Пораженные безликостью

Это был Инуфрон. Поодаль от него толпились два десятка наемников. Он ждал бракута. Пуватон заспешил к нему. Инуфрон сидел, широко расставив колени. Его раздобревшее тело плотно охватывалось кожаным снаряжением. Голова с редкими зеленоватыми волосами была непокрыта. Шлем ладонью прижимал к колену. Сидел неподвижно, величественно, как будто уже давно стал новым правителем Даконии. На неровном камне его откормленному заду было не очень комфортно, но сейчас для Инуфрона это было мелкое неудобство, которое с лихвой покрывалось предвкушением предстоящего большого успеха.

Наемники толпились скученно. За деревьями слуга за уздечку держал голубую гривастую лошадь Инуфрона. Она прядала ушами, мотала головой. Слуга хлопал ее по шее и время от времени выдыхал: «Тпр-р-р, тпр-р-р, тпр-р-р». Пуватон с полпути замахал руками и закричал радостным, гортанным голосом:

– Айдука твоя, Инуфрон! Я сдержал слово! – Он был рад сообщить новость, ожидаемую Инуфроном. – Теперь твоя очередь сдержать свое слово. Нелегко было захватить правительницу, с норовом она, но я привел ее!

– Правительницу? – раздался встречный откровенно недовольный скрипучий голос с издевкой. Инуфрон сполз с камня, стал на толстые, как столбы, ноги, выпятил вперед брюхо и наклонил голову на короткой шее. Рост его был внушительным, на полголовы выше самых рослых наемников. Небольшой меч на боку покоился в красивых ножнах. – Где же эта правительница? – голос Инуфрона желчно усмехнулся.

– Я оговорился, Инуфрон, – поспешно поперхнулся бракут, – прости. – Пуватон понимал, что всякая неосторожная оговорка отныне может немало стоить ему. Поэтому, потея от испуга, издалека отвесил поклон и затараторил: – Теперь Айдука – никто. Теперь ты все решаешь в Даконии. Ты – правитель, и другого не может быть! Удача тебе в руки, Инуфрон! Удача с тобой! Скоро точно так же все символы будут в твоих руках!

Недолго ждать, Инуфрон, совсем недолго! – бракут остановился перед ним. – Сейчас, Инуфрон, сейчас выведут, – голос Пуватона дрожал, а его рука показывала на пещеру.

Медленно Кинилина вышла на свет, пригнула голову в кожаном шлеме. Издалека она походила на Айдуку. Тот же рост, то же телосложение, те же доспехи. Остановилась. Габиры сзади затоптались на месте, замерли. Не решались подталкивать в спину, ждали команды Пуватона. Но тот помалкивал, разумно уступая главенство Инуфрону. Давал возможность тому насладиться зрелищем поверженной властительницы и ощущением собственной безраздельной власти над той, перед кем еще не так давно он склонялся и искал ее расположения. Инуфрон чуть не сорвался с места и не бросился навстречу поверженной, ликуя от восторга. Но с усилием удержал себя. Однако язвительный голос вырвался из глотки, мигом покрывая расстояние до Кинилины:

– Ну что, сестрица, с рассветом тебя, с моим рассветом и твоим закатом! – голос торжествующе кричал, подпрыгивая на камнях. – Чего застыла на месте? Не рада встрече? А я рад!

Ждал тебя. Подведите ее ближе!

Наемники подтолкнули Кинилину в плечо, заставляя сделать первые шаги по тропе, а потом толкали в спину до тех пор, пока до Инуфрона не осталось пять-шесть шагов. Инуфрон продолжал издеваться:

– Что согнулась в три погибели и голову опустила? Испугалась? А может, ты Манаву боишься больше, чем меня? Напрасно.

Манава не сделает с тобой того, что сделаю я, если будешь упрямиться! – Инуфрон шагнул вперед и голос резко изменился. – А где цепь Парвавеллы? Пуватон, почему на ней нет цепи Парвавеллы? Не помню, чтобы она когда-нибудь расставалась с нею.

– В пещере потерялась, – торопливо нашелся Пуватон, внезапно почувствовав острую боль от ожога на руке. – Я за эту цепь стащил ее с лошади, в собственных руках держал.

У нее на шее была. Я хотел сорвать, но цепь вдруг раскалилась и загорелась огнем, – он протянул к Инуфрону обожженную ладонь. – Вот, руку сожгла. А Айдуке – ничего.

Дух Парвавеллы защищал ее. Но больше нет цепи, больше дух не защитит! – сбивчиво частил голос Пуватона.

Молчком Кинилина выпрямилась и подняла голову. Инуфрон нервно дернулся, быстро подступил к ней, сорвал с головы женщины кожаный шлем, и голос его взвизгнул:

– Не она! – Схватил за руку бракута. – Кто это, Пуватон?!

Ты кого привел ко мне?! Обмануть вздумал? С Айдукой сговорился!

Словно ударили камнем по голове Пуватона. Увидав Кинилину, он от неожиданности растерялся. Голос надломился, невнятно промямлил:

– Она сидела на любимой лошади Айдуки, Вандупалиме.

У нее на шее была цепь Парвавеллы. Лошадь никого, кроме Айдуки, к себе не подпускает. Ничего не понимаю, – у Пуватона мелко дрожали колени.

– Обманула, змея! – голос Инуфрона взвыл по-звериному. – Обвела вокруг пальца! Но откуда она узнала, что в разломе Шурх засада? Кто ей сообщил? – Инуфрон тряхнул Пуватона. – Ты?

Больше некому! Ты задумал обмануть меня! Ты сговорился с Айдукой! – он внезапно выхватил меч и сильно вогнал острие в горло бракуту.

Тот захрипел, захлебываясь кровью, судорожно пальцами схватился за Инуфрона и рухнул на камни, издав последний булькающий выдох. Кровь растеклась по камню, застывая в рассветных лучах. Инуфрон зло бросил:

– Я тоже сдержал свое слово, бракут! – отвернулся от трупа и тяжело навис над Кинилиной. – Ты пришла, чтобы умереть? – голос на мгновение застыл, как кровь бракута на камне. – Не боишься меня? – Его меч стал подниматься. – А зря. Только я знаю, сколько тебе осталось жить.

– И я тоже, – спокойно отозвался голос Кинилины. И вдруг она мгновенно выхватила из-под наручей нож и всадила под ребра Инуфрону.

Раздался его изумленный хрип, и занесенный меч стал падать на голову женщине. Но Кинилина увернулась. Меч скользнул по коже доспехов и ударил по камню, высекая искру. Однако сбоку в нее вошел меч наемника. Кинилина упала, не проронив ни звука. Инуфрон, покачиваясь, завалился набок рядом.

Когда уже совсем рассвело, правительница Даконии вышла из черного разлома Шурх в сопровождении воинов-даконцев.

С другой стороны разлома, где Айдука входила ночью, появились наемники, выпущенные даволтами. Они шли совершенно голыми, с детскими восторженными глазами, смотрели вокруг, как глядят младенцы, когда открывают мир впервые. Наемники не помнили, что с ними произошло. Колдун даволт Глахт сделал свое дело. Отправляя наемников от себя, вслух заметил, что все приходят на свет голыми и с пустыми мозгами. Пускай для этих наемников все начинается сначала. Рюнс шел впереди, удивляясь незнакомому лесу. Новый, необычный мир раскидал перед ними свои дороги.

Глава третья

В западнях

С наемниками Юйк успел до утра вернуться к твердолу. Частично наемников он должен был разместить в твердоле, а частично оставить в лесу в засаде, чтобы Сашка, обманутая Будоргом, попала со своим сопровождением под двойной удар. Однако этот замысел провалился. Воины клажа Буна встретили наемников стрелами. Юйк попытался взломать ворота. Они трещали, стонали, корчились под натиском, но даконцы клажа защищались отчаянно. Юйк, понеся потери, через ров отступил в лес. И там спешно засел в засаде. После неудачи у твердола он был удручен. Однако засада давала надежду повернуть фортуну к себе лицом. Хорс, упустив Будорга, чувствовал себя виноватым. Андрюха Раппопет глотал досаду. Юйк, осознав, что стрелы наемников не нанесли большого урона сопровождению Спасателя, бросил наемников в схватку. Воинственный рев наемников прокатился по лесу. Блеснули мечи. Даконцы приняли удар. Сшиблись в схватке. Численный перевес вселял в Юйка уверенность, что символ скоро будет в его руках. Раппопет крутился, как волчок, отбиваясь налево и направо. Юйк пер напролом, пытаясь прорубиться сквозь Сашкин заслон. Из-под шлема катился крупный пот. Уже близко было сосредоточенное лицо Сашки и лук-символ у нее за спиной. Голос Юйка свирепо торопил наемников. Они несли потери, но давили со всех сторон. Казалось, вот-вот дожмут.