Знакомство

Всё это промелькнуло в моей голове, когда я остановился на пару секунд, чтобы сбросить валенки с ног. Туда же, к валенкам, полетела и шапка с шарфом. Вот теперь я побежал по-настоящему! У меня было секунд десять до того момента, когда я их настигну. Это время я потратил с большой пользой. Я уже знал, чего хочу, когда, взлетев в немыслимом прыжке, сжал, как стальную пружину, правую ногу…

Мой однофамилец Славка Кузнецов, с которым мы тайно занимались карате, говорил мне как-то, что самый эффективный удар не тот, от которого противник летит на землю, а тот, после которого противник остаётся на ногах, но с переломанными костями. Мы с ним много раз пытались воспроизвести этот удар, лупя ногами по высоко подвешенной боксёрской груше, но у нас ничего не получалось.

Славка считал, что после правильного удара, груша должна остаться неподвижной или почти неподвижной, но на ней должна лопнуть кожа. Тогда у нас не получалось, а сегодня вышло! Да ещё как вышло! Я ударил левого, одетого в толстый белый полушубок, в область между лопатками и соскользнул на тротуар прямо у него за спиной. Мужик ещё смог сделать шаг и занести ногу для следующего, и только после этого его начало клонить вперёд.

Слава богу, прежде чем упасть, руку Наташи он выпустил. Его напарник, одетый в модный, крытый блестящей чёрной кожей полушубок, развернулся в его сторону, очевидно, растерялся на миг и тоже выпустил Наташку. Ничего не понимая, он наблюдал за падением своего напарника на землю, когда я заорал изо всех сил:

— Наташка, беги!

Внезапно освободившись, она упала на четвереньки. Её вязанная шапочка где-то потерялась, поэтому коса, которую я так любил, подметала грязный, утоптанный снег. Наташа двигалась неплохо. Видно было, что она просто на время потеряла ориентацию. Её срочно нужно было заставить прийти в себя и действовать.

И здесь я допустил небольшую ошибку. Крича, — Наташка, беги! — я стал смещаться в её сторону, желая занять позицию между нею и оставшимся на ногах бандитом, хотя правильнее было бы попытаться перепрыгнуть сбитого мною с ног первого, и зайти хотя бы на пару метров выше второго. Улица в этом месте имеет уклон и мой противник, мало того, что был на голову выше меня, но он ещё и стоял выше. Мне пришлось резво отпрыгнуть назад, когда оставшийся на ногах бандит пришёл в себя.

Наташа услышала! Не поднимаясь на ноги, прямо на четвереньках, она быстро удалялась от нас назад, в сторону магазина. Отвлекая на себя его внимание, я прыгал из стороны в сторону, при этом непрерывно фиксируя его лицо взглядом, и всем своим видом показывая, что ловлю момент для нового удара.

Своей цели я достиг. Этот гад понял, что я не дам ему безнаказанно ничего сделать — ни догнать Наташу, ни посмотреть, что случилось с его другом. Сначала он должен был одолеть меня.

Он был неглуп, этот бандит. Должно быть, он понял, что с его товарищем дело нечисто. Тот лежал ничком на снегу, нелепо вывернув голову и не подавал признаков жизни. Мелькнула мысль, что я его убил, но я не стал забивать себе этим голову. Гораздо больше меня занимало то, что в левой руке второго блеснуло лезвие ножа! Вот тут я вспотел во второй раз.

Судя по всему, парень этот бывал в переделках. Он щерился в зловещей улыбке и, слегка наклонившись вперёд и держа обе руки согнутыми в локтях, медленно двигался на меня. Шансов достать его в прямом ударе у меня не было никаких, и я отступал назад, готовый в любую секунду отпрыгнуть влево или вправо. Спас меня и Наташку свисток милиционера, раздавшийся за моей спиной.

Парень этот недовольно поморщился, раздался лёгкий щелчок и блеск стали в его руке погас. Сплюнув, он круто развернулся и, не обращая внимания на своего валяющегося на заснеженном тротуаре товарища, бросился бежать. Легко перепрыгнув почти погребённое под слоем снега невысокое чугунное ограждение, он выбежал на дорогу и пробежав ещё метров двадцать, сел в поджидавшую его бежевую Волгу.

Фыркнул мотор, в воздухе повисло густое облако белого пара, и через десять секунд переулок вновь опустел. Сзади раздавался топот сапог милиционера. Почти одновременно с ним подбежала Наташа и накинула мне на плечи шубу. Сообразила, значит. Молодец, быстро пришла в себя! Она нахлобучила мне на голову шапку и вновь умчалась, наверное, за моими валенками. Когда шапка оказалась у меня на голове, раздался отчётливый хруст. Это хрустели на морозе мои замёрзшие волосы. Я опустил голову и посмотрел на свои шерстяные носки. Они были жёсткими от замёрзшего пота и растаявшего и вновь замёрзшего снега и покрылись снежной корочкой. Чёрт, как же холодно-то!

Милиционер стоял на одном колене, склонившись над лежащим бандитом, и пытался сообразить, что здесь произошло, и что ему, милиционеру, со всем этим делать. Вокруг нас начали собираться прохожие…

***

Потом мы с Наташей долго сидели на заднем сиденье милицейского ГАЗика, и она не переставая тёрла своей рукавичкой мой нос, лоб и щеки. Было больно так, что аж слезы текли! Я отталкивал её руку, но Наташа была неумолима. В машине было жарко, и у меня всё болело. Болели отмороженные щеки, нос и губы. Болели мышцы ног и сухожилия в промежности. Это, наверно, от того, что прыжок был очень высоким, а удар резким. Отмороженные пальцы ног я не чувствовал.

Затем скорая забрала, наконец-то, валяющегося бандита и уехала. Вскоре вслед за этим в милицейский газик тяжело забрался пожилой капитан, и мы тоже поехали.

***

В милиции нас с Наташей отвели в детскую комнату. Тётка в синем кителе с лейтенантскими погонами позвонила нашими мамам, и мы долго сидели на стульях и ждали, когда за нами приедут. Я дрожал крупной дрожью и никак не мог согреться. Тётка вышла куда-то и вернулась с тёмно-синим шерстяным одеялом сомнительной чистоты, которым она меня и укрыла. Наташа стояла передо мной на коленках и тёрла своей рукавичкой пальцы на моих ногах. Снова было настолько больно, что я плакал.

Наташа и обнаружила, что мои брюки лопнули в промежности по всем швам. Она сказала об этом тётке, и та достала откуда-то из тумбочки катушку чёрных ниток и иголку. Меня заставили снять штаны, причём Наташа помогала мне, и тётка эта сама взялась их зашивать. Наверно она очень добрый человек…

Первой примчалась тётя Марина. Ей не сказали, что я тоже здесь, поэтому она сильно удивилась, увидев меня. Наташа вкратце рассказала ей о том, что произошло, и я увидел, как Марина прямо на глазах смертельно побледнела и даже покачнулась. Ей пришлось сесть, чтобы не упасть. Наташа не видела, как я ударил того мужика, и поэтому сказала просто:

— … Сашка что-то сделал, и один упал, а потом ему удалось отбить меня и у второго!

У меня до сих пор стучали зубы, поэтому я не стал ничего добавлять к её рассказу. Марина пересела на стул рядом со мной и обняла меня, но тут в комнату заглянул какой-то высокий, плечистый мужик одетый в гражданское. Он представился дежурным следователем и сказал, что сегодня уже поздно, но завтра в одиннадцать он ожидает Наташу с мамой у себя.

Марина с Наташей остались ждать мою маму, которая появилась только минут двадцать спустя. Когда тот же следователь отпустил и нас, получив от мамы обещание быть завтра в то же время, что и Наташа с Мариной, мы все засобирались домой. Брюки мои были уже зашиты, за что я, лязгая зубами поблагодарил тётку лейтенанта.

Заминка вышла, когда я попытался забрать у Наташи свои носки. Она давно уже положила их на батарею сохнуть, а сейчас стояла передо мной и с сомнением мяла их в руках. Наконец, она уселась на стул, решительно сняла свои торбаса, сняла свои пушистые шерстяные носки и, игнорируя мои попытки оттолкнуть её руки, натянула их на мои ноги. Свои торбаса она натянула на босые ноги.

Тут всполошились обе наших мамы и тётка лейтенант. Она позвонила куда-то, недолго ругалась с кем-то и, положив трубку, с довольным видом объявила, что нас всех сейчас отвезут домой на милицейской машине.

Первый день в больнице