Герцог всея Курляндии.

Выздоравливал я, кстати, медленно. Организм мне дохленький достался. Быстро уставал. Порой накатывала такая слабость, что я еле-еле мог сидеть, но постепенно эти приступы сошли на нет. А я к этому времени изучил всех придворных и улучшил навыки чтения с письмом. Фридрих, похоже, вообще редко книги открывал. Да и писал, как курица лапой. А я дико скучал, валяясь в постели, а потому читал все подряд. Ну и конспектировал то, что мне казалось важным.

Отец навещал меня практически ежедневно и радовался моим успехам. Правда, уговорить его разрешить мне прогулку на свежем воздухе удалось далеко не сразу. Да и когда позволение было получено, в парк я отправился не на своих двоих, а в паланкине. Но воздух там был пьянящий! Ну и посмотреть было на что. Огромные клумбы с геометрическим рисунком цветов, фигурно стриженные кусты, фонтан и множество мраморных статуй. До парковых комплексов Питера не дотягивало, конечно, но все равно впечатляло. Все-таки одно дело – туристическая прогулка по Петергофу или Пушкину, и совсем другое – жить в такой красоте.

Мое упрямство принесло свои плоды – прогулки перестали меня утомлять, а учителя закончили лекции-повторения и перешли к новому материалу. Самыми геморройными оказались мифы Древней Греции и Древнего мира. В свое время в школе я их читал из интереса, как сказки. А сейчас мне необходимо было выучить наизусть родственные связи богов и героев, а также все их деяния, поскольку без их упоминания не обходилась ни устная, ни письменная речь.

На мой взгляд, выглядело это нелепо, но мода есть мода. Ничего не поделаешь. И я учился писать как деловые, так и галантные письма. В кругу знатных господ не владеть «изящной речью» было просто немыслимо. Такого человека никогда бы не приняли «в обществе». По-моему, в XVII веке все просто помешались на писательстве. Особо удачную переписку даже публиковали, а мемуары после себя оставлял буквально каждый первый, умеющий держать в руках перо.

Из-за перегруженности метафорами и нарочитой выспренности слога и писать, и читать местную писанину было довольно сложно. Мало того что в литературе царила мифология, так еще и пафоса с нравоучениями хватало. Жаль, но Мольер еще не написал своих лучших комедий! А корнелевскую трагедию «Сид» я уже почти наизусть выучил. На общем фоне, пожалуй, радовал только Поль Скаррон, который довольно зло обстебал всяких чувствительных рыцарей и селадонов. И читался он лучше, чем оба Скюдери. Роман про Великого Кира я даже две сотни страниц не осилил.

Идея трагического умирания от великой любви не нашла отклика в моем черством сердце. Никогда в жизни не понимал мужиков, которые, вместо того чтобы добиваться поставленной цели, распускают сопли и слюни и жалуются, какие они несчастные. Мда. Угораздило же меня попасть в эпоху, когда суровых воинов сменили метросексуалы. Между прочим, танцы и изящные манеры входили в перечень изучаемых мною предметов. Но вот уж хрен им поперек морды, балеты я танцевать не буду!

В конце концов, тренировать тело можно было другими способами. Фридриха, например, обучали верховой езде, но в седле он держался не слишком уверенно. А я собирался напроситься с герцогом попутешествовать по Курляндии. Отец планировал заняться восстановлением страны, и мне хотелось при этом присутствовать. Оценить фронт работ, посмотреть, как он договаривается с людьми, и поучиться управлять страной. Пусть даже маленькой.

Подтягивания, отжимания и качание пресса тоже вошли в список тренировок. А еще Отто предоставил мне пошитый из парусины мешок, набитый пшеном, – на нем я отрабатывал удары. Разумеется, нагрузки я выбрал соответствующие моему нынешнему дохлому, ни разу не тренированному тельцу, но с чего-то нужно было начинать.

Ну а фехтование вписалось само собой. Владеть шпагой для дворянина было так же естественно, как дышать. У меня пока была подростковая, облегченная версия оружия, но для отработки техники это был идеальный вариант, а на данном этапе на большее я и не замахивался. Стойки, удары, защита, тренировка выносливости и дыхалки… тренер делал скидку на мой возраст и болезненный организм, но я все равно выматывался. Каждый выпад и поворот отрабатывались до автоматизма.

Еще одной тренировкой (но уже силы воли) стали посещения церкви. Мне всегда казалось, что храм нужно посещать по велению души, поэтому обязаловка серьезно напрягала. А процесс исповеди каждый раз заставлял нервничать. Между прочим, большинство лютеран признавало в качестве таинств только крещение и причастие. Но мне, как всегда, «повезло» нарваться на верующих другого толка. И, беседуя со священником, я постоянно дергался.

Не потому, что я сильно грешил (да чего там вообще может нагрешить десятилетний пацан?), а из-за боязни проколоться. Больно уж глазки у моего исповедника были… цепкие. Как у соседа из прошлой жизни, который, вспоминая о службе, не забывал повторять, что бывших КГБ-шников не бывает.

У моего препода по изящным манерам, кстати, тоже был нехороший взгляд. И когда я познакомился с ним получше, у меня возник только один вопрос – неужели у герцога Кетлера нет внутренней разведки? А если есть – куда она смотрит? Месье Поль был явным французским агентом влияния, и я даже не сказал бы, что он это сильно скрывал. Напротив. Постоянно возвеличивал свою страну, как образчик моды и культуры.

Ну ладно я, у меня прививка от «общечеловеческих ценностей», полученная в «лихих 90-х». Но пацан-то реально мог повестись! И считать Францию образцом, под который нужно строить свою страну. А там скоро еще и Людовик XVI развернется во всю мощь. Вполне себе яркий пример того, как нужно «правильно жить». Блеск, шик, пускание пыли в глаза… а с революциями пусть потомки разбираются.

Ну да, если верить официальной истории, то Курляндия и кончилась вместе с Якобом Кетлером. Сынок пустил наследие по ветру. С размахом. Дальше уже было не существование, а так, трепыхание, и дело закончилось Курляндской губернией в составе России. Был ли Фридрих тем самым долбодятлом, который пролюбил страну? Или он помер от болезни? Какая разница! После моего попадания история все равно уже не будет прежней.

Якоб Кетлер

– Так, значит, старается, говоришь.

Герцог задумчиво отставил в сторону трость, удобно устроился в кресле и позвонил в колокольчик. Расторопные слуги тут же принесли вино и легкие закуски. Якоб отослал лакеев небрежным жестом. Отто сам мог поухаживать за своим хозяином. А посторонним незачем было знать, о чем идет разговор.

– Так и есть, ваша светлость. Наследник взялся за учебу, и учителя его хвалят. Пожалуй, кроме учителя изящных манер. Тот жалуется, что мальчику недостает утонченности.

– А ты сам что скажешь, Отто?

– Да простит меня Господь, но болезнь наследнику на пользу пошла. Видно, испугался он у самой кромки стоять. Решил, что это его Всевышний покарал за небрежение своими обязанностями.

– Ну, глупостей он стал делать меньше, – кивнул герцог, отпив из высокого бокала несколько глотков превосходного испанского вина. – И то, что Фридрих старается, я вижу. Наконец-то он стал проявлять интерес к делам. Даже выразил желание меня сопровождать в поездке по стране. Говорит, что хочет понять, что значит быть герцогом.

– Он сильно изменился.

– На пороге смерти многие меняются. Что Фридриху дается хуже всего?

– Богословие, пожалуй. Текст Библии он знает, а веры истинной в нем я не чую. Не любит он и сочинения отцов Церкви читать. Как и сказания греческие и римские. Говорит, что и без пышных сравнений можно так письмо написать, что все плакать будут.

– Я и сам не люблю излишней пышности, – вздохнул герцог. – Но письма писать следует так, как принято.