Страница 7 из 8
Дореку показалось странным внезапное исчезновение Тибо. Забрезжило отдаленное прошлое: в день крещения солнечный луч нарисовал на лбу маленького принца цветок. Гости, среди которых был и адмирал, сочли это добрым предзнаменованием. Сейчас он увидел на лице принца тоже что-то вроде солнечного свечения. «Отблеск от медной ручки упал», – решил адмирал.
5
Вот уже год на «Изабелле» не сменялись времена года: лето и лето, сплошное лето. Моряки давно мечтали о зиме в своем королевстве, хотели, чтобы руки мерзли и кололи топором дрова для печки. Надоела потная одежда, просоленные гамаки. С каждым днем паруса казались более тяжелыми, канаты гнилыми. А главное, они не находили общего языка с морем. Оно измучило их коварством. Ненадежностью. Жили с ним как с неверной женой.
После встречи с кораблем-призраком дела пошли еще хуже. Тибо заперся в каюте и почти не выходил. Изредка, только из вежливости, приглашал к себе адмирала с капитаном пообедать. А ведь кто, как не он, был душой команды, оживлял однообразную жизнь причудливыми затеями? Поначалу отсутствие принца встревожило моряков, потом они всерьез заскучали. Даже Эма, хоть и появилась на шхуне совсем недавно, почувствовала: без принца все вокруг потускнело.
Что же с ним случилось? Никто не мог ответить, потому что на самом деле ни один человек на шхуне ничего не знал о принце Тибо. Он никогда не говорил о своей семье, о самом себе, о жизни во дворце. А если кто-то ненароком касался этой темы – смолкал. Принц старался, чтобы все забыли, что он принц, и, казалось, сам не придавал значения своим привилегиям (каюта, настоящая кровать и единственная на шхуне приличная пара сапог). Если он и пользовался властью, то только ради шалостей. Например, отправлялся вместе с матросами купаться голышом в коралловые рифы, угощал всех жареной саранчой или затевал экспедицию на болото, где вились тучи комаров. В общем, сейчас никто не мог сообразить, что же делать.
Матросы, набравшись мужества, стучались по очереди к принцу в дверь, готовые даже на внеочередной урок боевого искусства. Тибо не откликался. В конце концов они его допекли, и он преподал им урок, уложил всех на палубу, посоветовал больше тренироваться и снова, хлопнув дверью, закрылся в каюте.
Эма, наблюдавшая эту сцену, спросила у фельдшера Лукаса, единственного человека в команде, который думал, прежде чем ответить:
– И часто с вашим принцем такое?
– Впервые.
– Он к вам, кажется, добр?
– Работает с нами наравне.
– И честно платит?
– Щедро, я бы сказал. К тому же кроме денег он раздает нам всем перец, а каждая горошинка перца на вес золота.
– А у себя в королевстве он каков?
– Трудно сказать. У себя в королевстве он, можно сказать, не бывает.
– Но он же там вырос, – настаивала Эмма.
– У него умерла мать, когда он был совсем маленьким. Говорят, что, когда король женился снова, детство у него стало безрадостным, но…
Бархатный голос Гийома Лебеля прервал рассказчика:
– Мы не говорим о том, о чем не принято говорить. Ты ведь человек молчаливый, Лукас, а сейчас меня огорчил.
Эма тоже огорчилась, но по другой причине: ей хотелось узнать больше. Она перебрала про себя все, что сама сумела подметить: Тибо охотно смеется, легко двигается, внимателен к тем, кто рядом, благожелателен и щедр. Если бы в ней сохранилась хоть капля доверчивости, она бы ему доверилась. Но в глубине его взгляда таилась тоска. А теперь им вдруг овладела страсть к одиночеству, мрачность… И что это была за демонстрация силы? И зачем так яростно хлопать дверью? Принц непредсказуем, как погода в тропиках.
Никто не видел принца Тибо много-много дней. Уединение он нарушил из-за весьма неприятного случая. К величайшему сожалению Эмы, он произошел именно с ней.
Нечто висело в воздухе. И воплотилось в реальность одной дождливой ночью, когда Эма дремала на баке. Она уже погружалась в глубокий сон, как вдруг услышала тихие осторожные шаги. Тяжелый топот был привычным, тихие шаги настораживали. Эма затаила дыхание и не двигаясь стала ждать. Чья-то рука прикоснулась к ней. Потом ладонь грубо зажала рот, другая полезла под рубашку.
Эма всегда держала при себе отбитое бутылочное горлышко с острым неровным краем, «розочку», как раз для таких гостей. Она мгновенно развернулась, и насильник вскрикнул от боли.
– Только тронь! Без глаза останешься, гад!
Матрос тут же исчез, но крик Эмы услышал Гийом Лебель, который как раз совершал обход. Он заглянул на бак – Эма, свернувшись в корзине с канатами, притворилась, что крепко спит.
На следующее утро Гийом ждал ее у себя, но понял, что жаловаться она не будет. Эма ни за что на свете не хотела привлекать к себе внимание. Однако Лебель отвечал за дисциплину на борту и не мог замалчивать подобное безобразие. Он сообщил о случившемся Тибо, тот вызвал к себе Эму.
Она появилась в кубрике с напряженным, осунувшимся лицом, проведя бессонную ночь с «розочкой» в руке.
– Слушаю тебя, юнга! Что произошло?
Вопрос прозвучал суровее, чем Тибо хотелось. В присутствии Эмы ему всегда становилось неспокойно. Она ничем не помогла ему, не пожелала отвечать.
– Я дал команде приказ. Его нарушили. За неповиновение положено наказание. Таков закон, и он всем известен.
Эма подняла голову и не произнесла ни слова. Она напряглась, словно ждала, что сейчас получит пощечину. Принц Тибо побарабанил пальцами по столу.
– Как хочешь. С сегодняшнего дня ты спишь в своем гамаке. Никаких ночевок под открытым небом на баке.
Эма сердито взглянула исподлобья, но тут же опустила глаза.
– Да скажи ты хоть слово! – попросил принц, и голос его прозвучал умоляюще, хотя этого он тоже не хотел.
Без сомнения, в команде «Изабеллы» не было никого упрямее Эмы, но она вспомнила, что судьба ее целиком и полностью в руках принца, и решила заговорить.
– На нем метка, ваше высочество.
– Метка? На ком? На виновном? Назови лучше имя!
Эма покачала головой. Она узнала обидчика, но имя хранила про себя.
– Ты стыдишься, юнга. Но ты тут ни при чем. Объясни, какая метка.
– Шрам от бутылочной «розочки».
Золотистые брови Тибо сошлись на переносице.
– От «розочки»? Ну-ну… – Он задумался, почесав подбородок. – Ладно. Этого достаточно. Можешь идти. Но и тебя я предупреждаю: с осколком будь осторожнее. Парни не сахар, но все-таки…
Через несколько минут принц собрал команду на главной палубе. Разбуженные матросы поднимались наверх, недовольно ворча. Те, кого оторвали от работы, тоже были не слишком довольны. Эма, помертвевшая от ужаса, спряталась в трюме. Однако Тибо заговорил так громко, что голос его раскатился по всем укромным уголкам шхуны.
– Я отдал приказ о новом юнге. Кто-то меня ослушался. Заметьте себе, с жалобой ко мне пришел не юнга! Виновный, шаг вперед! Немедленно.
Никто не сдвинулся с места. Матросы стояли и почесывались от укусов блох. Они до того к ним привыкли, что начинали замечать только при обстоятельствах из ряда вон. В общем, матросы стояли, почесывались и переглядывались. Гийом Лебель скрестил на груди руки. Адмирал Дорек – губы в ниточку – дал про себя клятву избавиться от казарки при первой возможности.
– Так, – сказал принц Тибо, подойдя поближе к матросам. – Выстроились, показали руки!
Принц внимательно осмотрел матросов, одного за другим. Никаких шрамов от «розочки» не обнаружил. И готов был уже отступиться, как вдруг заметил царапину на виске марсового Марселина.
– Что это у тебя?
– Я… – забормотал Марселин, – ударился о рею, ваше высочество. Треснулся, можно сказать.
Рея – деревянный брус, прикрепленный к мачте горизонтально к палубе, на который крепится парус. Удариться о рею, конечно, можно.
– Значит, тебя ушибла рея?
Тибо изучил царапину, прикинул, мог ли осколок бутылки нанести такую, и решил, что мог. Значит, марсовой врет.
– Что я сказал о новом юнге, Марселин? Не обижать! И что будет тому, кто его обидит?