Страница 2 из 18
Я аннулирую её приговор и отменяю казнь.
С утра двадцать девятого мая в городе Руане царит предпраздничное настроение. Добрые горожане и горожанки приводят в порядок свои дома. Сейчас уже тепло, окна повсюду раскрыты, и состоятельные руанцы вешают чистые занавески на окна. Готовят праздничные кушанья, делятся радостными новостями с соседями.
Новости самые разные. Кто-то радостно говорит, что городскому палачу не велено душить колдунью перед сожжением, пусть помучается. Другой сообщает, что перед казнью осуждённую не будут пытать, а то вдруг она умрёт от боли. И камнями в неё нельзя бросать, не то сообщники преступницы могут воспользоваться случаем и прикончить её булыжником потяжелее.
При всём этом добрые руанцы нет-нет, да и вспоминают с горестным вздохом, как менее недели назад вот так же собирались, готовились, предвкушали, а кончилось всё тем, что колдунья подписала какую-то бумажку, поплакала, да и отправилась обратно в тюрьму. Как бы и на этот раз такое не случилось.
Благочестивые руанцы исправно молятся о прощении их врагам. Девушки, страшную гибель которой они собираются праздновать завтра, эта молитва не касается. Ведь эта девушка не причинила зла ни одному здешнему жителю.
В сущности, руанцы совсем не так уж жестоки, они просто хотят культурно и весело провести завтра время, отдохнуть с пользой для души.
Оперативная система моей машины времени, похожая на огромный бублик, уже готова к запуску. Сидя перед экраном и разглядывая оживлённые улицы средневекового Руана, я не могу отделаться от дурацкой мысли, что взрыв первой водородной бомбы следовало бы произвести над этим благолепным городом.
2. Жанна
Как хочется спать… Надо уснуть, хотя бы для того, чтобы не расклеиться завтра перед палачами. Меня привезут в телеге на площадь, где будет ждать множество людей, сотни английских солдат. Епископ Кошон будет скорбно улыбаться, я опять увижу приготовленный костёр, только на этот раз мне не предложат отречься. Много-много сложенных дров, хворост и солома вокруг столба. А рядом – чан с горящей смолой, и в нём факелы.
Меня вытащат на самый верх, поставят на сложенные дрова. Палач привяжет меня к столбу, чтобы я не смогла убежать от огненной смерти. А затем он спустится вниз, вынет из смолы факел и поднесёт к соломе. Солома вспыхнет, и сначала огонь просто побежит ко мне. Потом загорятся с потрескиванием хворост и дрова, поднимется дым, сначала белёсый, затем всё темнее и темнее, пока не почернеет. Он окружит меня, будет становиться всё гуще и гуще, а в нём замелькают оранжевые языки пламени – выше, выше… Сделается трудно и больно дышать… Станет сначала очень горячо… а потом так больно, как никогда в жизни не было… Дым ворвётся в меня, задавит дыхание, начнёт рвать меня изнутри множеством раскалённых крючков… Всё тело превратится в огненную боль… Загорится одежда на мне… Отчего я умру – меня раньше сожжёт огонь или задушит дым? Страшно как… как больно…
Хоть бы я от боли потеряла сознание…
Мне и сейчас очень больно – из-за того, что со мной сделали вчера и в предыдущие ночи. Что, если солдаты снова поступят так же? А что проку об этом думать? Разве смогу защититься – одна против пятерых, закованная? Не зря же их командир снова исчез… а Стаффорд пришёл… Неужели мне теперь насильники страшнее костра? А если и так… Что же, перед пламенем буду вспоминать эти дни и ночи, может, легче окажется умирать. По крайней мере, боль уйдёт навсегда. Если бы хоть не костёр… Почему им так важны мои мучения? Ведь грозились плахой, я и не против… Вот бы заснуть сейчас и умереть, обмануть всех… Как это страшно – мечтать о смерти в девятнадцать лет…
Голоса обещали мне избавление завтра. Я их спросила: меня спасут французы? Святая Екатерина была очень недовольна: «Жанна, ты должна пройти до конца весь путь страдания и муки, так угодно Господу нашему, в этом и будет твоё избавление».
Неужели и Богу нужны мои мучения? Для чего? Неужели Он заодно с Кошоном? О, нет! Этого не может быть! Только не это!
Если бы хоть не костёр…
Как тихо стало, даже стража не звенит оружием. Если открою глаза, окажется, что они уже рядом. Незачем на них смотреть, кричать, сопротивляться, всё равно – сделают то, что хотят.
Я даже пошевелиться не могу… Как странно… Почему? Что со мной происходит?
Странный сон, похожий на обморок, парализовал Жанну, не давая ей шевельнуться, даже открыть глаза. Из-за этого она не видела происходящее вокруг. А тем временем, все факелы на стенах вдруг разом потухли. Подкрадывающиеся к пленнице стражники застыли в непонятных, нелепых позах, будто превращенные таинственным волшебником в безобидные картонные куклы. Из далёкого будущего надвинулась сень туннеля времени.
Зловещий каземат наполнился мириадами стрекочущих крошечных молний, появившихся из пустоты. Сильно запахло озоном. Висевшие в воздухе пылинки засветились, заискрились и заплясали, образуя золотистые серпантины.
Откуда-то издалека до сознания Жанны едва донесся звук гулкого падения массивного предмета на ту железную кровать, на которой мгновением раньше находилась она сама.
Эпохи проносились мимо. Грохотали войны, полыхали революции, свершались великие открытия, но всего этого не замечала измученная девушка, скованная таинственным сном-обмороком. И миллионы людей, окружавших её в разные времена, не могли, не догадывались заглянуть в туннель времени. Мир Спасения зарождался на глазах у всех, но это видели только два человека.
Между тем, стрекочущие молнии в каземате руанской крепости Буврёй внезапно исчезли, словно их и не было. Запах озона сменился свежим ароматом морского прибоя, занесённым случайным порывом ветра со стороны залива Сан-Франциско. Темпоральный туннель закрылся. До создания машины времени оставалось почти шесть веков.
3. Борис
Ну, что – главное позади? Даже скучновато получилось: никаких приключений, нерасчётных проникновений, битв со злодеями, погонь через времена. Раз-два, несколько раз нажал на кнопки, и вот Жанна здесь, рядом с нами, а её матричная копия там, в распоряжении стражников и господ инквизиторов. Бедная матричная копия, что её ждёт в ближайшие сутки…
А ведь Жанна не подозревает о происшедшем. Интересно, её обморочное состояние – это неизбежно при темпоральном переносе, или причина в чём-то другом? Может, защитная реакция организма на резкую смену обстановки? М-да, неплохо бы найти ответы на эти вопросы, но как и когда?
Интересно, что об этом думает доктор Абрамсон? Впрочем, он, похоже, сейчас ни о чём не думает – сидит неподвижно, выкатив глаза и раскрыв рот. Хотя я его понимаю. Окажись на его месте я – наверное, смотрелся бы не лучше.
– Господин Рабинович! Это невероятно – то, что вы совершили!
– Спасибо, доктор Абрамсон, но я просто выполнил свою работу. Полагаю, нет необходимости объяснять – всё, чему вы стали свидетелем минуту назад, является особо секретной информацией.
– Разумеется, сэр! Это останется между мной и вами! Я потрясён, не могу поверить своим глазам!
– Ну, своим глазам поверить придётся. Для этого вы сюда и пришли. А секретность должна быть всё-таки в меру, и я попрошу вас подготовить докладную записку на имя генерального директора нашей компании, с изложением увиденного. Между прочим, я ведь всем директорам разослал приглашение, и никто больше не явился. Вот этого я не понимаю: ведь речь идёт об их деньгах! Или мне так доверяют, что и проверять не хотят? Может, мне гордиться, радоваться?
– Сэр, вам в любом случае есть чем гордиться. То, что вы сейчас осуществили – удивительно и невероятно. Жанна Дарк спасена от гибели, она здесь, вот, рядом с нами, до неё можно дотронуться… То, о чём человечество и мечтать не смело. А теперь оно свершилось… Простите, сэр, а как матрица перескочила на место девушки и начала в неё превращаться… тоже написать?