Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 7



Таким образом, принципиальная возможность предметного видения обусловлена в первую очередь не интеллектуальными возможностями человека или животного, а устройством его сенсорного аппарата. Разумеется, развитие последнего протекает в теснейшем взаимодействии с развитием всех других психических функций, в том числе интеллектуальных.

Следует, видимо, напомнить, что противопоставление упорядоченных форм сознания хаосу чувственных впечатлений – один из главных постулатов И. Канта (1964), который мы склонны забывать, а затем охотно открывать заново.

Особое внимание уделяют сторонники двойственной природы образов восприятия экспериментам с инверсирующими призматическими очками и другими оптическими приспособлениями, нарушающими обычные условия зрения и искажающими видимую картину. Поскольку при таких искажениях понимание и точное описание видимой сцены становится для испытуемых затруднительным, результаты этих опытов интепретируются как прямое доказательство возможности отделить чувственную ткань образа от его предметного содержания, т.е. сделать восприятие беспредметным. При этом, однако, не учитывается, что быстрое и адекватное опознание предметов, осуществляемое обученной зрительной системой, предполагает наличие вполне определенных сенсорных навыков, которые ломаются в условиях неестественных оптических искажений. Требуется определенное время – период адаптации для переучивания зрительной системы и формирования новых навыков. В этот переходный период нормальное восприятие действительно затруднено, но оно вовсе не становится беспредметным, лишенным признаков объективности. Самое большее, чего можно достигнуть при очень сильных искажениях,– это возникновения у испытуемого впечатления, что он видит не удаленные на некоторое расстояние предметы, а картинку, помещенную в оптическом устройстве. Тем не менее, эта картинка вполне объективирована и воспринимается как реально существующая. Очень показательна хорошо известная офтальмологам возможность увидеть в определенных искусственных условиях сеть кровеносных сосудов собственной сетчатки. Но даже эта сеть никогда не воспринимается человеком как содержимое своего глаза, а всегда объективируется во внешнем пространстве.

Необходимость периода адаптации говорит о том, что простого добавления интеллектуальных элементов (сознательных или бессознательных умозаключений) к сенсорному материалу явно недостаточно. Человек в призматических очках очень быстро осознает, что он видит мир вверх ногами и что это – оптический обман. Но от такого понимания видимая картина не становится на ноги.

Приведенные здесь рассуждения ни в коей мере не направлены против понятия «разумного глаза» (Грегори, 1972). Глаз человека, безусловно, является разумным, но это качество не достигается за счет суммации двух раздельных и поддающихся разделению сущностей – сенсорной и интеллектуальной, а обусловлено единством чувственного и рационального в психике человека (Ананьев, 1977).

Следует отметить, что в характерном для некоторых психологов Запада расчленении образов восприятия на проксимальный и дистальный компоненты содержится (в явной или потенциальной форме) дуалистический разрыв образа и предмета и обязательно предполагается некий механизм соотнесения первого со вторым. Резко выступая против позиций такого рода, С.Л. Рубинштейн (1957, с. 34) подчеркивал тот факт, что «мы воспринимаем не образы, а предметы, материальные вещи – в образах. Нельзя оторвать образ от предмета, не разрушив самого образа». Продолжая и развивая этот тезис, А.В. Брушлинский (1970, с. 145) пишет: «Субъект соотносит не образ с предметом, а различные свойства и отношения предмета в образе. Только так можно устранить дуализм всякого соотнесения (образа с вещью)».



Здесь приведен далеко не полный перечень фактических и возможных претензий психологов и физиологов друг к другу. Надо полагать, конфликтные ситуации, довольно типичные для психофизиологического фронта, имеют и некоторое положительное значение, стимулируя развитие обеих наук. Тем не менее, желательно, чтобы уровень взаимопонимания был всегда выше, чем уровень взаимных претензий. Для этого, на наш взгляд, нужно, чтобы обе стороны отказались от двух главных иллюзий (которых на самом деле, конечно, гораздо больше).

Психологам следует отказаться от очень живучей иллюзии «непосредственной данности» психического нашему сознанию (Веккер, 1974). Если бы это было так, то сократовское «познай самого себя» не имело бы никакого смысла, а путь, предложенный в свое время Э. Титченером (1914) (т.е. метод хорошо организованного самонаблюдения), уже привел бы нас к постижению основных закономерностей психики. В действительности же познание «психических сущностей» невозможно без их объективизации, а путь познания внутреннего мира так же бесконечен, как и внешнего.

Нейрофизиологам следует отказаться от не менее распространенной иллюзии гарантированной объективности всех используемых ими категорий, их независимости от познающих субъектов и от некоторых психологических и философских воззрений. История становления, расцвета и упадка концепции рефлекса и рефлекторной дуги – хорошая иллюстрация к этому тезису. Физик Э. Max (1908) пришел к анализу ощущений, считая, что без знания психологии восприятия нельзя адекватно постигнуть физические закономерности. Что же тогда сказать о нейрофизиологии, которая на всех этапах своего развития неизбежно оперирует категориальным аппаратом психологии? Создание целостных нейрофизиологических теорий вряд ли возможно без их фактического сплава с психологическими концепциями.

Статья будет выглядеть явно незавершенной, если после критических замечаний автор не предпримет попытку предложить какой‐нибудь гипотетический «позитив», что и приходится сделать в контексте проблемы зрительного образа.

В вопросе становления зрительного образа противоречие между элементаристским и целостным подходами проявляется особенно отчетливо. Своеобразие данной проблемы и ее диалектическая сущность лучше всего вскрываются при сопоставлении двух крайних точек зрения. Если допустить, что образ создается путем последовательной фиксации элементов и их объединения в некое целое, то непонятно, как производится выбор нужных элементов, когда образа еще нет и общая зрительная ориентировка наблюдателя отсутствует. (К тому же экспериментальная проверка доказала, что этот путь не дает положительного результата (Андреева, Вергилес, Ломов, 1972).) Если же предположить, что возникновение образа предшествует перемещениям взора, то придется признать бесцельность движений глаза (по крайней мере, в деле построения зрительного образа). Непримиримость этих крайних позиций обусловлена тем, что в первом случае делается попытка создать образ «на пустом месте» из случайного набора случайных элементов, а во втором – подойти к образу как к чему‐то заранее «готовому» и мгновенно «схватываемому» субъектом. Антиномичность приведенных суждений снимается, если согласиться с тем, что «способность смотреть, как и способность к любой психической деятельности, формируется в самом процессе этой деятельности» (Рубинштейн, 1951, с. 201). Образы, которыми оперирует зрительная система взрослого человека,– результат длительного обучения, а сам акт восприятия обязательно включает в себя узнавание и воспроизведение (т.е. процессы памяти). Согласно генетическим данным, накопленным в последнее десятилетие, исходной базой для обучения зрительной системы служит ее врожденная способность к выделению контрастов и движущихся стимулов, а также способность к грубому различению формы, размера и удаленности объектов (Бауэр, 1979; Зрительное опознание и его нейрофизиологические механизмы, 1975; Рок, 1980). Поэтому в онтогенезе зрения отсутствует предполагавшийся ранее этап, на котором глаз «ощупывает» предмет, перемещаясь по его контуру,– такая операция оказывается просто ненужной. Вместе с тем глазодвигательная активность появляется у младенца очень рано – с первого дня жизни. Нейрофизиологический механизм саккады генетически фиксирован, а перевод взора в направлении стимула, обладающего определенными физическими свойствами, также реализуется по жестким, наследственно закрепленным программам. Эти примитивные формы сенсомоторной координации внутри зрительной системы служат базой для последующего развития более тонких координации и произвольных движении глаз.