Там, где тебя нет

«– Что ты такое говоришь? Ерунда какая-то», – щебетала тогда я, доверчиво взирая в его глаза. Я с первого дня знала, кто он… Меня осведомили и приказали докладывать о его каждом шаге – с кем разговаривает, встречается. Я вынюхивала все, подслушивала разговоры, вскрывала ноутбук и сканировала документы. Предавала его каждый день и каждую минуту, а ночью жарко целовала и обжигала горючими слезами его широкую сильную грудь…

«– Почему ты все время плачешь, Котейка моя? Тебе плохо со мной? Ты боишься их, да?»

Он ни разу не спросил, как я там оказалась. Поверил моей легенде об отце, погибшем во вторую чеченскую. Возможно, Таир проверял меня, но ничего подозрительного не обнаружил. А российская прописка… Ну, с кем не бывает? Его глаза затмевала страсть с первой минуты, как он меня увидел…

Выпрыгиваю из автобуса и бегу по лужам домой. Дергаю ледяную ручку двери в подъезд, поднимаюсь в квартиру, тотчас встречаясь в прихожей с мамой.

– Роксаночка, боже мой, как ты промокла, детка! – мама всплескивает руками. – А почему так быстро? Я думала, ты подольше будешь в доме этих… нанимателей.

Как ни странно, мама быстро привыкла в новому имени. Мне всегда не нравилось мое простое имя Катя, а Роксана стала эдаким гештальтом, который я неожиданно для самой себя закрыла.

– Да… я им не подошла, мам, – бубню, снимая насквозь промокшие шапку и сапоги.

– Понимаю, – мама закатывает глаза. – Ты очень красивая. Не каждая хозяйка допустит появление такой в доме.

– Перестань, мам. Я в душ. Где Ярик, не вижу его?

– Уснул. У него температура поднялась, дочка. Ждал тебя, а потом не выдержал.

– Ох… Сейчас и я согреюсь и нырну к нему под одеяло. Устала страшно, – шлепаю по ламинату в ванную и включаю спасительный душ.

У меня есть необычная особенность – под душем я начинаю трезво мыслить. Не знаю, с чем это связано? Возможно, вода остужает голову или, наоборот, согревает, разгоняя мысли? Таир ведь не оставит меня в покое… Поднимет на уши разведку, чтобы узнать, по чьему приказу я здесь оказалась? А я что? Живу спокойно и никого не трогаю. Закон не нарушаю и пытаюсь забыть весь этот кошмар… Ну не станет же он меня убивать, в самом-то деле? Или… станет? Холодок пробегает по спине, как жучок с острыми лапками. Вмиг становится неуютно и зябко. Ступаю на цыпочках в кухню, включаю электрический чайник, намазываю маслом купленный мамой свежий батон. А потом слышу то, что так боялась услышать – звонок домофона.

– Да, кто там? – спрашиваю, на все двести процентов зная, кого ко мне принесло.

– Абу-Таир, – отвечает он.

Дрожащими пальцами жму кнопку, впуская Таира. Плотнее запахиваю на груди полы застиранного банного халата и ерошу влажные после душа волосы.

– Кто там, Роксана? – сонно спрашивает мама из другой комнаты.

– Это ко мне, мам. Отдыхай.

Открываю дверь, не дожидаясь стука или куда хуже, звонка. Прищуриваюсь в темноту, слыша, как скрипит лифт, поднимая на этаж Таира. Двери лифта шумно разъезжаются, свет тусклой пыльной лампочки выхватывает его образ в темноте – высоченный рост, широкий разворот плеч, заросшее темной бородой лицо. Я вся превращаюсь в зрение и обоняние, в чувствительный нерв, цепляющий каждую мелочь – сверкающие на его плечах капли дождя, хныкающего в руках ребёнка…

– Проходи, Таир.

– Я не отниму у тебя много времени, Катя.

– Я теперь Роксана.

– Знаю, видел паспорт. Почему? – Таир наступает на задники и стаскивает обувь. Наполняет мою прихожую ароматом мужского парфюма и грудного малыша.

– Мне никогда не нравилось мое имя. Захотела выпендриться. Таир, я… Давай я его подержу, сними куртку.

– Его? Это девочка. Нет, пожалуй, я не выпущу ее из рук. Не доверяю врагам, – цедит он сквозь зубы.

– Брось, Таир, я…

– Я теперь Данил Апраксин.

– Знаю. Я не съем твою девочку. Давай мне ее, – протягиваю руки и забираю малышку. Она легко одета и, судя по запаху, покакала. – У тебя есть подгузники? Она покакала. Ты сам подмоешь свою дочь или я могу?

Данил испытующе на меня смотрит. Хмурится, сводя к переносице густые вразлет брови, сверлит меня взглядом, переводя его попеременно с меня на дочь и произносит со вздохом:

– Давай ты, Рокси… Я еще… Черт, не особо еще привык к ней.

– Хорошо. Проходи на кухню.

– Возвращайся быстрее, есть разговор.

Глава 4

Данил.

От уместности картинки больно щемит в груди. Черт… Мне хочется согнуться пополам, вырвать сердце и заменить его железным мотором. Когда-то я мечтал об этом – миниатюрная Катя с моим ребёнком в руках. Наверное, Вселенная не совсем правильно отразила гребаную визуализацию и исполнила мечту по-своему. Катя стоит передо мной – растрепанная, сероглазая, в старом огромном халате и держит девочку на руках.

– Возвращайся скорее, есть разговор, – бросаю хрипло, не желая продлевать эту муку. Я никчемный шпион. Слизень, растекшийся лужей от вида девки. Даже не девки, а предательницы, Иуды! И плевать, какие она найдет доводы, чтобы себя оправдать.

– Мы помылись, – журчит голосок Кати. Дочка любопытно водит глазками, сосредоточивая их на ярких потолочных светильниках. Белый высокий потолок, белый блестящий гарнитур из дешевого пластика вдоль стены, пол из бежевой кафельной плитки – вот и все, за что может зацепиться глаз. Еще, пожалуй, полотенца в красную клеточку и пузатый белый чайник в красный горошек. Мда… Никогда не отучусь цеплять нужные и не очень мелочи.

– Спасибо, Роксана, – киваю, протягивая к дочери руки.

– Не торопись, папаша, – улыбается она. – Теперь ее надо хорошо покормить и одеть потеплее. Покажи свою сумку. И как ее зовут?

– Не знаю… Просто девочка, – бурчу, расстегивая молнию сумки, которая шла в комплекте с коляской.

– Ей бы подошло имя Евдокия. Дуняша… – протягивает Рокси-Катя, нежно взирая на девочку. – Евдокия Апраксина – прямо-таки дворянское сочетание.

– Это будем решать мы с женой, Катя. И… я не спрашивал твоего мнения, – отрезаю, нервно насыпая в бутылку детское питание. – Мой сын здесь?

– Ты… Ну, конечно, я даже спрашивать не буду, как ты узнал? – фыркает она, поглаживая девочку по затылку, покрытому черным пушком. – Ты так уверен, что он твой?

– Даты совпадают, – выдавливаю хрипло. – Катя, дай кипяченой воды.

– Таир, а где ее мама? – Катя резко меняет тему. – Не подумай, что я просто… из любопытства, я…

– Так я Таир или Данил? Ничего не понимаю?

– А я и Катя, и Рокси. Давай уже остановимся на чем-то одном. И скажи мне уже, чего ты хочешь?

Малышка хнычет и тыкает носом в шею Кати-Рокси, я болтаю бутылку со смесью, ловя себя на мысли, что глупее никогда и не выглядел.

– Давай я покормлю дочь, Роксана, и все расскажу. Мой сын спит?

Подхожу к ней так близко, что чувствую аромат шампуня, теплоту тела и волнение, искрящееся, как ток. Кажется, занимаю своей массивной фигурой всю кухню. Вмиг становится тесно и душно.

– Его… Его зовут Ярослав. И он спит. Мама сказала, у него поднялась температура, – отвечает Рокси, передавая мне девочку. Ну точно Дуняша – она и губки поджимает, как истинная графиня.

– Рокси, может, нужно вызвать врача? И ты так спокойно об этом говоришь? – качаю головой, прикладывая соску к губам дочери. Та начинает жадно сосать, наполняя кухню характерными звуками.

– Моя мама врач, Данил. Педиатр. Никогда не поверю, что ты и это не проверил. Так зачем ты сюда явился? Пожалел, что выгнал женщину под дождь и решил извиниться? – Рокси прищуривает серые глазищи и складывает руки на груди. – Или… приехал убивать, а я…

– Уймись, Рокс. И сядь. Ты знаешь, что Салим жив? – произношу, вставая с места и покачивая малышку. У Рокси в квартире тепло, но маленькой и правда неуютно в тонком комбинезоне. Под пристальным взглядом Рокси вынимаю из сумки трикотажную кофточку и неловко пытаюсь одеть малышку. Серьезные разговоры никак не вяжутся с домашней атмосферой дома Роксаны, ее уютным халатом и ярким чайником. Я ехал выяснять отношения, ругаться, пугать, требовать объяснений, а вместо этого мило беседую, не испытывая к Роксане… ничего… Наверное, мне удалось справиться с обуревающими душу чувствами, обидой и болью? То, над чем долгое время работал психолог.