Страница 9 из 11
Я влюблялась, по-настоящему влюблялась в разных людей, особенно в бойфрендов моей сестры. И если их когда-нибудь исключали из ее списка претендентов, я брала инициативу в свои руки. Мне было их так жаль, потому что все они были очень милыми. Это абсолютная правда. В любом случае, это был полный провал.
Переезд в Элторп
Мы переехали в Элторп, что располагается в Нортгемптоншире, когда мне было тринадцать. И тот факт, что мы покинули Норфолк, стал для меня тяжелым ударом, ведь там жили все, с кем я провела свое детство. Нам пришлось переехать из-за смерти дедушки, и жизнь резко изменилась, потому что судьба преподнесла нам еще один сюрприз: в нашей жизни, якобы случайно, появилась Рейн, моя мачеха. Она в некотором роде старалась подружиться с нами, неожиданно находила нас на различных мероприятиях, присаживалась рядом и осыпала нас подарками, но мы все так сильно ее ненавидели, потому что думали, что она заберет у нас папу, однако в действительности она переживала о том же.
Она была очень умна и хотела выйти за моего папу; это была ее цель, вот и все. Я сидела и держала всю злость в себе долгие и долгие годы, и пару лет тому назад [1989], в сентябре, во время свадьбы моего брата, я рассказала ей, что о ней думала и что никогда еще не испытывала такого гнева. Это было связано с тем, что моя мачеха и мой отец были очень грубы с мамой на репетиции перед свадьбой [Чарльза]; они отказывались говорить с ней, даже сидя рядом с ней на одной церковной скамье. Я думала, что хотя бы на один день, ради моего брата, мы все сможем вести себя как взрослые люди и справиться с этой ситуацией. Я считала, что так нельзя. Поэтому взяла на себя ответственность озвучить обиды всех членов моей семьи. И это было очень тяжело. После этого отец полгода не разговаривал со мной. Рейн не разговаривает со мной до сих пор. Но я заступилась за маму, и она сказала, что впервые за последние 22 года кто-то заступился за нее. Я высказала все, что только могла. Рейн тогда сказала: «Ты даже не представляешь, сколько боли твоя мать причинила твоему отцу». Я ответила: «Боли, Рейн? Это слово, определение которому вы даже не знаете. На своей должности и в своем положении я вижу людей, страдающих так, как вы никогда раньше даже не видели, и это вы называете болью? Вам многому стоит научиться». Помню, что готова была вцепиться ей в глотку – так была разгневана. Я сказала: «Я так сильно тебя ненавижу. Если бы ты только знала, как сильно все мы тебя ненавидим за то, что ты сделала. Ты разрушила наш дом, тратила деньги отца, и все ради чего?»
Болезнь отца Дианы
И он пережил инсульт, кровоизлияние в мозг. Он страдал от головных болей, принимал дисприн и никому не говорил об этом. У меня было тревожное предчувствие, что он заболеет, пока я гостила у друзей в Норфолке. Они спрашивали: «Как твой отец?», а я отвечала: «У меня такое странное чувство, что он вот-вот упадет, и если он умрет, то он умрет немедленно; если этого не случится, он будет в порядке». Я слышала, как я это произнесла, и больше не думала об этом. На следующий день зазвонил телефон, и я сказала хозяйке, что это по поводу папы. Так и было. Он потерял сознание. Я была пугающе спокойна, вернулась в Лондон, приехала в больницу и обнаружила, что папа смертельно болен. Мне сказали, что он умирает. Мозг был поврежден, а мы увидели Рейн с неожиданной для нас стороны, так как она фактически преградила нам вход в больницу; она не собиралась позволять нам увидеться с папой.
Моя старшая сестра взяла на себя ответственность и иногда заходила повидаться с ним. Между тем он не мог говорить после трахеотомии, поэтому не мог спросить, где остальные его дети. Бог знает, о чем он тогда думал, потому что никто ничего ему не говорил. Как бы то ни было, ему стало лучше, и его характер буквально изменился. Он был одним человеком до и, безусловно, стал другим после произошедшего. Он стал отчужденным, но любящим. Если он приходил и видел меня, то он действительно видел, если нет, то нет. Больше это не было моей проблемой.
О брате
Я всегда считала его мозгом нашей семьи. До сих пор так считаю. Он отличник, и этим все сказано. Если не говорить про общение с людьми и о том, как справляться с некоторыми ситуациями. Думаю, что мой брат, будучи самым младшим и единственным мальчиком, был просто бесценным, потому что Элторп – великое место, которое заслуживает наследника. Помните, я была девочкой, которая должна была быть мальчиком. Быть третьей наследницей в очереди – хорошая позиция: мне сошло с рук убийство. Я была любимицей отца, в этом нет никаких сомнений. Вы знаете, что он не разговаривал со мной с июля? Невероятно. И он не вручил мне подарок на день рождения, вообще ничего. Он говорит, что собирается за ним в Париж. Он думает, что, позвонив мне и сказав о том, что собирается в Париж, приведет меня в восторг. Мне не нужен подарок из Парижа. Я просто хочу его увидеть. В любом случае. Он уже не тот, что был раньше, до инсульта.
Я всегда старалась быть так же хороша, как и Чарльз на уроках. Я никогда ему не завидовала. Всегда очень его понимала. По некоторым вопросам он уже достаточно зрелый, в других же – совсем как ребенок. Но, ради бога, этого следовало ожидать от единственного мальчика. Он так похож на меня, в отличие от наших двух сестер. Я понимаю, что он один из лучших. И Чарльз всегда будет страдать, потому что он такой же, как я. В нас есть что-то, что привлекает это чувство. В это же время мои сестры счастливы в блаженном неведении в отношении множества вещей.
Окончание школы
В первый месяц после окончания учебы[20] я написала около 120 писем. Я чувствовала себя такой несчастной там, поэтому писала, писала и писала. Я чувствовала себя не на своем месте. Научилась кататься на лыжах, но так ни с кем и не нашла общий язык. Испытывала приступы клаустрофобии, несмотря на то, что мы были в горах. Я провела там один семестр. Потом, когда выяснилось, сколько стоило отправить меня туда, я сказала родителям, что это пустая трата их денег. Так что вскоре они вернули меня назад.
Родители сказали: «Ты не можешь переехать в Лондон, ты не можешь снимать квартиру, пока тебе не исполнится восемнадцать». Поэтому я отправилась в Хедли, что недалеко от Бордона в Хэмпшире, где работала с семьей Уитакер, Филиппой и Джереми. Я присматривала за их единственной дочерью Александрой и жила вместе с ними. Все было хорошо. Мне не терпелось отправиться в Лондон, ведь я тогда верила, что, как в поговорке, что у соседа трава зеленее.
Незамужняя девушка в Лондоне
Было здорово жить в одной квартире с девушками. Мне безумно нравилось. С ними я много смеялась. Проводила время наедине с собой. Мне не нужно было полностью планировать расписание, я любила быть сама по себе и до сих пор люблю – невероятное удовольствие.
[О работе няни] Работодатели зачастую были довольно угрюмыми дамами с бархатными ободками для волос. Сестры направляли меня к разным людям – тогда число их друзей стремительно росло. Они все время меня куда-то направляли – это было блаженство. Кадровое агентство «Реши свои проблемы» отправило меня на уборку помещения, но никто меня даже не поблагодарил. Но эта работа была лишь дополнительной по вторникам и четвергам, потому что по понедельникам, средам и пятницам я работала в детском саду. Так у меня было две работы, что было замечательно.
Я прошла кулинарные курсы в Уимблдоне у миссис Рассел. Она француженка. И мне очень нравился процесс, гораздо больше «бархатных ободков». Я ужасно поправилась, потому что мои пальцы постоянно были в кастрюлях, за что меня штрафовали. Это была не моя идея, так хотели родители. В то время это казалось лучшей альтернативой, чем работать за печатной машинкой, – и я получила диплом!
20
В институте Альпин Видманет в Швейцарии. – Прим. ред.