Страница 10 из 19
Мир младенчества, когда руками матери все дается как по мановению волшебной палочки, позже закрепляется в сказках и мифах, где чудо является нормальной реальностью. Эта детская вера в чудо, в возможность оказаться в мире, где действуют желаемые тебе правила, заложена в ранний опыт в самых разных формах и руководит людьми в самых различных ситуациях более позднего взрослого мира и профессиональной деятельности. Попадая в ситуацию высокого уровня сложности, человек редуцирует ее и принимает решение, управляемое опытом его детского мира, близкого к «золотому веку». Такой опыт нейронально закладывается в миндалевидное тело и действует мгновенно, минуя неокортекс – осознание ситуаций.
Материнская культура как исходный опыт становится культурно-антропологическим фактором развития общества, экономики и производства. В Америке европейцам для репродукции своей модели экономики пришлось заменить коренное население африканцами. В СССР на предприятия, создаваемые на территориях народов с традиционными культурами, приходилось завозить рабочих из европейской техногенной зоны. Арабские страны, даже имея высокие доходы от продажи нефти, и даже создав условия всеобщего высшего образования, не могут перейти к современному технологическому укладу. Культурно-антропологический разрыв во всех этих случаях оказывается непреодолимым. Население свой жизненный уклад буквально получает с молоком матери.
Сегодня, когда мы ставим задачу перехода к новой модели экономики и производства, важно учесть этот многовековой и общемировой опыт. Надо очень задуматься над тем, какое исходное культурно-антропологическое ядро неотделимого знания получает человек с молоком матери, задуматься о формировании необходимой для становления новой модели экономики и производства исходной материнской культуры и культуры семьи. Инвестиции в такой проект могут дать эффект формирования человеческого капитала, превосходящий эффект от вложений в профессиональное образование. Что это действительно так, мы можем видеть по положению в богатых странах с сырьевой экономикой, где отсутствие потенции к новому технологическому укладу можно объяснить только антропологически.
Но можно ли как-то компенсировать неэффективные для вхождения в новую модель экономики установки культурно-антропологического ядра неотделимого знания?
Что это вполне достижимо, нам показывает приводимый нами в [1] опыт А. В. Куликовской работы с младшими подростками, приведенный в этой книге опыт школьного психолога Г. Коноваловой, многочисленные опыты трансляции неотделимого знания в резонансе зеркальных систем.
Но лучше было бы не корректировать, а исходно закладывать в структуру интеллекта будущего специалиста нужный исходный опыт.
Неотделимое знание специалиста является высокопроизводительной составляющей интеллектуального капитала современной экономики. Оно проявляется в многомерном видении специалистом профессиональных ситуаций, в различениях этих ситуаций, транзакциях (единицах коммуникативного взаимодействия) профессиональной коммуникации, которые не поддаются представлению в действующей модели науки и образования.
В своих исследованиях мы структурировали неотделимое знание на основе новых открытий когнитивных наук и в этой структуре выделили нейрональный формат: паттерны активности мозга. Эти паттерны являются частью культуры, входят и в материнскую культуру, передаются ребенку.
Используемая в образовании удобная для социальной коммуникации модель объективного знания стороннего наблюдателя имеет особенности задействуемых ею паттернов активности мозга. Транслируемые образованием редукции к этой модели знания (нормы эффективной социальной коммуникации, образования и науки) оказывают на развитие психики человека детерминирующее воздействие. Доминирование этой модели знания в социальной коммуникации привело к формированию культурно-антропологического типа человека с определенными доминирующими паттернами активности мозга и связанными с этими паттернами доступной сложностью знания, эмпирическими (опыта), перцептивными (восприятия) и транзактными (коммуникативного взаимодействия) базами.
Произошло выведение за скобки развития других паттернов активности мозга, других эмпирических, перцептивных и транзактных баз. Важнейшая, наиболее производительная часть профессионального знания была признана «неотделимым знанием», передача которого технологически невозможна.
Недостаточный уровень доступной сложности знания и затруднения трансляции неотделимого знания мы определяем как критическую когнитивную проблему образования и технологического развития.
Мы обнаруживаем нейрональный культурно-антропологический кризис: препятствием для дальнейшего развития экономики становится доступная сложность знания, ограниченная доминирующими паттернами активности мозга.
Разблокировать проблему позволяет обращение к открытой нейробиологами зеркальной системе человека. Зеркальная система – это нейрональный механизм непроизвольного повторения форм активности другого.
Нейробиологический резонанс определяется нами как феномен обеспечиваемой зеркальной системой человека передачи паттернов активности мозга: повышение активности мозга обучаемого, повторяющего картину активности мозга обучающего.
Мы разработали нейропсихологические методики косвенного (по активизируемым психическим функциям) отслеживания этого резонанса в профессиональной коммуникации и методики формирования специальных эмпирических (опыта), перцептивных (восприятия) и транзактных (коммуникации) баз специалиста для работы с транзакциями зеркальных систем. Опыты такого расширения транзактной базы специалиста определили возможность резкого повышения доступности обучающемуся сложного неформализуемого многозначного знания.
Покажем работу этих транзакций, используя представление об автопоэзисе – постоянном самосоздании.
В 1974 г. чилийские нейробиологи Матурана, Варела и Урибе сформулировали представление о том, что общий текущий продукт активности живой клетки не меньше, чем сама клетка, – продолжающееся создание самой себя. Они назвали данный процесс autopoiesis, или самосозданием.
Новое понятие сразу получило большой резонанс в научном мире. Стали говорить об автопоэзисе человека и общества, социальных систем и систем знания, общий текущий продукт активности которых теперь представлялся не меньшим, чем они сами.
Открытие автопоэзиса радикально переворачивает представление об объемах нашей активности и объемах управляющего этой активностью неотделимого знания.
До него выделяли и рассматривали осознанную целенаправленную деятельность и скрыто управляющие нами неосознаваемые установки. Однако, хотя термин автопоэзис или аутопоэзис замелькал на страницах научных журналов, осознание новой открывающейся картины мира нашей активности и практическое освоение этого открытия происходило медленно. Надо сказать, что в биологии Матурана видел автопоэзис весьма ограниченно – без осознания субъектом и осознанного им управления, а более широкое понимание было сформировано уже в результате дискуссии с этим биологическим пониманием автопоэзиса социологом Луманом.
Открытие в конце 20-го века в биологии и социологии гигантской ненаблюдаемой сферы активности – автопоэзиса можно сравнить с открытием в начале 20-го века в психологии столь же значительной сферы бессознательного. Сопоставляя такие формы активности, как автопоэзис и деятельность, в параллель с этим открытием в психологии, мы при использовании классических моделей науки можем сказать, что деятельность находится у нас на виду и наблюдается самим ее субъектом, а автопоэзис скрыт от субъекта в глубинах сложнейших процессов, не наблюдаемых без научных приборов. Но психологические и изучаемые антропологией традиционные практики показывают, что эти глубины не так уж и скрыты от человека, а даны ему в его переживаниях своего состояния. Более того, в основном для всего живого кондиционном общении – общении путем обмена не словами, а состояниями, оперируя сформировавшимися в культуре с древних времен образами этих состояний, человек получает реальный доступ к этой гигантской сфере скрытой от него его активности.