Решающее испытание

Итак, запускаем машину времени. Место – Руан, Старый Рынок. Время – предпоследний день мая 1431 года, вечер. На площади ещё дымятся остатки костра, на котором «сожгли ведьму». Епископ Кошон, надо полагать, уже принял поздравления и пошёл восвояси – отдыхать после трудов праведных. Где ты там, святой отец? Пройдёмся на пару часов назад. А, вот и он. Направляется в свою скромную опочивальню размером с вагон. Утомился, бедняжка. Ладно, сейчас я тебе устрою праздничный концерт.

– Эй ты, свинья! Ветчина двуногая!

Французский у меня постольку поскольку, а старофранцузский и подавно, но не сомневаюсь, что он меня поймёт. К тому же дело не только и не столько в словах. Кошон резко поворачивается, и челюсть у него отвисает. Интересно, как он меня видит? Жаль, зеркала в его комнате нет, не иначе как ему противно собственное отражение. В разных временах мой визит выглядит по-всякому, но обычно нечто вроде телеэкрана с моей физиономией, висящего в пустоте… это, конечно, если я хочу, чтобы меня видели. Сейчас тот самый случай.

– Отчего не зовёшь солдат, мразь? Думаешь, ты сошёл с ума? Нет, это у тебя впереди, уж я позабочусь. Что, расправился с девушкой, да? Получил удовольствие? Сколько их у тебя на счету, ублюдок?! Но на сей раз тебе крупно не повезло. Там, на площади, ты сжёг чучело имитационное, которое я тебе подсунул! А Орлеанская Дева жива и здорова! На, посмотри!

Подключаю монитор из комнаты Жанны и врубаю крупный план, чтобы у епископа не было повода для сомнений. Сразу спохватываюсь, перекрываю звук к ней – на случай, если святой отец вздумает заорать. А вот он пусть послушает, как Жанна посапывает во сне… совсем как маленький ребёнок.

– От мёртвого осла тебе уши, а не Жанну! Можешь рассказать англичанам, что сейчас видел! Скоро твои попы объявят Жанну святой, а ты будешь проклят! В ад пойдёшь – за то, что отправил на костёр матричную копию девушки! А Жанна отныне живёт в самой богатой стране мира и обладает тем, что тебе не снилось! На, взгляни!

И я пускаю чередой изображения супермаркетов, освещённых улиц, взлетающих самолётов, плывущих кораблей, потом возвращаюсь под окна палаты девушки и демонстрирую сад роз, а напоследок – снова спящую Жанну.

– Она просила передать, что очень тебе признательна! Без твоего вонючего приговора она бы всего этого не увидела!

Кошон выпучился на экран, крестится, как семафор. Вот, давай-давай, старайся в поте лица, вернее, рыла. Насмотрелся? Ну, и хватит пока.

– Слышишь, ты, крупный рогатый скот! Я теперь к тебе каждую ночь приходить буду! Ни одной ночи спать не дам, как ты ей не давал! Вызывай солдат, чтобы они ночевали в твоей комнате! Я тебя, урод, доведу до самоубийства!

Епископ взмахивает руками и обрушивается на пол. Вот так оно правильнее, не на кровати же место свинье.

Бедняга, как я буду отныне над ним издеваться! О, до чего я суров! Аж самому страшно. И ведь ничего с этим поделать нельзя. Все оставшиеся ночи его жизни уже закрыты автоматическими коридорами, в которых транслируется примерно то же, что и сегодня – кроме изображения Жанны. А по окончании очередного акта надругательства над старичком, автоматика сообщает Кошону приятным женским голосом, сколько дней ему осталось жить. Впрочем, я очень демократичен и признаю за ним право подать жалобу. Разумеется, мне, больше ведь некому.

Вот интересно: может быть, именно из-за этого моего визита к Кошону и пошли слухи, что Жанна не была сожжена?

9. Жанна

Меня всё-таки сожгли… Они сделали это… Ну, не меня, конечно, а мою матричную копию сожгли, но они-то думали, что меня… Это меня, связанную, привезли в телеге на Рыночную площадь Руана. Меня швырнули наземь так, что я упала и ушиблась – конечно, ведь уже почти не человек, а так, горстка пепла… меня втащили на вязанки хвороста, привязали к столбу… вокруг меня подожгли, стали поливать смолой брёвна, а на хворост брызгать водой, чтобы он больше дымил…

Это я кричала от невыносимой боли, задыхалась от дыма, звала Иисуса и Михаила-Архангела… и никто не пришёл на помощь, все покинули наедине с пламенем и мучениями… Это мой пепел выбросил потом палач в Сену… А они восседали в креслах на помосте – и со скукой смотрели… Они стояли в оцеплении, опершись на пики и алебарды – и смеялись… Они столпились за спинами солдат, веселились, балагурили – и швыряли в меня камни…

Они меня сожгли…

Почему, почему они сделали это?

А почему я думаю об этом? Я же не надеялась, что в последнюю минуту Кошон с Винчестером меня помилуют. Как глупо! Ведь меня вовсе не сожгли! Я жива и невредима, я – вот, в двадцать первом веке, в третьем тысячелетии, а они все сгинули без следа! Мне впору радоваться! Ведь я так боялась, что какую-то девушку выдали за меня и сожгли заживо! А это всего лишь матрица! Матрица, которая стоит полдоллара! Всего лишь моя матричная копия, которая неспособна мыслить или чувствовать! Она только способна кричать – моим голосом! Вырываться, как вырывалась бы из пламени я! Задыхаться, как задыхалась бы в дыму я! Превращаться в пепел – в мой пепел!

Как стыдно, я разревелась, когда увидела всё это на экране. Я боялась, что Сюзан заметит эту глупость… и вдруг увидела, что она сама плачет, причём совсем бесшумно, и от этого ещё страшнее.

Почему они потом оправдали меня? Как посмели объявить святой?! Пеплу всё равно, оправдан он или нет! И святость ему безразлична!

Какое право имели мои убийцы меня оправдывать?!

10. Борис

До чего приятно – явиться победителем на очередное заседание Совета Директоров ТЕМПОРА. Всё то же самое, что пару недель назад… и только мир изменился.

– Дамы и господа, открываем заседание, – скучным голосом произносит председатель. – На повестке дня – ход операции «Решающее испытание», в рамках подготовки к осуществлению проекта «Эксодус». Слово предоставляется нашему уважаемому директору по исследованию и развитию.

Так. Судя по вступлению, наш председатель так и не прочёл мою докладную записку, и видеозапись переноса не смотрел, иначе заговорил бы иначе. А остальные что? Все молчат, никто не удивляется. Неужели и они не утруждались? Ни один человек? Вот те раз. Неприятно, правду сказать. Спрашивается, ради чего мы с Абрамсоном старались, писали? И чего от меня ждут сейчас? Чтобы я сделал подробный доклад в духе «Проделана большая и полезная работа»? Нет, будет иначе:

– Согласно решению нашего предыдущего собрания, две недели назад мною был осуществлён перенос из прошлого в наше время кандидатуры, о которой я вам писал…

Делаю паузу и смотрю на директоров. Все они вдумчиво кивают. Вот балбесы! Ну, скажите честно, что не читали, всё равно через две минуты выведу вас на чистую воду.

– К сожалению, из всех приглашённых на эксперимент явился только доктор Абрамсон…

Директора оживляются:

– Видите ли, я только вчера вернулся с симпозиума в Австралии!

– А у нас именно в тот день был семейный праздник!

– Я был на директорате в Микрософт!

– У меня почта не работала из-за вируса!

Да-да-да-да-да. Оправдываться вы умеете. Ладно, пеняйте на себя.

– Перед вами фотографии упомянутой кандидатуры сразу после переноса. Здесь же результаты первого медосмотра.

Директора вскакивают и накидываются на документы, как голодные волки на добычу. А ведь они были вам пересланы, дамы и господа!

– Ох, несчастная девочка!

– Чья же это работа? Гестапо, НКВД?

– Так мучить ребёнка! Какие изверги!

– Бедное дитя! Кто же над ней так поиздевался?

– Пытки, кандалы, изнасилования… Что же это за нелюди?!

– Она из Освенцима?

Я терпеливо жду. Наконец, директора откладывают документы и смотрят вопросительно.

– Как я уже сказал, это материалы двухнедельной давности. Сейчас эта девушка чувствует себя удовлетворительно, и я пригласил её на заседание.

Включаю селектор:

– Заходите, девушки!

В комнату входят Жанна и Сьюзен, обе смущены. Они одеты в деловые костюмы, которые выбрала Сьюзен – надо сказать, у неё хороший вкус. На ней светло-серый брючный костюм, у Жанны тёмно-синяя юбка и такой же жакет поверх белой блузки. Туфли на среднем каблуке под цвет костюма. Жанна вполне пришла в норму, её тёмно-каштановые волосы подросли и аккуратно причёсаны, однако нетрудно узнать в ней ту девушку, которая изображена на снимках. Директора вскакивают.