Страница 5 из 14
Сталин принял решение провести «орабочивание» партии – принимать в РКП(б) рабочих «от станка». Под лозунгом борьбы с оппозицией из партии постепенно вымывался более-менее образованный слой. Партия изменилась до неузнаваемости. Люди стремились получить партбилет просто потому, что это давало шанс добиться успеха. Молодые члены партии быстро продвигались по карьерной лестнице. Принцип «кто был ничем, тот станет всем» реализовывался на практике. Выдвиженцы из низов становились большими начальниками. Насаждалась бездумная дисциплина: подчиняйся и не задавай лишних вопросов.
Сталин заботливо относился к аппарату, создавал все условия для приличной по тем временам жизни, раздавал привилегии. Молодые карьеристы в кожанках жаждали власти и комфортной жизни и славили человека, который обещал им все это.
Путевку в жизнь Хрущеву дал Л. М. Каганович. У Лазаря Моисеевича были сложные отношения с украинскими большевиками старшего поколения, поэтому он опирался на партийные организации Донбасса. Хрущев понравился, и Каганович перевел его в Харьков, определив в орготдел республиканского ЦК.
Лазарь Каганович был человеком малограмотным, писал с ошибками, два класса народной школы в Кабанах – все образование. Но он сразу поверил в звезду Сталина и всю свою жизнь преданно ему служил, не зная сомнений и колебаний. Сталин доверял Лазарю Моисеевичу, потому что более преданного человека у него не было. Каганович никогда не возражал вождю, никогда не отстаивал своего мнения, а подхватывал любую сталинскую мысль.
В. М. Молотов сказал о нем:
– Он среди нас был сталинистом двухсотпроцентным. Каганович – преданнейший Сталину человек, в этом его слабость и неподготовленность к самостоятельной мысли, потому что и у Сталина не все правильно.
Каганович помогал Сталину в борьбе за власть. Обеспечивал назначение на высшие посты тех, кто присягнул на верность вождю, отсеивал оппозиционеров. И успешно отбивал атаки тех, кто считал, что такая практика уничтожает внутрипартийную демократию.
Хрущев: «Каганович – четкий и деятельный человек: это действительно буря. Он может даже наломать дров, но решит задачу, которая ставится Центральным комитетом».
В июле 1928 года Сталин вернул Кагановича в Москву, где тот в декабре стал секретарем ЦК, а затем одновременно возглавил Московскую областную (в апреле 1930 года) и городскую (в феврале 1931 года) партийные организации. Лазарь Моисеевич забрал Хрущева с собой в столицу. Многие годы Никита Сергеевич Хрущев воспринимался в партии как человек Кагановича.
Стремительное восхождение
На заседании Политбюро ЦК 10 октября 1938 года Сталин говорил о задачах партийной пропаганды: по случаю выхода в свет «Краткого курса истории ВКП(б)» – сборника исторических догм, на котором воспитывались поколения советских людей. Между делом вождь заметил:
– Товарищ Хрущев думает, что он до сих пор остается рабочим, а между тем он интеллигент [веселое оживление в зале – отмечено в стенограмме]. Он перестал быть рабочим, потому что живет интеллектом, работает головой, отошел от физического труда, вышел из среды рабочих.
Но на деле Никите Сергеевичу отчаянно не хватало образования. В 1929 году его зачислили слушателем во Всесоюзную Промышленную академию, которая готовила руководящие кадры для советской промышленности. Хрущев вспоминал: «Стипендия приличная, столовая неплохая и общежитие хорошее: у каждого – комната». Но в мае 1930 года его избрали секретарем партбюро академии, забот по партийной линии у него значительно прибавилось, что вредило учебе. Трехгодичного курса он так и не окончил.
В Промакадемии училась жена Сталина Надежда Сергеевна Аллилуева, это сыграло важнейшую роль в карьере молодого Хрущева. Никита Сергеевич вспоминал:
«Она была парторгом академической группы. Как-то приходит она ко мне и говорит: “Я хотела бы с вами согласовать нашу линию, сейчас партийная группа обсуждает такой-то вопрос, как нам правильно записать политическую характеристику момента?” Обсуждение было связано с борьбой с “правыми”.
Я ответил ей, а сам потом, когда она ушла, думаю: “Она, придя домой, расскажет Сталину, и что он скажет?” Но на следующий день она ничего не сказала, а я ее не спрашивал. Видимо, моя оценка оказалась правильной.
Когда я стал встречаться со Сталиным, то сначала ничего не понимал, почему он упоминал какие-то факты из моей деятельности в Промышленной академии. Я молчал и не отвечал: не знал, радоваться мне или ежиться из-за этого. А сам думал: “Откуда он знает?” Потом смотрю, вроде он улыбается. Тогда я сообразил: видимо, Надежда Сергеевна подробно информировала его о жизни нашей партийной организации и о моей роли как ее секретаря, представив меня в хорошем свете. Вероятно, Сталин и сказал после этого Кагановичу: “Возьмите Хрущева на работу в МК”».
В январе 1931 года Никиту Сергеевича сделали первым секретарем Бауманского, в июле – Краснопресненского райкома партии, в январе следующего года – вторым секретарем столичного горкома.
Нина Хрущева: «Высокий пост обеспечил Хрущеву квартиру в престижном Замоскворецком районе столицы с видом на красные кремлевские звезды. В распоряжении семьи теперь были пять просторных комнат на пятом этаже “Дома на набережной”[3] – пугающего вида серого одиннадцатиэтажного здания, где проживала советская политическая элита».
В первые годы советской власти Москва в административном смысле была частью области, и городской комитет партии оказался на вторых ролях. Когда Хрущев стал одним из руководителей столицы, все изменилось. 20 февраля 1931 года Политбюро ЦК постановило: «Признать необходимым выделение Москвы в самостоятельную административно-хозяйственную единицу с собственным бюджетом и провести соответствующее решение через Московский Совет и Московский областной съезд».
Москвичам это пошло на пользу, столичных жителей стали немного лучше кормить: вскоре последовали новые решения.
Политбюро ЦК:
«Предложить Наркомату снабжения СССР выделить особо план снабжения Москвы продуктами питания и предметами широкого потребления из общего плана снабжения области.
Предложить Наркомснабу СССР не позднее 10 апреля создать в Москве месячные запасы по хлебу, сахару, крупе, керосину, соли, рыбе и сельдям…
Предложить Наркомснабу СССР увеличить план снабжения Москвы хлебом на второй квартал 1931 года на 40 тыс. тонн и Ленинграда – на 25 тыс. тонн».
Столица – витрина советской власти. Неспособность обеспечить продовольствием страну, которая до коллективизации и раскулачивания экспортировала зерно, признать было невозможно. Так что искали виноватых. Обвиняли спекулянтов – дескать, хлеба полно, перекупщики его прячут.
В решение Политбюро ЦК записали: «Считать позором для Московской организации, что хлеб, предназначенный для снабжения рабочих и служащих, попадает в количестве не менее десятков тысяч пудов ежемесячно в руки спекулянтов, благодаря отсутствию контроля со стороны Московской организации. Обязать Московскую организацию положить конец этой вакханалии кормления спекулянтов за счет рабочих».
Никита Сергеевич занимался всеми городскими делами. Каганович, в ту пору ближайший помощник вождя, находил время только для таких колоссальных проектов, как строительство метро. Сам Хрущев вспоминал: «Главные его силы поглощала работа в ЦК, где он был фактически вторым секретарем ЦК, замещая Сталина. Поэтому на мои плечи постепенно перекладывались и большая работа по Москве, и большая ответственность. Это требовало огромного напряжения сил, если учесть, что соответствующих знаний и опыта у меня не было. Приходилось брать усердием и старанием, затрачивая массу усилий. Московская парторганизация была сложным организмом».
Лазарь Моисеевич был тронут, когда Сталин написал письмо столичным властям с просьбой присвоить Московскому метрополитену его, Кагановича, имя.
Журналист Лазарь Константинович Бронтман, работавший в «Правде», записал в дневнике 23 января 1935 года: «Последние предпусковые дни метро. Сегодня вечером я поехал на станцию “Комсомольская площадь”, чтобы дать небольшой очерк об опытном поезде метро. Встретил Петриковского – директора метрополитена. Ходит взволнованный, на вопросы отвечал отрывисто. Тут же вертится начальник штаба особой охраны метро. Стал ждать.
3
Официальное название – Дом правительства, адрес – улица Серафимовича, 20; он состоял из восьми корпусов, имевших высоту 9–11 этажей; 25 подъездов дома выходили на Берсеневскую набережную и улицу Серафимовича. Хрущев получил квартиру № 206.