Девственница Дана

Там ее уже ждали за накрытым столом. Целых семь девочек, кто постарше, кто помладше смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Когда Дана подошла, они все как по команде вскочили, принялись здороваться. А еще ее приветствовала женщина потрясающей восточной красоты. Высокая, белолицая, глаза и волосы черные как вороново крыло.

– Ты можешь называть меня мама Марисоль, – протянула она певучим грудным голосом.

Потом Дану кормили блюдами, которые она до сего дня и не пробовала ни разу.

Дзыкка (блюдо на основе сметаны и муки, по вкусу и консистенции напоминает кашу), Давонджин (пирог-лепешка с листьями черемши и осетинским сыром), Сахараджин (невероятно вкусная выпечка с сыром и свекольной ботвой).

– Ого, это вы каждый день так едите? – спросила Дана, набив живот под завязку.

– Это праздник в честь тебя, – ответила мама Марисоль.

– Ну спасибо! – протянула девочка с чувством. – Такие замечательные блюда! Экзотические!

– Скоро они не будут тебе такими казаться, – усмехнулась женщина. – У нас ресторан осетинской кухни. Мы чтим традиции предков и готовим по их рецептам. Скоро ты и сама научишься это делать, вот увидишь!

После праздничного завтрака ей еще и одежду подарили. Да, не шик, юбка длинная, аж до пола достает, и цвет у нее скучно-коричневый, а блузки вообще поросяче-розового цвета, который Дана всегда обходила стороной. Но зато одежда была новой, удобной, а главное – подходила по размеру, что несомненно очень приятно. А то, что цвет не подходит, это уже детали, тем более что все остальные сестры ходили точно в такой же одежке. Считай, семейная форма.

Счастливая донельзя Дана поблагодарила папу Авзурага.

Правда, после того как ей показали комнату, где она будет спать, восхищений у нее поубавилось. Кроватей там было даже больше, чем в общей спальне в детдоме. Заняты не все, но ей объяснили, что скоро в «Отличной» появятся еще девочки.

Позже приемный отец позвал ее в кабинет для серьезной беседы.

– В этом доме существуют правила, много правил, – начал он, пристально разглядывая лицо Даны. – И твое качество жизни напрямую зависит от того, насколько хорошо ты будешь их выполнять. Все девочки в равной степени помогают Марисоль по хозяйству, работают в гостинице и ресторане. Твои обязанности со временем определят, а пока ты будешь на подхвате на кухне, станешь помогать в прачечной, раз в несколько дней будешь ходить с поварами на рынок, две смены в неделю будешь прибирать номера…

Вот тогда-то Дана и сообразила, в чем подвох, а заодно и поняла, для чего Габарашвили нужно столько приемных дочерей. По мере того как Авзураг продолжал выдавать информацию, все больше и больше убеждалась в своей правоте.

– Мне воспитательница рассказывала, что ты девочка рукастая, сообразительная. А чего не умеешь, научим. Со всем справишься! – завершил свою долгую речь приемный отец.

«Эй, дядя, ты меня удочерил или на работу взял?» – кричало ее внутреннее я.

По списку обязанностей выходило, что не на работу даже, а скорее в круглосуточное услужение.

Через неделю после удочерения.

Вторник, 26 сентября 2017.

7:45.

– Девочки, заберу вас сегодня чуть позже. После занятий можете подождать в кафетерии, – предупредил их отец Авзураг. Запрыгнул в свой микроавтобус и уехал, оставив их у порога школы.

Видавшее виды трехэтажное здание раззявило пасть в ожидании дочерей Габарашвили. Всего у Даны теперь было восемь сестер. Поначалу девочка посчитала их приветливыми, милыми, но то было очень обманчивое первое впечатление. Очень скоро она поняла – это не живые люди, какие-то роботы. Как еще можно назвать девчонок, которые встают с первыми лучами солнца и сразу принимаются за работу, – и так до самого заката. Ни минуты покоя, все в труде и пользе. Причем еще и на нее шикали бесконечно.

Оказалось, в «Отличной» соблюдают такой принцип, как круговая порука. Если ты что-то не успеваешь сделать, попадает не только тебе, но и остальным девчонкам. А Дана почти сразу умудрилась впасть в немилость. Испортила целый ворох рубашек отца Авзурага, а заодно и пару блузок мамы Марисоль. Не заметила, что в стиральной машине остался красный носок, и запустила цикл стирки белых вещей.

Ругали девочку долго, досталось и остальным за то, что не присмотрели, не научили. А следующим вечером Даниэла чуть не спалила один из номеров, когда из любопытства зажгла найденную там аромасвечу. Пока Дана смахивала пыль, пахнувщая ванилью мерзавка деформировала пластиковый стакан и свалилась прямо на ковер. Дыму от подпаленного паласа было столько, будто девочка организовала посреди номера костерок с метр высотой. В результате всех дочерей на неделю вперед лишили ужина. Такое вот наказание.

Сестры потом шипели на нее весь следующий день и в школе, и дома. Каждая хотела удостовериться, что Дана больше близко к свечкам не подойдет.

«Рукожопая и тупая, тупая и рукожопая!» – кричали они на нее.

А ведь Дана совсем не такая. В школе всегда ходила в отличницах, и по хозяйству многое может. Вовсе никакая не руко… Эх… Внутренний голос подсказывал Дане, что то было только начало жаркой сестринской «любви».

Но не только это мучило девочку. Бесил бесконечный контроль, приказ всегда носить при себе телефон, даже если идешь в ванную, и отвечать на звонок приемного отца в первые три гудка. Если вдруг задержалась с работой, – отчитываться. После уроков сразу лететь к машине. Дана стала подозревать, что армия в сравнении с этим – настоящий курорт.

«Нет, не приживусь я здесь! Не приживусь, и все тут», – решила она.

Поэтому сегодня рано утром она залезла в сумку приемной матери и стащила всю наличность, какая там была. Набралось немного – около пяти тысяч. Но этого было достаточно для того, чтобы купить билет на автобус и рвануть из ставшего ненавистным Дивноморска куда глаза глядят. Перед ней открыт весь мир, как-нибудь проживет. Доберется до какого-нибудь большого города, отыщет рынок, а там, может, и работу предложат. Дана многое умеет – и торговать, и овощи укладывать, и за витринами следить. Или можно отыскать парк аттракционов, цирк, ярмарку. Так будет даже лучше. Наверняка там найдется работа и ночлег. Даниэла маленькая, в самом крохотном уголочке поместится.

С нее хватит приемных семей. Ведь до Габарашвили была еще одна. Взяли ее за пару месяцев до того, как Авзураг обратил на нее внимание. Почти неделю продержали в подвале, кормили впроголодь, даже свет почти не включали. Повезло, что однажды приемная мать спустилась к ней подшофе и забыла запереть дверь. Дана сбежала от той семьи, и от Габарашвили сбежит. А в приют больше ни ногой. Нечего ей там делать, раз они детей таким извергам раздают. Да и сам приют какой-то гиблый, нет там места радости, одна безысходность. Лучше девочка будет сама по себе.

Чтобы не вызывать подозрения, Даниэла последовала за сестрами. Когда вошли в здание, улучила момент и двинулась в другую сторону.

– Ты куда? Географичка заругает, если опоздаем!

– А я вчера на физре пенал забыла, сейчас заберу и сразу в класс…

– Смотри, ведь не пустит, если задержишься!

Ей, собственно, того и надо. Пусть сестры думают, что не пустили. Дана свернула за угол, подождала, пока девчонки исчезнут из виду, и рванула из школы. Благо, автовокзал совсем рядом.

– Мне до Краснодара! – попросила она кассиршу.

Повезло купить билет на отъезжающий рейс. Через полчаса Дана уже сидела в автобусе и махала рукой ненавистному поселку.

– Прощай…

Через десять часов.

Ее перехватили на автовокзале в Ростове, куда она добралась с пересадками во второй половине дня. Сначала ничто не предвещало беды, к Дане подошел полицейский, спросил, куда она едет. Девочка проблеяла, что ждет прибытия бабушки. Очень надеялась, что на этом допрос и закончится, но куда там. Полицейский вдруг сказал, что подождет с ней. Дана понадеялась, что ему надоест стоять, уйдет или отвлечется – тут-то она и сбежит. Через десять минут поняла, что зря потратила время. Охрана незаметно перекрыла оба выхода. Надо было бежать сразу или проситься в туалет и оттуда бежать.