Нил Сорский

Ковчег Страстей Христовых стал главной святыней московского княжеского дома. Не случайно он упоминается на первом месте в духовных грамотах князя Василия I Дмитриевича: «А благословляю сына своего, князя Василыя, страстьми болшими…»54 В 1446 году, в ходе борьбы за московский стол, ковчег вместе с другой «святостью» и казной Василия II был захвачен мятежными князьями Дмитрием Шемякой и Иваном Можайским. Вопрос о его возврате особо оговаривался в «докончальной» и «перемирной» грамотах враждующих князей. «А что яз, князь Дмитрии Юриевич, и князь Иван Андреевич поимали есмя князя великого кресты и страсти Спасовы… и нам то все отдати брату своему стареишему, князю великому, поцеловав крест, как нас князь велики примет в любовь», – обещали мятежники Василию II в сентябре 1447 года55. Однако в декабре святыни все еще оставались у них. В это время русское духовенство обратилось к Дмитрию Шемяке с призывом помириться с великим князем. Доказательством искренности его покаяния и добрых намерений должен был послужить возврат захваченной им «святости», а в особенности «Страстей Спасовых». В противном случае епископы грозили мятежнику отлучением от Церкви, проклятием и вечными муками: «А аще ли единаче в своем жестосердии тако и хощеши пребыти и брату своему стареишему великому князю челом не имешь бити… а его не отдаси святости, честные кресты и святые иконы и Страсти Спасовы и казны великого князя… ино то не мы тобе учиним, но сам на себе наложишь тягость церковную духовную… И аще не обратишися к Богу и ко своему брату… чюжъ будешь от Бога и от церкви Божией, и от православныя християнския веры, и чясти не имаши с верными, и не будет на тобе милости Божией и Пречистыя Его Богоматери и силы того честного и животворящего креста… и по святым правилом проклят да будешь… и в конечную погибель поидеши… временно же и будуще»56. Святыни, видимо, удалось вернуть к весне 1448 года. По крайней мере, в «докончании» Василия II с князем можайским Иваном Андреевичем, состоявшемся между 31 марта и 6 апреля этого года, они уже не фигурируют. Впоследствии реликвии хранились в алтаре Благовещенского собора. Скорее всего, их выносили на поклонение верующим в Великий четверг, как это было в константинопольском храме Святой Софии. Отрок Нил был свидетелем и участником этих торжественных и скорбных богослужений. Всякий раз, с трепетом прикасаясь к святыням, он думал о той великой цене, которую уплатил Христос за спасение людей. Уже перед кончиной, в своем «Завещании», Нил Сорский упомянул о принадлежавшем ему кресте с камнем «страстей Господних». Трудно сказать, о какой святыне шла речь в этом тексте. Камень от гроба Христа, от плиты Помазания или от колонны бичевания Нил мог приобрести во время своего паломничества на Восток. Но не исключено, что он хранил у себя частицу из знаменитого реликвария Дионисия Суздальского.

В Московском Кремле находились цареградские чудотворные иконы. В соборе Вознесенского монастыря, основанного в 1406 году великой княгиней Евдокией Дмит-риевной, москвичи молились перед образом Пресвятой Богородицы «Одигитрия». Он был написан в Константинополе в точную меру со знаменитой чудотворной иконы и прислан на Русь, вероятно, в 1381 году все тем же архиепископом Суздальским Дионисием57. Желание русских людей иметь у себя список самой почитаемой иконы Византийского мира зиждилось на их несомненной вере в то, что копия заключает в себе благодать подлинника. По преданию, цареградскую «Одигитрию» написал евангелист Лука. Исторические свидетельства об этой иконе, действительно, очень древние: они относятся к рубежу IV–V веков. На берегу моря, в восточной части Константинополя, около Большого дворца находился целебный источник, вода которого излечивала болезни глаз58. Поводыри приводили сюда слепых. Однажды мимо источника проходили двое слепцов. И едва несчастные зачерпнули воды и умыли свои лица, тотчас был дарован им свет. Они рассказали, что их вела Богоматерь. С тех пор это место стали называть «Одигон» (от греческого – проводник, поводырь)59. Императрица Пульхерия, узнав о чуде, повелела построить близ источника храм во имя Пречистой Девы. Другая императрица, Евдокия, жена императора Феодосия II Младшего (408–450), которая в результате дворцовых интриг была вынуждена удалиться из Константинополя и поселиться в Иерусалиме, прислала в столицу икону, подаренную ей палестинскими монахами. В Константинополе святыню поместили в храме у источника Одигон, поэтому икона получила именование «Путеводительницы» («Одигитрии»). Каждый вторник с «Одигитрией» совершались торжественные процессии по городу, сопровождавшиеся «великими почестями, пением и гимнами». Их описал русский паломник Стефан Новгородец, побывавший в византийской столице в 1348–1349 годах: «Ту икону каждый вторник выносят. Удивительное это зрелище: тогда сходится весь народ, и из других городов приходят. Икона же эта очень большая, искусно окованная, и певцы, лучшие перед нею, красиво поют, а весь народ с плачем восклицает: “Господи, помилуй!” Одному человеку поставят икону на плечи стоймя, а он руки распрострет, словно его распяли, и глаза у него закатятся, так что смотреть страшно, и по площади бросает его туда и сюда, и вертит его в разные стороны, и он даже не понимает, куда его икона носит. Потом другой подхватывает ее, и с тем бывает так же, а затем и третий, и четвертый подхватывают, и они поют с дьяконами пение великое, а народ с плачем взывает: “Господи, помилуй!“ Два дьякона держат рипиды, а остальные киот перед иконой. Дивное зрелище: семь человек или восемь поставят икону на плечи одному человеку, а он, изволением Божиим, ходит, будто ничем не нагруженный»60.

На протяжении веков «Одигитрия» почиталась как палладиум Константинополя. Она не раз спасала столицу во время нашествия иноплеменников: в 626 году от аваров и славян, в 717 году – от «агарян». Император Иоанн Комнин (1118–1143) поместил икону в императорский дворец и завещал ежегодно приносить ее в монастырь Пантократора в день его кончины, а также в дни памяти других погребенных здесь представителей императорской семьи61. В XIV веке установилась традиция брать священный образ во дворец накануне Вербного воскресенья и возвращать его в понедельник после Пасхи. Императоры не жалели средств для украшения иконы. Согласно описанию испанского паломника Клавихо (1403–1406), доска иконы была покрыта серебром, «и в нее вделано много изумрудов, сапфиров, бирюзы, жемчуга и других разных камней»62. В день взятия Константинополя, 29 мая 1453 года, янычары, делившие драгоценный оклад иконы, разрубили ее на несколько частей. Об этом сообщает византийский историк Михаил Дука63.

Московский список «Одигитрии» сильно пострадал во время пожара 1482 года, уцелела только доска. В том же году художник Дионисий возобновил святыню, полностью сохранив ее иконографию и композицию64. В это время Нил уже жил на Соре. В детстве же ему посчастливилось видеть цареградский образ в его первозданном виде. Икона написана на широкой почти квадратной доске. На ней фронтально представлен поясной образ Богоматери с Младенцем, сидящим на Ее левой руке. Лик Марии слегка повернут к Сыну. Правой рукой Христос благословляет, а в левой держит свиток, поставленный на колено. Особенностью иконы являются крупные полуфигуры поклоняющихся архангелов Гавриила и Михаила, написанные в верхних углах. Почти белый фон иконы придает образам бесплотную легкость, удивительную чистоту и нежную созерцательность65. Московский образ «Одигитрии», как и его цареградский прототип, освящал самые торжественные и важные события, связанные с правящей династией. Так, например, 8 апреля 1498 года, в Вербное воскресенье, икона сопровождала крестный ход, в котором принимали участие великий князь Иван III и его недавно коронованный внук Дмитрий Иванович. Это событие увековечено на шитой пелене, заказанной княгиней Еленой Волошанкой по случаю коронации ее сына66. Возможно, процессия следовала из храма в великокняжеский дворец. Исследователи пелены заметили, что при перенесении иконы были соблюдены все особенности древнего византийского чина: «Ее бородатый носильщик (видимо, диакон. – Е. Р.), одетый в длинную красно-коричневую тунику, так же простирает руки в обе стороны. Икона закреплена на треугольном древке; центральный вертикальный штырь, очевидно, вставлен в ремень, который крест-накрест опоясывает грудь носильщика. Другие участники процессии несут два широких полукруглых опахала или хоругви и два ромбовидных опахала поменьше, а также дюжину разноцветных длинных ветвей…»67 Их число, скорее всего, не было случайным, поскольку именно 12 ветвей сопровождали икону Одигитрии в монастырь Пантократора68.