К чужому берегу

Разумеется, Гариба невозможно было с кем-то спутать. Я сказала Брике, чтобы тот ожидал меня внизу, и с сильно бьющимся сердцем почти взлетела по лестнице. Интуиция подсказывала мне, что я застану мужа на месте. Разве была у роялистов возможность свободно разгуливать по Парижу сейчас, когда переговоры с первым консулом не закончены? Окруженные сонмом полицейских соглядатаев, они наверняка коротают дни за преферансом и страшно скучают, потому что никуда не выходят. Так что я наверняка найду Александра дома… Предвкушая встречу, я была сама не своя от волнения. Мы не виделись почти три недели. Три недели, в течение которых каждый день мог закончиться для него расстрелом!..

–– Госпожа?!

Индус в белом тюрбане вынырнул из противоположного конца гостиничного коридора так неожиданно, что я почти столкнулась с ним и чуть не выбила у него из рук поднос, уставленный бутылками с вином. «Как видно, – мелькнуло у меня в голове, – предполагаемый преферанс щедро сбрызгивается бургундским!» Вслух я сказала:

–– Да, это я, Гариб. Не стоит удивляться до такой степени! Я приехала повидаться с супругом.

В полумраке коридора лицо Гариба казалось темным, как эбеновое дерево. Он совладал с первоначальным удивлением и, поклонившись, пробормотал, что хозяин совсем не ждал меня в Париже.

–– Разумеется, я не предупреждала заранее о своем визите. Но между мужем и женой во Франции это и не является обязательным условием… Ну-ка, проведи меня к герцогу.

–– Герцог спит, госпожа, – выговорил индус, меняясь в лице.

–– Спит? – Честно говоря, я никак не ожидала такого сообщения. – В полдень?

–– У хозяина сильно болела голова, как иногда бывает. Он выпил вина и уснул.

Что-то в тоне индуса заставило меня насторожиться. Я бросила взгляд на бутылки на подносе:

–– Куда ты несешь все это?

–– Друзья хозяина, благородные господа, приказали доставить.

–– Ну, так доставь. А потом мигом проведи меня к мужу.

Мой тон был так повелителен, что индус и не помыслил больше препираться. Поклонившись еще раз, он метнулся к одной из дверей и скрылся за ней. Бутылки позванивали в такт его движениям. Как ни быстры были его маневры, я успела бросить взгляд за дверь, распахнувшуюся перед ним на пару секунд, и мне показалось, что в клубах сигаретного дыма я различила массивную фигуру Кадудаля у окна. Ид де Невиль тоже был там. А еще – граф де Бурмон, мой прошлогодний воздыхатель, развалившийся на неубранной постели в довольно-таки небрежной позе. Вся эта картина, по правде говоря, вызывала уныние. Мне показалось, я заглянула к узникам в камеру, и от увиденного сердце у меня сжалось.

Гариб, одергивая сюртук, вернулся, сделал почтительный жест рукой:

–– Пойдемте, госпожа. Комната хозяина с другой стороны.

Минуту спустя я уже стояла посреди гостиничного номера – небольшого, но хорошо убранного, видимо, сказывались заботы индийского камердинера. Обстановка здесь состояла из платяного шкафа, стола и импровизированного умывального столика, устроенного в углу посредством какой-то хромоногой подставки и медного таза. Стол был чист, тарелки аккуратно сложены, чернильный прибор в безукоризненном порядке. Альков был задернут клетчатой домотканой занавеской. Отдернув ее, я увидела спящего Александра… и спустя миг почти отшатнулась: такой терпкий стоял здесь винный дух.

Растерянная, я обернулась к индусу:

–– Боже правый… да ведь герцог был пьян?

Стоило добавить «мертвецки пьян», но я не могла выговорить таких слов перед прислугой. Индус, пряча глаза, в который уже раз поклонился, словно хотел за этой почтительностью скрыть смущение:

–– С вашего позволения, госпожа, я буду внизу. Хозяин скоро проснется, вы сможете поговорить.

Не разглашая подробностей, он прикрыл за собой дверь. Недоумевая, я вернулась к мужу. Как ни мал был мой опыт общения с пьяными мужчинами, я легко могла понять, что такой беспробудный сон в сочетании с въевшимися в одежду винными запахами указывают на то, что мой супруг порядком прикладывался к бутылке – причем, наверное, в течение не одного дня. Может, пил все то время, что был в Париже, – иначе говоря, спивался… Сердце у меня пропустило один удар. Подобрав юбки, я села рядом с мужем, взяла его руку, сжала в своих ладонях.

«Мой милый… Господи, как же тяжело тебе, наверное, было!»

Мне не особо нужны были теперь подробности встреч роялистов с Бонапартом. И без объяснений было ясно, что роялисты не добились своего, что первый консул поставил их перед выбором, которого они наверняка не хотели делать: служба Республике или эмиграция. То-то так невесело выглядела комната Кадудаля… Когда прошла первая волна сострадания, я подумала: может быть, сведения, принесенные мне Талейраном, переубедят Александра? Или хотя бы смягчат для него тяжесть выбора? Ведь уехать навсегда в Англию – это слишком тяжелое решение для француза, можно сказать, невыносимое. Понятно, когда такое решение принималось во время террора, но сейчас… когда столько благоприятных возможностей открывается для нас во Франции – зачем примерять на себя судьбу изгнанника?

Александр был бледен, в темных волосах у висков серебрилась седина. Я смочила платок, отжала его, осторожно протерла мужу лицо, наклонившись, поцеловала. Он не проснулся, но какое-то подобие улыбки мелькнуло у него на губах. Вздохнув, я решила не тревожить его, не приводить в чувство насильно. В конце концов, я тоже почти не спала прошлой ночью. Сбросив с постели пару лишних подушек, я скинула туфли, распустила ленты шляпки и устроилась у Александра на плече. Некоторое время я просто лежала, уставившись глазами в потолок и горестно размышляя, а потом сама не заметила, как задремала.

-– Святая пятница! Я еще сплю? Или брежу?!

Этот возглас привел меня в чувство. Раскрыв глаза, я увидела над собой лицо Александра. Сам голос был громче, чем я ожидала услышать, а на лице при всем желании нельзя было прочитать никакой дружелюбной эмоции, разве что крайнее удивление. И, сказать прямо, неприятное удивление. Он был не рад, что видит меня!

–– Что здесь происходит?

Я не спеша спустила ноги на пол, чувствуя, как затекло тело от неудобной позы и как сильно корсет сдавил грудь.

–– По правде говоря, – сказала я ошеломленно, – я ожидала другого приема. Особенно после того, в каком виде вас застала…

–– Черт возьми, Сюзанна, вы…

Казалось, чуть ли не ругательство готово сорваться у него с языка. Однако, столкнувшись с моим взглядом, он осекся, подавил порыв грубости. Так и не продолжив фразы, Александр отошел в угол, к умывальному столику. Я не глядела в его сторону, слышала только, как он рывком опрокинул воду из кувшина себе на голову, ополоснул лицо и волосы, потом тщательно растерся полотенцем. Видимо, он хотел одновременно и прийти в себя, и преодолеть гнев. Однако откуда этот гнев взялся? Понятно, что я приехала к нему без предупреждения и увидела неприглядную картину. Но, с другой стороны, пьянство – не такой уж ужасный грех. Я же не с девушками легкого поведения его застигла!

Перекинув полотенце через шею, он подошел ко мне, протянул руку.

–– Присаживайтесь. По всей видимости, госпожа герцогиня, нам надо поговорить.

Мы уселись за стол друг против друга. Я попросила воды, и он мне подал ее в стакане. Пока я маленькими глотками пила, Александр не спускал с меня довольно-таки неодобрительного взгляда. Мне уже становилось ясно, что своим приездом я, по-видимому, перешла некую черту, вторглась на территорию, где меня вовсе не ждали. И это ощущение было так противоположно моим собственным ожиданиям, что я в тот момент даже не знала, что сказать.

–– Сюзанна, что происходит? – спросил он холодно.

Это было, по-видимому, начало разговора. Я пожала плечами.

–– Я приехала в Париж, Александр. Это преступление?

–– Черт возьми, я прекрасно вижу, что вы приехали в Париж. Однако зачем? Задавали вы себе этот вопрос?

–– Я хотела помочь вам. – Сказав это, я сейчас сама ощутила, насколько маловесома в его глазах эта причина. – Боялась за вас.