Дикая раса

Люди со специальными сертификатами, с ограничением в правах.

Официальные смертники Центра. Расходный материал.

И при этом Флорес, этот расчетливый, разумный, рассудочный человек отправился на смертельно опасную операцию лично.

«То, что мы сделаем, — сказал он перед отбытием, — ничего не решит. Просто не даст кому-то решить за нас». В этот момент он напоминал фанатика, а не наемного убийцу с холодной кровью…

— Идем, милая, — повторяет отец. Его голос всегда ласков, когда он обращается к дочери, он всегда полон любви, когда смотрит на нее, но сейчас такая необычайная нежность звучит в словах, что Минако замирает в растерянности.

— Мы возвращаемся домой, — объясняет Терадзава, не дожидаясь вопроса.

— Домой… — удивленно шепчет Минако. Что отец называет домом? Разве есть у них дом кроме Фурусато, ожерелья чудесных зеленых островов, подобных каплям, упавшим с божественного копья?

— На Дикий Порт? — предполагает она, и встречает нестерпимо ясный взор отрекшегося короля.

— Нет, Ми-тян, — отвечает он. Улыбка нисходит на тонкие губы, — на Древнюю Землю.

— Но…

…даже после Второй космической, когда Терадзава двинул свои войска в помощь флоту Земли, когда он нарушил законы Порта, нарушил нейтралитет пиратской планеты ради выгоды собственной расы — даже после этого он не получил права жить на Земле. Он, пожалуй, добился бы возможности жить там не под своим именем, но не пожелал. На Земле он не смог бы приобрести архипелага и установить на том свои порядки. Кроме того, поселиться на Земле означало отдать себя в руки дорогого врага Чарли, а на такое Терадзава никак не мог пойти.

Но сейчас — Чарльз Айлэнд мертв… а местер Флорес держит в перекрестье прицела уральского триумвира.

— Теперь, — мягко говорит Сигэру, — Древняя Земля ничего не знает о моих преступлениях. Мы поедем в Осаку, Ми-тян, в Киото, увидим Фудзи и Токийский залив. Это последнее, что я хочу сделать в жизни.

— Ты бросаешь Флореса?

— Разумеется. Он знает, что я так поступлю. Он сводит собственные счеты. Не думай больше об этом гайдзине, Ми-тян. Он закончился для нас, как и Фурусато, как и Терра, как вся прошлая жизнь. Идем, милая. Корабль ждет.

Эмиз Флорес стреляет.

Долго.

Гораздо дольше, чем нужно.

До тех пор, пока от чемоданчика с лекарствами не остаются только клочья, разлетевшиеся по земле; темная влага раствора быстро испаряется под жарким солнцем.

Бабушка стоит невредимая, только пальцы чуть оцарапаны: ручку чемоданчика выбило из них.

— Как же вы умирать будете? — потрясенно говорит Алентипална, ища глазами чужие глаза; в ее чертах недоумение и жалость. — Ведь вы же столько зла сделали…

— А вот это вы зря, местра корректор, — Эмиз торжествует. — Хочу предупредить. Если мои люди начнут умирать по необъяснимым причинам — немедленно по вполне объяснимым причинам начнут умирать ваши дети. Идите внутрь. Они ждут. У меня еще есть патроны, вы же не хотите оставить малышей на произвол судьбы?

Алентипална покорно идет за ним.

У нее остается только один способ сберечь две сотни жизней. Позволить невинным и беззащитным дождаться помощи.

Она не колеблется.

Кажется, здесь все осталось таким же, как считанные часы назад. Выглядывает из-за колонны Баба-Яга, трепещут под потолком хвосты и крылья деревянных птиц счастья. Журчит вода в игрушечном водопаде, окна светлы, и белое дерево кружева кажется льном. На столах неубранная посуда. Волшебную Бабушку вновь встречают глаза, полные надежды.

Если несколько сотен человек уверенно считают тебя всесильной…

Тень у стены чуть колышется, переминается с ноги на ногу.

Немного одаль стоит еще одна тень.

И еще.

Люди в маскировочных плащах — безликие, безмолвные, похожие на привидения, но стократ страшнее. Их много. Зачем все они делают это? Кто они?

Неважно.

Черной Птице легче петь смерть, чем жизнь. Человеческий организм уязвим. Пусть рядом нет энергетика, пусть усталость накатывает тяжкой волной, но куратор Райского Сада сумела бы сделать так, чтобы ни один злобный призрак не смог надавить на спуск.

Ни один?

Она не знает, сколько их здесь.

Зато знает, сколько заложников.

Остается лишь ожидание.

«Простите, ребята, — мысленно шепчет Алентипална, проходя меж столами; кто-то подвигается, освобождая для нее край скамьи, — простите меня, Элик, Ваня. Вы же все можете, я знаю. Я жду. Я верю». На ней белый халат Стеллы Ароян, неновый, не очень чистый, и на кармане нарисован оранжевым маркером кривоватый робкий цветок. Кто-то из пациентов решил сделать подарок ласковой тете-доктору…

Молчание.

Дети устали сидеть, им давно пора прилечь, по режиму уже на исходе тихий час. Многие дремлют, прикорнув на столах, кто-то уселся на пол, как хорошо, что он теплый…

Столовая «Ласкового берега» никогда не бывает так полна. Часто, особенно зимой, здесь не ест вообще никто, всё разносят по палатам. Многие из ребят здесь впервые. Из-за ее визита. Ради крошечного шанса на исцеление, ускользающей возможности чуда.

Мысль приносит с собой отчаяние, и Алентипална прогоняет ее.

Одна из теней ставит перед ней дешевый видеощит. Кажется, Эмиз не оставит заложницу в покое. Алентипална отодвигает щит в сторону. Мерзко быть рядом даже с изображением этого человека.

Покачиваются в вышине деревянные птицы.

— Как самочувствие, местра Надеждина? Мой браслетник предлагает перевод. У вас говорящая фамилия. Умрете последней?

Алентипална подавляет вздох.

— Сколько вам заплатили?

— Будь речь о деньгах, я не согласился бы ни за какие.

— Тогда — зачем вы это делаете, местер Эмиз?

— Честно? Я просто хочу увидеть, как вы умрете.

Он произносит это, счастливо улыбаясь. Как подобает человеку, который вот-вот увидит исполнение своей мечты.

Бабушка застывает. Мечутся мысли — за что, зачем, почему? У нее есть враги, потому что она входит в Высокую тройку Седьмой Терры: враги Урала, которые могут желать смерти триумвира. Но как, чем, когда она сумела заслужить личную ненависть?!

— Местра Надеждина, — Эмиз говорит со вкусом, смакуя звучание русской фамилии. — Алентипална. Сверхполноценница. Корректор. Я даже готов получить вашу лебединую песню, знаете? Смерть Юриста Сандерса была поучительна, но вряд ли со мной случится что-то страшнее. Вам не интересно, о чем я? Хорошо. Вы очень любите своих сверхполноценных детей, местра Надеждина, и должны помнить, как погибла девочка с милым кодом «Гюрза».