Кащенко

Кубанское казачество, к которому принадлежало семейство Кащенко, выделилось в самостоятельную ветвь несколько позднее. Его официальная история начинается с 1792 года, после того как 30 июня (или 11 июля по новому стилю) казаки-черноморцы получили от Екатерины II жалованную грамоту на владение Таманью и частью кубанских земель. Этот документ не являлся наградой за воинскую службу, а был ответом на прошение казаков и в большой степени вынужденным решением императрицы.

Здесь мы вплотную подходим к весьма логичному объяснению мятежного характера нашего героя и его, мягко говоря, прохладного отношения к царскому правительству. Дело в том, что при всех взаимных выгодах отношения казачества с государством вовсе нельзя назвать безоблачными. Это вполне объяснимо. Слишком самостоятельные образования, да еще и на отдаленных территориях, всегда вызывают беспокойство правителей. Это своего рода спящий вулкан, готовый извергнуться в любой момент, что время от времени и случалось.

Один из крупных эксцессов произошел как раз в правление Екатерины II. После многочисленных побед над турками Россия получила выход к Черному морю. Стало спокойнее и на западе: Речь Посполитая утратила свое влияние. Огромное войско казаков Запорожья, которое долгое время давало отпор врагам на границах, стало практически ненужным. Конечно же, это нарушило многолетнее равновесие, казаки занялись погромами и грабежами (в частности, нападали на сербских поселенцев) и начали представлять проблему для правительства. Когда же они поддержали Пугачевское восстание, императрица приказала разрушить Запорожскую Сечь. После этого около пятисот казаков бежали в устье Дуная и создали там Задунайскую Сечь под протекторатом турецкого султана. Османская империя, неожиданно получив в свое распоряжение такие значимые силы, снова начала грозить России войной, и процесс ликвидации запорожского казачества срочно приостановили. Григорий Потемкин сформировал из его остатков «Войско верных запорожцев» численностью 600 человек.

Войны с Турцией в итоге избежать не удалось, она длилась пять лет (1787–1792) и для многих людей оказалась по сути гражданской – ведь с обеих сторон бились казаки, причем из одной и той же местности. Победа досталась России, и после заключения мира верных ей запорожцев решили наградить землями, полученными в результате этой войны, после чего переименовали их в Черноморское казачье войско. Запорожцы посчитали милости правительства недостаточными, и в 1792 году их войсковой судья Антон Головатый поехал к Екатерине II с прошением о предоставлении казакам новых земель в районе Тамани и ее окрестностей. Переговоры шли непросто, Головатому сказали, что «земли много требуете», но войсковой судья оказался талантливым дипломатом и хорошим психологом. Зная любовь Екатерины к просвещению, он на аудиенции говорил с императрицей на латыни и сумел очаровать ее. А потом и убедить во всеобщей пользе такого решения.

В итоге императрица пожаловала черноморским казакам земли на Кубани «в вечное и потомственное владение», и уже через год они начали переселение, открыв новую страницу истории казачества. Вот только писалась она не с чистого листа: дело в том, что на Кубани уже проживало большое количество казаков, бежавших туда после предыдущего крупного конфликта с правительством. Речь идет о Булавинском восстании донских казаков, произошедшем при Петре I (1707–1708). Спусковым крючком тогда стала царская облава на беглых крестьян, издавна привыкших искать убежище на Дону. Это было прямым нарушением устоев – веками люди почитали за истину то, что «с Дона выдачи нет».

Мятеж вспыхнул, как сухое поле в жару. Под началом Кондратия Булавина собралось до 20 тысяч повстанцев. Против них выслали два полка из Москвы, 400 воронежских драгун от гетмана Мазепы и еще украинское войско «со всею бригадою слободских казаков из Ахтырского и Сумского полков». Восстание жестоко подавили, сам Булавин погиб (по другой версии – совершил самоубийство), но большая часть мятежников с новым лидером Игнатом Некрасовым успела бежать на Кубань, принадлежащую в то время крымским ханам. Некрасов стал родоначальником особой ветви казачества, называемой «некрасовцами» или «игнат-казаками». Также их называли «черные игнаты» за кафтаны черного цвета.

Заручившись поддержкой крымского хана, Некрасов создал государство в государстве, своего рода казачью республику, для которой он лично разработал свод законов, так называемые «Заветы Игната», которые сильно отличались от законов и обычаев, бытовавших в Российской империи. Начнем с того, что Некрасов требовал придерживаться старой веры, не признавая ни никонианского, ни греческого духовенства. Старообрядческие священники тоже не являлись для него авторитетом: он предписывал им во всем подчиняться Кругу – высшему органу казачьего самоуправления. Неподчинение каралось обвинением в ереси и изгнанием. При этом религия имела для некрасовцев колоссальное значение. За богохульство в любых проявлениях полагалась смертная казнь, но только по отношению к дееспособным людям – безумных за это никак не наказывали. Некрасовцы уже тогда, в XVIII веке, боролись с домашним насилием, защищая права женщин. Если муж обижал жену, Круг его наказывал, порой очень жестоко. За насилие могли запороть насмерть. По женской жалобе священника могли принудить развести пару, но если сама женщина изменила мужу, ее закапывали в землю заживо. За мужскую супружескую неверность полагалось 100 плетей, что тоже почти всегда оканчивалось смертью.

Важным пунктом «Заветов» было негативное отношение к царской власти, но не к России: «Царизму не покоряться. При царях в Россию не возвращаться». И в то же время – «на войне с Расеей в своих не стрелять, а палить через головы. Против крови не ходить». И очень важное для всех казаков: «Стоять за малых людей».

Бежав на Кубань, «черные игнаты» поначалу осели в ее средней части. Сейчас на месте их первого поселения находится станица Некрасовская. Позднее большинство из них вместе с Игнатом Некрасовым переселилось на Таманский полуостров. Там «игнат-казаки» основали три небольших городка – Блудиловский, Голубинский и Чирянский, оттуда они совершали набеги на приграничные русские земли. После смерти Некрасова в 1737 году поведение их стало более мирным, и царствующая в тот момент Анна Иоанновна предложила им вернуться на родину. Получив отказ, она направила на Кубань войска, и некрасовцы начали спешно переселяться в турецкие владения.

Считается, что последние кубанские «игнат-казаки» ушли в турецкую Бессарабию в 1791 году после взятия Анапы русским отрядом генерала И. В. Гудовича, но память о них сохранялась в тех краях еще очень долго, как и о их строгих законах, передаваемых из уст в уста. Скорее всего, ушли тогда не все, выросшие в этой традиции, ведь из общины время от времени изгоняли кого-нибудь. Да и на переезд в Турцию тоже, возможно, решились не все, а кто-то тихо остался жить на прежнем месте, не афишируя свои взгляды.

Так или иначе, жесткие, даже жестокие, но основанные на достоинстве и уважении правила «черных игнатов» были хорошо известны в южных краях и из-за сходства менталитета вряд ли вызывали отторжение у остальных казаков – за исключением, конечно, сотрудничества с турками. Во многих пунктах разные ветви казачества сходятся, особенно в любви к той самой «вольнице», ради которой люди когда-то бежали на берега Дона.

И, конечно же, человек, выросший в казацкой среде, будет всю жизнь нести на себе ее отпечаток и мерить происходящее по понятиям, заложенным в детстве. Именно по этой причине студент медицинского факультета Петр Кащенко отказался проявлять скорбь по убиенному государю и скидываться вместе с другими студентами на траурный венок, хотя понимал последствия своего поступка. Неудивительна и его тяга к музыке – в казачьих селениях ею занимались охотно, можно сказать, даже страстно. Иначе бы в суровых «Заветах Игната» не появилось такого запрещающего пункта: «В посты песен мирских не петь. Можно лишь старины». Из одной этой строчки можно сделать вывод, что пели казаки практически всегда.