Страница 6 из 7
– За что вы, Анастасия Ивановна, со шлангом так негуманно? Лежит на меня, смотрит почти по-человечески. Спасения жаждет.
Ну я ему в красках объяснила наше непонимание с чудищем резиновым. И что ты думаешь, душенька, и десяти минут у Павлуши ремонт не занял. Что-то прикрутил, закрутил, сбегал куда-то и шланг стал веселым, рабочим инструментом. Ты бы, кстати, милая к Павлику пригляделась получше. Жаль, уехал мой спаситель вчера.
Инга прищурилась, закачала головой:
– Теперь он уже не просто внук этого старика, а Павлик, Павлуша и даже целый Павел. Ну ты, бабуль, и непостоянная. Анастасия Ивановна, вы, стесняюсь даже предположить, сватать меня вздумали что ли? Тут, прямо на даче, намечается открытие филиала “Давай поженимся?”
Бабушка прогнала ладонью назойливую мошку:
– Ингушенька, ну какая же из меня сваха? Я человек прямой и точный, не зря главным бухгалтером столько лет отработала, я подсчетами и практическим раскладом мыслю. Вижу в людях спрятанное, настоящее.
Инга подняла голову к прозрачному небу, впитавшему теплое дыхание солнца:
– Ба, ну тогда, как счетовод счетоводу, скажи честно, на сколько лет Павлик, он же Павел, младше меня?
Бабушка добавила в рюмочки вишневки, подмигнула и ответила:
– А чего считать-то, там и складывать нечего. Всего четыре несчастных года разница.
– Вообще-то, пять.
– Ну, пяти нет, около. А мы, по женской математике, когда выгодно, в свою пользу округляем.
Анастасия Ивановна подняла рюмку, стукнулась с Ингой и добавила:
– За твое счастье, душенька. Но про Павлушу настоятельно рекомендую подумать. Ты знаешь, каким он красавцем стал – рослый, плечи широкие, руки сильные, кулачищи как у деда нашего, волосы русые, завиваются, ну красавец, милая!
– Бабуль, ну прекращай уже. Я его последний раз видела почти полжизни назад, как и он меня. Да и вообще, не до этого мне всего, не выдумывай, ладно?
Бабушка поправила прическу, сама внимательно и прицельно глянула на невеселую внучку:
– У тебя ничего не случилось, душенька? Как с работой, как с любовью дела обстоят?
– Ба, ты же знаешь, твоя внучка непризнанный писатель и поэт. Рифмует, в основном реквием с мечтами. Пишу на заказ, а заказов мало. Поэтому на работу выйду. Не зря же на филолога выучилась.
– Вот напрасно ты в аспирантуре не осталась. Уже бы кафедру возглавляла.
– Если бы с заведующим кафедрой оставалась на дополнительные занятия. Как ты таких называешь – стариками-говнюками?
Бабушка махнула рукой, смачно плюнула:
– Козел и есть козел. Мы бы ему рога скрутили, да ты же с характером тоже коза. Правда, тогда у тебя вместе с бывшим мужем другие планы появились. Черт бы и с ним заодно.
Но, ты мне зубы не заговаривай, лучше расскажи, есть у тебя кто или нет? Я, между прочим, правнуков дождаться хочу. Такой красоте родовой пропадать нельзя. Ясно тебе, душа моя?
– Бабуль, я уже давно усыновила Мартина, чем не правнук? Хвост, усы, все на месте. Красив как бог и никаких памперсов, только коровье молоко. Ну хочешь, привезу его к тебе на каникулы?
– Тьфу ты, чудо юдо усатое. Смотри мне, будешь себя так вести, точно на “Давай поженимся отправлю”.
Бабушка перекрестилась и погрозила внучке указательным пальцем.
Инга покорно опустила голову:
– После таких угроз я немедленно верну Мартина в дом кошачьей малютки и отправлюсь на поиски мужика для правнуков.
Бабушка засмеялась, махнула полотенцем, хлопнула ладонями, поймав назойливого комара.
Инга зевнула, встала, обняла бабушку:
– Спасибо, бабулечка. Обед на славу. Я пойду, прилягу, так хорошо после рябиновки стало. Ты меня через часок разбуди, пожалуйста.
Бабушка кивнула, Инга растворилась за ажурной, белоснежной занавеской, которая спасала прохладный дом от визита проснувшихся насекомых. Комната с бежевыми в мелкий темно-синий горошек обоями как будто ждала ее. Комната, в которой она росла и была бесконечно счастлива, хотя и не понимала тогда, что это и есть счастье – простое, ясное, легкое. Оно в смехе живых родителей, басистом декларировании Ильфа и Петрова дедом, в лае рыжеухого пса Борьки, в неумелых поцелуях с мальчишкой из Москвы, который потом несколько лет отправлял ей открытки на праздники.
Инга проснулась от мягких прикосновений бабушки. Как в детстве, она будила ее, легонько касаясь спины:
– Душенька, прошло почти два часа. Я бы не будила, но ты просила, вдруг, думаю, дело важное какое пропустишь?
Инга, сладко потянулась на пахнущих лавандой простынях, улыбнулась:
– Как же я хорошо здесь выспалась. Как будто всю ночь напролет. Ты знаешь, бабуля, мне приснились родители. Мы вместе купались в море. Оно было таким чистым, прозрачным, отливающих солнечным золотом. Я была маленькой, и отец катал меня на волнах. Такой замечательный сон. Я даже запахи уловила и звуки – персики, соленая вода, шум волн, разговоры чаек. Я скучаю по ним, ба. Я очень скучаю по родителям.
Бабушка кивнула:
– Добрый сон, Ингушенька, значит, рядом они, значит все у тебя ладно да складно будет, милая.
Бабушка протянула Инге пузатую кружку с петушком.
Инга отхлебнула ароматный компот из ранней клубники и сказала:
– Ба, как же я люблю тебя, а когда пью твой компот особенно сильно! Ты моя фея ягодного счастья. Так бы и осталась здесь, так бы и ела твои пироги вместе с нашими разговорами. Но домой пора, там Мартин голодный и от этого ужасно несчастный.
Бабушка понимающе закивала:
– Так ты мне ничего и не выдала о своих сердечных делах. Ну, что ж, пытать не стану. Когда захочешь – поделишься. Только вот сама домой не поедешь, этих раздолбаек-электричек не дождаться. Они теперь как хотят, так и ходят, я за их расписанием не успеваю следить. Нечего тебе ждать у моря погоды, там на остановке и собаки, и бродяги к лету оживились. Я сейчас Петра Аркадьевича организую. Обожди.
– Неудобно, ба.
– Душенька, да ему за радость будет помочь нам. А чего, правда ведь! Cидит один, от скуки с мухами воюет.
Бабушка лихо подскочила, поправила волосы, освежилась розовой водой, переобулась в летние, легкие туфли, исчезла за воротами, вскоре вернувшись, шумно беседуя с соседом. Пока Перт Аркадьевич расхваливал кулинарные способности Анастасии Ивановны, Инга собралась, чтобы отправиться обратно, в реальную жизнь.
Глава 4
В уютной, пахнущей резиной и детством «Волге», Инга ехала домой. День за городом, в пахнущей сиренью счастливой обители, проветрил мозг и успокоил встревженное сердце. Она решила, что пошлые романтические интрижки ей противопоказаны. Все, что начинается с недоразумения, именно им и заканчиваете. У жизни есть свои правила и законы, вот этот она знала, но от чего-то опять нарушила. Вся эта подростковая цыганщина с подлецами и роковыми женщинами никак не вписывалась в ее тихую, размеренную жизнь. В конце концов, она ни несчастна. Она свободна.