Безбашенная

– Я объясню, если хочешь.

– Не хочу. Нет – так нет! – развожу руками. – Удачи тебе.

Поднимаюсь в квартиру. Не снимая куртку, сползаю по стене вниз.

Я. Хочу. В клуб.

Кручу в руках телефон.

Вызов. Семьсот двенадцатый. Скидываю.

Набираю Ожникова.

– Привет, Чеширский. Занят?

– Неа… Кинчик смотрю.

– Поехали, тусанёмся?

– Через час заеду.

Чеширский – бесперебойный! Никогда не отказывает мне.

Час…

Мне хочется полежать, а раздеваться не хочется, и я делаю пару шагов к комнате и ложусь на спину на ковёр. Закрываю глаза. Телефон в моей руке трезвонит. Отключаю.

Через несколько минут долгий звонок в дверь.

Не хочу…

Слышу, как психованно он лупит по ней.

– Женя, открой!!

Не хочу…

Звонит ещё несколько раз.

Включаю обратно телефон. Наушники…

Чувствую раздражение. Не на семьсот двенадцатого. Конечно, нет. На то, что какие-то цифры могут менять мои планы. И года два ещё будет так.

И через некоторое время…

Семьсот двенадцатый: Жень…

Семьсот двенадцатый: Женя!

Семьсот двенадцатый: Да, Женя! Я передумал…

Маньячка: Я тоже.

Семьсот двенадцатый: Извини за реакцию. Выбило. Давай ещё раз. Пожалуйста.

Маньячка: Я подумаю. Надумаю – напишу.

Семьсот двенадцатый: Я буду очень ждать. Извини…

Глава 4 – Когда всем больно

– Как-то так, – истерично посмеиваюсь, заканчивая эпопею про Семьсот двенадцатого.

Крис хохочет…

– А дальше?

– А всё! – развожу я руками. – Пришлось выплюнуть, не распробовав толком.

– Так а с кем ты ночью тусовалась?

– С Чеширским…

– То-то я смотрю, он варёный опять. Детка, с завтрашнего дня опять уходим в аврал. Ты помнишь?

– Аха…

– Проконтролируй Ожникова, чтобы не бухал.

У нас грандиозный трёхчасовой показ от нескольких европейских домов моды. Потом пресс-конференция, фуршет… Телевидение… Короче, будет не вдохнуть!

– А что у тебя с документами?

– Полный абзац, – вздыхает она. – Не вовремя Олег сбежал. Не представляю, как это разгрести без штрафов и взяток. Никогда этим не занималась, всегда он. И я даже не знаю, куда бежать, связи все у него.

– Он что, не оставил тебе номера своего?

– Оставил. Но очень выразительно просил не звонить. Даже если гореть всё будет синим пламенем. И с фотостудией тоже… Одну камеру убила Полина, зонт сорван, какой-то узкоугольный объектив не могут найти. Короче… – качает она головой. – Но ты, детка, не заморачивайся пока. У тебя ещё целые сутки каникул. Оторви башку своему Семьсот двенадцатому! Расслабься.

– Думаешь?

– Что тут думать? Хотя бы в качестве разовой акции, чтобы понимать разницу.

– Я правильно понимаю, что это твой реверанс Аронову?

– Ну… – хитро прищуривается. – Иногда чтобы оценить одного мужчину, нужно попробовать другого. Я хочу, чтобы ты оценила. И когда он вернётся к твоим ногам, сомнений у тебя не возникло.

– А если я не хочу оценивать? Если я просто хочу…

Чего я хочу, не могу сформулировать даже себе.

– Чего?

– В моём мире солнечное затмение, Крис. Я хочу побесноваться. Моё солнце больше не вызывает ожогов, и мои бесы хотят на свободу.

– Отпусти… Но в рамках разумного, малышка! Чтобы мы потом тебя днём с фонарями не искали.

– Я подумаю.

Выхожу от неё, набираю Семьсот двенадцатого. Прижимаю телефон плечом к уху.

Завариваю Ожникову ромашковый чай с мятой. Несу. Желудок у него опять… И вспоминаю, как вздыхал Олег на мои попытки полечить его боли травками. Рак желудка?..

– Женя? – слышу в трубке голос Димы.

Нет, нет… Семьсот двенадцатого!

– Привет.

– Привет…

В кабинете Чеширского пусто. Оставляю кружку с чаем у него на столе. Забираю с собой его чашку с крепким кофе.

– Ну что там у тебя? Опять душевные метания, моральные принципы, переживания? Или ты закрываешь глаза на все нюансы, выхватываешь часа на три маньячку, секс и рок-н-ролл?

Мой телефон пиликает. Сейчас отключится!

– А почему всего лишь на три?

– У меня нет времени на торги. Три.

– Окей!

– Сейчас скину адрес, забери меня через час. Будь вкусным, не слишком сладким, с минимальной дозой ванили, немного красного перца приветствуется. Я голодна…

Отключаюсь, скидываю ему адрес, захожу по дороге к Томилину.

Он гримирует Лору. У неё сегодня фотосет.

– Привет.

Падаю в соседнее кресло.

– Привет, детка. Носик попудрить?

Костя, как всегда, безупречно отшлифован. И мне на секунду даже становится стыдно за собственную помятость. Но спали мы с Ожниковым всего три часа и у него… И косметички у меня с собой не оказалось, чтобы хоть как-то заретушировать наши ночные гульки.

– Да! Через час я должна быть красоткой. Сделаешь?

– Тяжёлый мейк? Для фотосъёмки?

– Нет, максимально лёгкий. Чтобы естественно, но ярко и вкусно.

– Я сегодня в вебинаре участвовал, кстати. По новым тенденциям применения блеска. Вот на тебе и опробуем. Умывайся…

Ставит передо мной тоник и ватные диски. Отпускает Лору.

Под глаза – лепесточки с какой-то штукой, похожей на пудру.

– Что это? – размазываю по пальцам. Эта штука всегда мгновенно снимает любые отёки под глазами.

– Это секретный компонент. Никто не должен знать!

– Ну, Кость!!

– Скажу по секрету. Но ты не должна никому распространяться.

– Я – могила!

– Это свечи. Анальные. От геморроя.

– Чего?..

– Там есть лимфодренажный препарат быстрого действия. Он очень быстро отводит лишнюю межклеточную жидкость в лимфоузлы. И если покупать аналог в косметологии, выходит в двести-триста раз дороже, чем при покупке этих свечей. Так как есть он только в одном очень дорогом бренде. А эффект аналогичный. Зачем переплачивать?

– Ну да… – хихикаю я. – Отличное средство!

– Вуаля! – снимает он лепестки.

Под глазами всё идеально!

– Ты со своим не помирился?

– И не собираюсь.

– А что произошло-то?

– А как в старом анекдоте… Мужчины нетрадиционной ориентации делятся на две категории: геи и пидо*асы… Так вот он не гей.

– Аааа… – начинаю угорать. – Костя, я тебя люблю!

– Не улыбайся… – обводит мои губы.

– Не могу…

– Не болтай!

Через полчаса от лёгкой помятости не остаётся и следа.

Костя проходится по моим волосам горячим утюжком, придавая объём какой-то сухой бесцветной пудрой.

Надеюсь, хотя бы это не анальные свечи!

– Вау… – смотрю на себя в зеркало. – Нереальные вещи умеешь ты делать с девочками!

– Ты идеальная модель. На тебе можно нарисовать абсолютно всё. У тебя такая плотная, ровная кожа, что тебе не страшны никакие оттенки – ни тёплые, ни холодные. Она просто их не отражает.

Отпускает меня.

– Всё, беги, сноси башни мужикам. Приятно участвовать в этом хотя бы косвенно!

Отправляю ему воздушный поцелуй.

Крис у охранников ставит всё на сигнализацию, мы её ждём. Ожников больше не хмурится от боли. Лёха ждет Крис, это значит, что они опять помирились. А меня ждёт сегодня что-то новое, и настроение просто «вау»! Я себя отпускаю в это плавание! И чёрт с ним, пусть будет Дмитрий Морозов, а не Семьсот двенадцатый.

Вылетаем весёлой кучкой из здания.

Целую на прощание Крис, Ожников дёргает меня за край куртки.

– А обниматься?

Повисаю на пару секунд у него на шее.

– Кофе не пей…

– А водку можно?

– Без меня – нет!

– Завтра стартуем! – напоминает всем Крис.

Разворачиваюсь, выхватывая взглядом своего Семьсот двенадцатого под светом фонаря.

И, запахивая на ходу куртку, ускоряюсь в его сторону. Ветер бьёт в лицо…

С каждым моим шагом порхающее ощущение в груди, которое он выдал мне после поцелуев, нарастает, смешиваясь с предвкушением более серьёзных блюд.

Это хорошо…

Он достаёт огромный букет роз с заднего сиденья.

Ооо… Надеюсь, это последняя щепотка ванили в предстоящий вечер!