё только лучшее, но соберётся променять огромный дом на мою скромную и маленькую квартиру, где ни у кого из нас не получится особо уединиться даже тогда, когда это, пожалуй, будет в некотором роде необходимо. Мы не провели весь сегодняшний вечер подле друг друга, мне случалось отлучаться в туалет, и Райан тоже покидал комнату ради посещения ванной, но на тот момент я не придавала всему этому столь много значения, как теперь. Он увидит меня утром… Сонной, непричёсанной и пытающейся скинуть с себя остатки сна. В Бразилии я просыпалась первой, но здесь он является жаворонком. При мысли обо всех грядущих неловкостях меня охватывает и подчиняет странная дрожь. Возможно, даже паника. Она обосновывается в моём животе, когда я сажусь на пуфик около туалетного столика.
— Мы не должны нервничать перед друг другом. В тебе нет ничего, чего бы я уже не видел. Я знаю твоё тело, как и ты моё, — Райан концентрирует свой взгляд на мне. Он будто хочет пробраться в самую мою суть. Узнать, что сокрыто под корой головного мозга. Какие там мысли, страхи, желания и надежды не только сейчас, но и вообще в целом. Я бы тоже влезла в голову мужчины, если бы только существовала возможность проникнуть туда незамеченной.
— Необязательно раздеваться, если ты передумал. Это были твои слова, не мои. Я могу просто переодеться в ту пижаму, а ты остаться в штанах и надеть майку. У тебя ведь она есть? Хотя бы одна?
— Есть, но я хочу раздеться. Чтобы чувствовать именно тебя. Только это твой дом, твоя квартира, и мне дико некомфортно, Моника. Я не привык к такому.
— Я знаю, — лишь говорю я, и мой взгляд неосознанно устремляется к чемодану. Там точно не так уж и много вещей. Но они всё равно уже мнутся, и вряд ли такой человек, как Райан Андерсон, погладит их самостоятельно. Уверена, он вполне мог забыть, как выглядит утюг. Ладно, здесь я наверняка преувеличиваю, но трудности в обращении с техникой вполне возможны. Мне не будет трудно вернуть костюмам или рубашкам презентабельный вид, просто прежде их в любом случае нужно достать и разместить на вешалках. — Знаю, что здесь мало пространства, места и воздуха. Мне кажется, ты вполне можешь тут задохнуться.
— Мне странно и неловко не из-за этого.
— Нет?
— Точно нет. Просто я без понятия, куда мне деть свою одежду. Всё это непросто. Вообще-то меня даже почти тошнит, — Райан отводит взгляд, поднося правую руку к губам, и этот жест кажется мне целиком и полностью пропитанным печалью. Пронизанным ею до кончиков согнутых у подбородка пальцев. Какие слова в данной ситуации прозвучат лучше всего? Мне жаль, что ты так или иначе переживаешь утрату дома, как того места, где тебе не приходилось задаваться столь неловкими и в некотором роде глупыми вопросами? Но, будь я на его месте, я бы не хотела слышать что-то подобное. Сожаления ничего не меняют. Лишь усиливают поселившуюся внутри горечь. Напоминают тебе о потере или прочих невзгодах, сложных временах и эмоциональных испытаниях.
— Тумбочка со стороны шкафа совершенно пустая. Я никогда не пользовалась ею по назначению. Но если тебе кажется, что с моей стороны кровати ты будешь чувствовать себя уютнее, то я переложу свои вещи из одной тумбочки в другую.
— Нет. Мне без разницы. Я вполне могу спать слева и на постоянной основе.
— Тогда, может быть, разберём твой чемодан?
Райан поднимается из кресла в тот же самый миг, как я произношу эти слова. Словно мгновенно преодолевает разделяющее нас расстояние и прикасается к моему подбородку указательным и большим пальцами, чуть поднимая его. Собственное отражение в мужских глазах будто погружает меня в транс, из которого уже не вырваться.
— Скажи честно, ты боишься, что я передумаю насчёт нас?
— Многие мужчины со временем начинают сожалеть об уходе из семьи. Считать свои действия ошибкой. Это… статистика, — говорю я, прикасаясь к ткани рубашки на боках. Не могу держать руки на расстоянии даже в столь неопределённый и внушающий тревогу момент. Внутренние эмоции и мысли грозят выплеснуться через край. Больше, чем Райан к ним наверняка готов. Может быть, после всей ситуации с кольцом во мне пробудилась осторожность.
— Ошибкой будет ничего не менять и дальше, — он подходит ещё ближе и перемещает руку на мою левую щеку. Физический контакт излучает… уважение. Ко мне и тому, что здесь моя обитель. Моё пространство. А ещё готовность постараться сжиться с этим. Способность договариваться и приходить к согласию и компромиссам. От близости и прочих ощущений у меня совершенно кружит голову. — Если же я начну, как ты говоришь, задыхаться, то скажу тебе об этом, и мы обязательно всё решим.
— Решим?
— Нейтральная территория. Ни твоя квартира, и ни мой отель. Что-то общее. Одинаково уютное для нас обоих. А теперь хочешь развесить мои костюмы?
Я не думаю, что возможно тратить деньги на нечто совместное в преддверии развода с женой и определения судьбы совместно нажитого имущества, и, если даже отодвинуть в сторону логику, у нас вполне могут оказаться прямо противоположные взгляды на понятие об уюте. Но все слова, способные омрачить мгновение, остаются глубоко внутри моего естества.
— Ты… позволишь?
— Почему бы и нет? Мне будет приятно ходить в них, зная, что ты прикасалась к ним. Только давай недолго. Я хочу лечь в твою кровать и уткнуться носом в твоё красивое плечо.
— Мы ляжем, но есть одна вещь, о которой я хотела бы тебя попросить. Мне будет спокойнее, если ты согласишься.
— И что это за вещь?
— В каком-то смысле сущий пустяк. Я растворила таблетку в воде, — я указываю на стакан, который принесла с собой, — мне… невыносимо видеть, как ты, в чём я почти уверена, мучаешься от головной боли. Если это действительно так, выпей, пожалуйста, до дна.
Глава двенадцатая
Я просыпаюсь так же, как и заснула. Сама и без всякого влияния извне. Но, чуть подавшись назад, чтобы прижаться к Райану, осознаю то, что моё тело успело понять гораздо раньше, чем мозг. Ощущение заставляет меня зажмурить веки, лишь бы глаза не начали вырабатывать непрошеные слёзы, и всё потому, что Андерсона нет. Его половина моей кровати холодна и безжизненна. Я стискиваю подушку правой рукой, расположившейся между нею и простынёй, надеясь таким образом перенаправить боль на неодушевлённый предмет, но всё совершенно тщетно. Неужели в этот раз он собрался ещё тише, чем в нашу первую совместную ночь в моей постели, и просто ушёл? Я же думала, что у нас всё хорошо. Настолько, настолько только может быть в нашей ситуации, и вся эта хрень с желанием отталкивать тоже осталась позади. Но, возможно, я ошибалась.
Я переворачиваюсь на левый бок, чтобы в любом случае провести рукой по примятой телом Райана простыни, но ладонь словно ненадолго зависает в воздухе прежде, чем всё-таки исполняет задуманное. Глупая потребность расплакаться сдувается, словно воздушный шарик. Мужчина оказывается по-прежнему находящимся здесь. Просто не рядом со мной. Он сидит в изножье кровати спиной ко мне, и это выглядит красиво. Так, что будь я художницей, то мгновенно схватилась бы за карандаш и мольберт, чтобы передать всё в естественной чёрно-белой гамме. Но я не художница. Я обычная женщина и вижу лишь одиночество души.