Тетрадь с Энцелада

Старинные скрипки, сделанные в восемнадцатом веке в Италии, хранятся на Земле в музеях и стоят как целый музей. Играют на них смычком, двигая его по струнам туда и сюда. К любой скрипке, даже не музейной, требуются сменяемые комплекты струн, желателен запасной смычок и так называемая канифоль – вещество типа смолы, которой натирают волос смычка. Перевозить такое устройство нужно в жестком чехле. Всё это занимает много места и создает дополнительный вес. Плюс страховка. Суммы за перевозку выходят космическими, и поэтому в космосе скрипки вообще не встречаются.

У меня возникли очень смутные воспоминания из раннего детства, когда меня привозили к бабушке с дедушкой на Юкатан. В доме на стене висела такая деревянная штука, называвшаяся «гитара». Мне ее трогать не разрешали, но дедушка иногда снимал ее и ударял по струнам. Бабушка Хулиана морщилась: «Хосе, сначала настрой! Невозможно же слушать!». Но настраивать, вероятно, ему было лень или он не умел. И гитара возвращалась на место. Однако на скрипке играют иначе. Дома я снова полезла в сеть и нашла какие-то совсем древние архивные видео, послушала и посмотрела. Подивилась, но так и не поняла, в чем смысл. Попыталась с помощью разделочной доски и кухонного ножа повторить движения скрипача. Ужас. Пытка. Антифизиологично. У меня немедленно заболело плечо и запястье. Чуть не вывихнула суставы. Как и зачем этим вообще заниматься?..

Вечером, когда все собрались, я рассказала папе с мамой про многоименного барона со скрипкой. Над его манерами они посмеялись, но попросили меня быть терпимее: бедный мальчик привык, что вести себя следует именно так, и ему нужно время, чтобы привыкнуть к нормальному человеческому общению. Пребывание на Остедре – испытание не для слабохарактерных, а до этого были другие миры, тоже очень причудливые.

Оказалось, его отец, барон Максимилиан Александр Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн – известный исследователь, специализирующийся на контактах с закрытыми цивилизациями. Легендарная личность! Работает он всегда на свой страх и риск. Поскольку он из невероятно богатой семьи, свои экспедиции он финансирует самостоятельно. Впрочем, каждый успешный проект приносит ему не только славу, но и немалые деньги от Межгалактического альянса и Межгалактического совета по научным связм разумных миров. Иногда он находит редкие ископаемые, иногда уникальные растения, а если планета населена разумными существами, помогает установить контакты и убеждает местных жителей в пользе строительства у них, например, космодрома или орбитальной станции связи.

У барона есть собственный космолет, называемый «Гране», команду он тоже набирает по своему усмотрению и платит участникам столько, что даже после одной экспедиции можно выбрать любую приятную для жизни планету, купить или построить там дом и забыть о подвигах в космосе. Но обычно от барона никто без веских причин не уходит, хотя экспедиции бывают рискованными и порою крайне опасными. Гарантий, что уцелеешь, никто не дает, и в контрактах это прописано. Жена барона погибла при неосторожном контакте с электроамфибиями на планете, у которой было скучное буквенно-цифровое название, типа ASDF-18. Теперь та планета называется Гизела Валерия Элеонора Кримхильда Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн геборене Эдле фон Шваненбах. На картах – просто Гизела Валерия, а то не уместится. У немецких аристократов просто пунктик насчет длинных многосоставных имен и старинных титулов. Но, как выяснилось, на Остедре именно это и обеспечило полный успех экспедиции. Вряд ли теперь у какой-либо из разумных цивилизаций возникнут устойчивые межпланетные связи с высшей кастой Остедры, но по крайней мере выяснилось, каким образом нужно общаться с этими феодалами.

– Да кому они сдались? – пожала я плечами.

– На всякий случай знать нелишне, – возразил папа. – Вдруг какому-то экипажу придется прибегнуть к аварийной посадке? Барон добыл бесценную информацию, которая будет включена со все справочники. Секрет выживания на Остедре оказался довольно прост, но поди ж ты узнай!

– Главное, успеть до жесткой посадки придумать себе подходящее имя и титул, – съехидничала я.

– Да нам и выдумывать ничего не надо, – отшутился папа. – Что испанские, что русские полные имена звучат вполне впечатляюще. Иностранцы всегда спотыкаются на наших отчествах, а уж выговорить какое-нибудь «Мстислав Всеволодович Крестовоздвиженский» можно лишь после основательной тренировки.

– Или, – добавила мама не без гордости, – Лаура Флорес Гарсиа де Пьедрабуэна Ортега.

– Так что можем смело лететь на Остедру вслед за доблестными баронами, – подытожил папа.

– А надолго они сюда? – спросила я, ведь и папа, и мама по долгу службы общались с Ризеншнайдерами по прибытии на Арпадан.

– Как получится, – ответил папа. – У барона-отца есть идея наладить сотрудничество с роботами Арепо. Но для этого нужно получить множество официальных согласовании с Комитетом по Искусственному разуму и Межгалактическим альянсом. Находясь на Остедре, сделать это нельзя, там нет никакой дальней связи.

– Мне он сказал, – добавила мама, – что планирует провести на Арпадане как минимум год. Или два. Ради сына. Он считает, что мальчику будет полезно поучиться в школе с другими детьми.

– Ага, социализация, – понимающе поддакнула я.

– У тебя-то с этим, как выяснилось, нет проблем, – кивнула мама.

– А у богатеньких аристократов есть!

– Не завидуй. Этот… как его… Карл-Макс не выбирал, кем родиться. И если он выжил во всех передрягах, значит, голова у него работает четко.

– Интересно, а где он выучился играть на скрипке?

– На чем? – удивились родители.

Я гордо выложила им всё, что успела узнать про эту диковину.

– Ну ничего себе! – изумился папа. – Неужели сейчас еще кто-то исполняет живую музыку?

В самом деле. Когда нам нужно, чтобы звучало что-нибудь подходящее – ритмичное для танцев и спорта, приятное для расслабления, веселенькое для бодрости, – мы просто нажимаем кнопку, клавишу или касаемся сенсора. И оно звучит само. Можно взять синтезатор и намикшировать собственный сэмпл. Любые звуки любых планет в любых сочетаниях. Классно ведь, да?

– Между прочим, твой прапрадедушка был скрипачом, – огорошил меня папа. – Профессия уже тогда становилась редкой, но еще воспроизводилась в специальных культурных зонах. Они так и назывались – консерватории, от слова «сохранять». Московская считалась одной из самых известных. И закрылась позже других.

– А как его звали?

– Михаил Зильберштерн.

– Тоже немец?

– Нет, еврей. Но это теперь совершенно неважно. Всё равно фамилия потерялась.

– Как это?

– У него была дочь, она вышла замуж и стала Зильбернштерн-Ненашевой, а внучка – просто Ненашевой, но и она сменила фамилию на Василеску… В общем, в итоге вышли Цветановы.

– Жаль. А то вышло бы не хуже чем у баронов: Юлия Лаура Антоновна Цветанова-Зильберштерн-Ненашева-Василеску-Флорес-Гарсиа! Ах да, еще Пьедрабуэна Ортега!

– На здоровье, если тебе так нравится. Называйся как хочешь. Только документы переделывать слишком хлопотно. И так на Земле ворчали насчет двойной фамилии. И имя пришлось официально оставить одно.

– Я всегда объясняю, что Юла – сокращение от «Юлия Лаура»! – похвасталась я.

Поговорить с юным бароном наедине у меня почему-то никак не получалось. Похоже, ему интереснее общаться с Фатимой, его одноклассницей. Ну да, она старше, и очень красивая, и здорово сечет в своей микробиологии, и вообще… Он даже не посмотрел на то, что мое полное имя в любом случае гораздо длиннее, чем Фатимино. Она ведь – просто Фатима Йылдыз-кызы.

Ну и ладно. Что мне, не с кем общаться?

На концерт я, конечно, пришла. Вся школа пришла, хотя посещение этого мероприятия не было обязательным. Барон Максимилиан Александр снял для сына актовый зал при Администрации Арпадана. Туда набилось много всяких народов, в том числе неземных. В центре выгородили площадочку, на ней располагался помост с синтезатором и немного места для выступающего. За синтезатор уселся сам Максимилиан Александр. А Карл-Макс встал рядом, поднял на плечо свою скрипку, взмахнул смычком и – раздались совершенно непривычные звуки.