Лейла. Навстречу переменам

Сложил я песню для тебя,

Пропой ее от «а» до «я»,

Расслабься, будь весел.

Печаль плохой рецепт от бед,

Не смей грустить себе во вред,

Расслабься, будь весел…

По глазам и улыбке мужчины было видно, что я нашла благодарного слушателя, ведь в море с развлечениями туго, а тут я со своим «Расслабься! Будь весел!».

– Еще! – раздавшийся за спиной крик заставил вздрогнуть от неожиданности.

Обернувшись, я увидела, что на палубе собрались практически все матросы. Чуть в стороне стояли отец, сдерживавший улыбку, профессор и Ромич, которые улыбки сдерживать и не думали. Поначалу я оробела. Но маска мальчишки, которая сейчас была на мне, давала иллюзию безопасности – если и будут смеяться, то над тем мальчиком, которого видят, а не надо мной. Поэтому я разошлась и выдала целый танец с притопываниями и прихлопываниями – как смогла.

В этот вечер на корабле не осталось ни одного человека, который бы не выучил незамысловатую песню и танец. А Леем с тех пор меня не называл уже никто, прозвище «маленький бард» или просто «бард» приклеилось до конца плавания намертво.

А на следующее утро мы увидели на горизонте корабль.

До Тализии оставалось дня три пути, и подобную встречу вряд ли можно было назвать редкостью, однако команда корабля насторожилась. Мы с Ромичем отнеслись к судну, которое шло нам навстречу на большой скорости, без опасений, однако видя, как по мере его приближения забегала по палубе команда, поняли, что чего-то не понимаем.

– Спрячьтесь в каюте, сейчас будет жарко! – крикнул нам матрос. – Пираты! – разумеется, все это он сопроводил отменной бранью, но суть донес точно.

Мы с Ромичем переглянулись и побежали на капитанский мостик, где с подзорной трубой стоял мой отец в компании своего бессменного боцмана Сакола.

– Ратмир-аха, это правда пираты?! – выпалили мы с Ромичем.

Отец поморщился от нашего взволнованного хора, но ответил за него боцман:

– А вы почему сюда прискакали? А ну брысь в каюту к профессору! И чтоб я вас на палубе не видел до тех пор, пока сам искать не стану! Все понятно?! – насупив брови и сверкнув глазами, приказал он.

Спорить мы даже не пытались, зная крутой нрав боцмана. А потому я шустро поспешила за Ромичем в каюту, бросив тревожный взгляд на отца. Вслед нам послышался его голос:

– Ромич, ты в ответе за Лея. Не высовывайтесь!

Таким… немного чужим, непохожим на того, каким я его привыкла видеть, я видела отца впервые. А потому, вбежав в каюту, была взволнована как никогда:

– Профессор, там пираты!

Наш обеспокоенный возглас не отвлек профа от карты, над которой он корпел. Более того, повел он себя совершенно не так, как я могла бы предположить:

– Да? Это интересно… Надо будет посмотреть…

– Профессор! – возмутилась я. – Там – пираты! Нас всех могут убить, а корабль захватить!

– На все воля Всевышнего… – ответил на это проф и провел ладонями по лицу, соединяя их под подбородком2. – Но я все же надеюсь, что Ратмир-аха со своей командой с ними справится.

– Но как?! – в панике кричала я.

Профессор, наконец, отложил карту и, тяжело вздохнув, посмотрел на нас:

– Лейла, вот скажи, чем ты можешь помочь в данной ситуации? – Я заметалась по маленькой каюте, понимая, что я-то как раз ничем помочь и не могла. – Вот! – заметил на это проф. – И я о том же.

– А я?! – возмутился Ромич. – Почему меня отправили в каюту, когда я мог бы помочь?! Я уже взрослый мужчина!

– Конечно, взрослый, – не стал спорить профессор. – Только скажи мне, как хорошо ты умеешь обращаться с оружием? Может, тебя кто-то учил обращаться с саблей или копьем? А может, ты владеешь каким-то другим оружием, о котором я не знаю?..

Профессор бил по самому больному месту парня. Дело в том, что всем мальчикам, достигшим двенадцати лет – возраста первого взросления, как считается в Эльмирантии – их отцы или кто-то из родных вручал похожее на тесак оружие, которым они учились пользоваться и который с тех пор принадлежал только им. Но рабу, которым Ромич был до недавнего времени, такой роскоши не полагалось, если он изначально не воспитывался как раб-защитник в специальных местах.

А потому он сейчас бессильно сжимал и разжимал пальцы, изо всех сил сдерживая бушующую в нем ярость.

– …Я вовсе не хотел обидеть тебя, Ромич. Я лишь указал, что сейчас ты не сможешь ничем помочь.

– А здесь?! Чем я могу помочь здесь! – почти прокричал он.

– А здесь ты сможешь сохранить свою жизнь, чтобы Лейла не осталась одна в университетской школе и, может быть, защитить её в будущем.

На парня было больно смотреть. Весь его вид говорил о том, что он рвался с остальными моряками защищать корабль пусть даже ценой собственной жизни. Но он понимал, что профессор прав. А потому с силой ударил кулаком в стену каюты и сел на койку, обхватил себя руками и отвернулся, чтобы мы не видели его глаз. Профессор лишь покачал головой, а я прочитала в его глазах: «Эх, молодость, молодость». Но вслух он сказал совсем другое:

– Но, как мне кажется, никакой битвы не будет.

– Как это не будет? – удивилась я.

– Видишь ли, твой отец уже не один год бороздит эти воды, и я ни разу не слышал, чтобы на него напали пираты, хотя доподлинно знаю, что их предостаточно. И напрашивается вопрос: чем вызвано подобное везение? – профессор замолчал и пристально на меня посмотрел.

– Неужели отец тоже пират? – брякнула я первое, что пришло в голову, но, немного подумав, мотнула головой, отгоняя подобную несуразицу. – Нет, не может быть…

– Это неверное предположение, – согласился профессор. – На самом деле все гораздо проще: он платит пиратам определенную пошлину, а взамен получает защиту.

У меня даже рот открылся от подобного заявления.

– Неужели у пиратов Алого моря такая мощная организация? – вырвалось у меня.

– Скорее, есть несколько очень сильных группировок. Они грабят купцов либо за плату защищают от грабежа другими группировками или так называемыми свободными разбойниками – теми, кто не входит ни в одну пиратскую коалицию. Но эти свободные долго не живут.

Я была в шоке от этих откровений, ведь земные корсары никогда не имели столь мощной организации. Да, была Тортуга, на которой они чувствовали себя вполне свободно, но в открытом море каждый был сам за себя.

Теперь мне отчасти стало понятно, откуда у Кирима, нашего старого слуги, были связи с контрабандистами, которые помогли переправить из занятого фаргоцианами города моего невольного пациента Саргайла, капитана эльмирантийской армии, которого мы прятали у себя в доме.

– Тимуран-аха, а как эти самые пираты узнают, что мы под защитой других пиратов? – задала я вопрос, который сейчас волновал меня больше всего.

– Есть специальная система знаков: комбинация флагов, паролей и меток, которые предъявляются при подобной встрече.

– То есть мы до последнего не будем знать, атакуют нас или нет? Все-таки чтобы предъявить все эти метки и пароли, нужно сойтись с кораблем пиратов вплотную, но ведь они могут просто наплевать на предупреждения своих… товарищей из другой группировки.

Профессор недовольно поморщился:

– От бандитов можно ожидать всего, но это не повод впадать в панику. Наверняка такой опытный капитан рассматривает такую возможность и готов к любым неожиданностям.

Ромич уже давно усмирил свою обиду и с интересом слушал нашу беседу.

– Можно я хоть одним глазком посмотрю, что происходит на палубе? – взмолился он наконец.

Профессор сделал задумчивое лицо, а потом как бы нехотя согласился:

– Ну разве только одним глазком… Но, если пираты будут проявлять хоть какие-то враждебные намерения, мы все тут же вернемся в каюту и забаррикадируемся!

– Да! Да! – согласились мы хором и дружненько подошли к двери.

Приоткрыв ее, выглянули наружу. Смотрелось это все, скорее всего, комично: внизу выглядывала моя голова, выше профессора, а над ней – Ромича. Но всем нам было очень тревожно. Не обнаружив угрозы, мы бочком прокрались на палубу. К счастью, нас никто не заметил, и мы благополучно укрылись за бочками. В этой ситуации больше всего меня удивил профессор – он двигался наравне с нами и даже кряхтеть по свой извечной привычке перестал! Нет, все-таки он ученый до мозга костей: забывает обо всем, когда задето его любопытство независимо от того, к какой области оно прилагается.

2

Данный жест, проведение раскрытых ладоней вдоль лица и соединение их под подбородком, – это аналог того, как крестятся христиане.