Дикая раса

В домике Лилен чаще приходили дельные мысли. И спать здесь она любила.

Над джунглями пронесся беззвучный зов. Вскоре сквозь большое окно без рамы проскользнула глянцевитая шипастая тень.

Нукта, дельта-самец прайда Итии, мало общался с людьми и имени не носил. Идентификации как четвертого мужа ему хватало, а Лилен звала его Дельтой. Как вышло, что они оказались в дружбе, Лилен не помнила, потому что была слишком маленькой. Мама рассказывала, что Дельта однажды имел ожесточенный спор с Малышом на тему воспитания детей, после чего решил, что надо ему послеживать за Лили Марлен, ибо Малыш, сам молокосос, мог что-нибудь упустить или чему-нибудь очень напрасно попустительствовать, а Дельта имел по этой части огромный опыт.

Лилен смеялась до икоты и в историю не поверила.

«Привет, Дельта».

Хвост нукты обнял ее привычным движением. Морда ткнулась в лицо.

«Постережешь? Я буду спать здесь».

Дельта, не отвечая ни одним из возможных способов, отошел и свернулся в кольцо у стены. Лилен улыбнулась и последовала его примеру, укрыв плечи собственным детским одеялом. Ногам в джинсах было тепло и так.

Проспала она недолго.

Майк шел по лесу. Бездарно шел. Запинался о корни, нервно шарил здесь и там лучом слабого фонарика и оттого еще больше слеп. Ругался. Он разбудил Лилен за минуту до того, как Дельта тронул ее мордой между лопаток, сообщая, согласно уговору, что кто-то идет.

Лилен беззвучно выругалась. Додумался же… кто ему сказал, где она может быть? Не иначе родители.

Тьфу.

— Лилен! — позвал Майк. — Лилен, ты здесь? Ты в домике?

«В домике я, в домике, — с нутряным смешком подумала та. — Чур, не играю». Выглянула, скорчила раздраженную гримаску.

— Кто тебя привел?

— Никто, — быстро сказал Майк.

Лилен нарочито громко вздохнула. Скрылась на миг в чернильной темноте и вынырнула под днищем гнездышка, спускаясь вниз по канату.

— Ты зачем пришел?

— А ты зачем ушла?

— Погулять. — Лилен подумала, что сейчас вполне может прийти в ярость.

— Ночью?

— Люблю гулять ночью.

Майк опустил глаза. На виске темнела царапина: днем, шарясь по кустам с камерой, налетел на шип. Злополучный творец вздохнул, сунул большие пальцы за пояс брюк, вытащил.

— Лилен, — сказал он. — Я тебя люблю. Ты только, пожалуйста, помолчи.

Возлюбленная гневно раздула ноздри, но повиновалась. Больше из любопытства, чем из уважения, и все же не сказала ни слова.

— В общем, так, — Майк проглотил комок в горле. — Прости, что я не сказал насчет Урала. Я собирался. Долго. Я просто… понимаешь? Ну, я боялся. Боялся. Что ты… не захочешь. Я не знаю, как я буду там без тебя. Понимаешь, у меня девять сюжетов, я им представил — для полнометражек! — им интересно, два уже пошли в работу на сценарий, но они все для тебя! Я не смогу это снимать без тебя. Ты понимаешь?! Ну да, я псих, я чокнутый, я ничего не вижу, кроме своей студии, но я не могу без тебя!

Лилен молчала. В темноте ее глаза были совершенно черными, а волосы лунно светились. Майк не смог удержаться от мысли, что кадр бы вышел немного сладкий, но очень красивый, особенно с таким выражением лица, как у нее сейчас — устало-льдисто-бесстрастным, как у лесного духа…

И проклял всё.

— Лилен.

Ресницы, длинные и густые, точно у анкайи, медленно взмахнули.

— Ну скажи что-нибудь!

— Что-нибудь.

Майк застонал, дернувшись.

— Что я должна сказать? — очень спокойно спросила Лилен. — На какой вопрос ответить?

— Ли…

Она оборвала его, подняв ладонь.

— Подсказываю: ты хочешь, чтобы я поехала туда с тобой или поехала туда сниматься?

Майк смотрел на нее несчастными глазами.

— Я хочу, чтобы ты поехала туда со мной, чтобы сниматься у меня.

— А если я буду у тебя сниматься и все, тебя это устроит?

Майк зажмурился. Запустил пальцы в длинные волосы. Лилен отстраненно подумала, что посоветовала ему хороший шампунь, и теперь хоть пряди не слипаются. Уставилась в землю, пнула носком кроссовки лысый терранский кактус. Макферсон оскалился, всхлипнул и выговорил:

— Нет. Не устроит.

Лилен пожала плечами.

— Но я все равно хочу, чтобы ты поехала, — сказал Майк.

Заухала ночная птица. Лучились крупные терранские звезды.

— О-кей, — сказала Лилен.

В детстве Лилен от дома до гнезда на дереве носили нукты — минут за двадцать; могли и быстрее, но берегли всадницу. Отчаянный Майк шел сюда часа три, петляя по ночному лесу. Он вымок от росы и пота, потом замерз, несколько раз упал, исцарапался насмерть, был с головы до ног искусан мошкой и дико устал. Прочти Лилен о чем таком в романе про любовь — восхитилась бы преданным парнем. Но Майка ей даже не хотелось жалеть.

Она много раз пыталась проникнуться к нему хоть какими-нибудь чувствами. Ей это даже удавалось — ощутить благодарность, нежность, умиление, словно над щенком… лишь до того, как она снова видела Майка вблизи.

Съемки. Еще он нравился ей на съемках, — злой, безжалостный, в ауре ясного необыденного огня. Но он не умел быть таким всегда, и оттого повседневный Майк казался еще противней. «Почему к его мозгам не прилагается нормальная внешность?», — с тоской думала Лилен, но тут же мелькала мысль, что даже если Макферсон пострижется, подкачается и вправит уши, быть с ним она все равно не сможет.

Подсознание. Физиология.

…Он как-то спросил, откуда взялось ее имя. Лилен машинально ответила «Не знаю».

— У тебя оба родителя немцы, и ты не знаешь, почему тебя зовут Лили Марлен? — изумился Майк.

— Мама хотела назвать меня Лили, а папа — Марлен. Вот и все, — сказала Лилен и мрачно добавила, — я плохо говорю по-немецки.

— Я знаю немецкий, итальянский, французский, испанский, основной нкхварный и прим-лаэкно, — улыбнулся Макферсон.

— А я говорю по-русски, — отрезала Лили Марлен. — Второй родной.

— Заслуживает уважения, — согласился Майк; непонятно, с подначкой или всерьез.

И вдруг запел. Голос был тихий и глухой, но чистый. Макферсон в детстве ходил в музыкальную школу и имел привычку импровизировать на рояле блюз, когда размышлял. Из слов Лилен понимала едва половину, только припев повторялся и не оставлял сомнений.