Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12

«Вацетиса, – вспоминал Троцкий, – обвинили в сомнительных замыслах и связях, так что пришлось его сместить. Но ничего серьезного за этими обвинениями не крылось. Возможно, что на сон грядущий он почитывал биографию Наполеона и делился нескромными мыслями с двумя-тремя молодыми офицерами».

Обвинения против Вацетиса и Костяева, как и следовало ожидать, оказались липовыми. Дело прекратили за отсутствием состава преступления. А в 1938 году чекисты вспомнят о былой близости Вацетиса, который преподавал в Военной академии имени М. В. Фрунзе, к Троцкому, и бывшего главкома расстреляют. Костяев, который тоже преподавал в академии, ушел из жизни раньше, чем до него добрались.

В годы Гражданской войны Ленин полностью доверял Троцкому. Летом 1919 года Владимир Ильич сделал фантастический для такого хладнокровного человека жест. Он взял бланк председателя Совета народных комиссаров и написал на нем:

«Товарищи!

Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело.

В. Ульянов-Ленин».

Глава правительства протянул подписанный бланк Льву Давидовичу:

– Я могу дать вам таких бланков сколько угодно, потому что я ваши решения заранее одобряю. Вы можете написать на этом бланке любое решение, и оно уже утверждено моей подписью.

Эту поразительную записку Троцкий после смерти Владимира Ильича, в 1925 году, сдал в Институт Ленина, и она сохранилась. Так что этот пример невиданного доверия Ленина к Троцкому – не вымысел. В последние годы открылись не только записки, но и целые речи, произнесенные Лениным в поддержку и защиту Троцкого от критических нападок товарищей по партии. Владимир Ильич считал военное ведомство образцовым.

Нравились созданная им военная машина, дисциплина и четкость. Американец Арманд Хаммер, который в те годы часто бывал в России, надеясь устроить с большевиками выгодный бизнес, вспоминал, как он попал на прием к Троцкому.

Военное ведомство разительно отличалось от остальных советских учреждений: скучающие сотрудники не курили в коридорах, все заняты своим делом, чистота и порядок – ни окурков на полу, ни грязных стаканов на заваленных бумагами столах.

Арманда Хаммера пригласили к четырем часам дня. Без трех минут четыре секретарь наркомвоенмора сказал:

– Товарищ Троцкий ждет вас, следуйте, пожалуйста, за мной.

Художник Юрий Павлович Анненков тоже запомнил, как приехал в особняк Наркомата по военным и морским делам на Знаменке, 19. В бывшем дворце Апраксиных в 1917-м устроили Штаб Московского военного округа. В 1918-м в особняк переехал председатель Реввоенсовета Республики. Здание именовали «Первым домом Реввоенсовета».

Анненков описал, как познакомился с наркомом:

«Поднявшись на второй этаж и пройдя по ряду коридоров с расставленными у дверей молодцеватыми подтянутыми часовыми, проверявшими пропуска с неумолимым бесстрастным видом, я очутился в приемной Троцкого.

Огромный высокий зал был наполнен полумраком и тишиной. Тяжелые шторы скрывали морозный свет зимнего дня. На стенах висели карты Советского Союза и его отдельных областей, испещренные красными линиями. За столом, у стены, сидели четверо военных. Зеленый стеклянный абажур, склоненный над столом, распространял по комнате сумеречный уют и деловитость. Как только я вошел в комнату, все четверо немедленно встали, и один из них, красивый и щеголеватый дежурный адъютант, поспешно подошел ко мне по малиновому ковру.

– Художник Анненков? – спросил он.

– Да, – ответил я, едва удержавшись, чтобы не сказать “так точно”.

– Лев Давидович вас сейчас примет.

Щеголеватый адъютант снял телефонную трубку и через несколько секунд снова обратился ко мне:

– Можете пройти в кабинет.

Он проводил меня до двери и, слегка приоткрыв ее, вполголоса прибавил:

– Налево, к окну…





Троцкий был хорошего роста, коренаст, плечист и прекрасно сложен. Его глаза, сквозь стекла пенсне, блестели энергией».

Знакомство с Троцким оказалось для Юрия Анненкова крайне полезным. Однажды художник забыл ключ от квартиры и полез в окно – он жил на первом этаже. Едва он стал карабкаться на подоконник, как появились два милиционера и потребовали объяснений.

«Рассказ о забытом ключе их не убедил.

– По ночам через окна порядочные не лазают! Предъявить документы!

Голос милиционера был неумолим. Ни “личной карточки”, ни иных документов у меня с собой не оказалось, но в бумажнике нашлась моя фотография с Троцким. Я показал ее милиционерам. Они сразу же узнали “любимого вождя”, и, возвращая мне карточку, один из них сказал изменившимся голосом:

– Ладно, лезьте!

– Молчи! – прервал его другой милиционер и, повернувшись ко мне, произнес:

– Мы приносим вам, уважаемый товарищ, наши извинения. Вы видели, как советская милиция бдительна.

Подтолкнув меня на подоконник и откозыряв, они твердым шагом удалились в бесфонарную ночную тьму тогдашней Москвы».

Лев Троцкий производил впечатление личной смелостью и хладнокровием в самые опасные минуты. Он не терял присутствия духа, даже когда в него стреляли. Всю Гражданскую войну он провел на фронтах. Ленин же ни разу не покинул Москву…

Когда арестовали вожака балтийских революционных матросов Павла Ефимовича Дыбенко – по обвинению в том, что он беспробудно пил и в таком состоянии сдал Нарву немцам, – матросы явились к Троцкому требовать освобождения товарища. Сотни моряков, выкрикивая угрозы и проклятия, собрались во дворе здания, где работал Троцкий. Они жаждали его крови. Секретарь вбежал в кабинет Льва Давидовича:

– Моряки хотят вас убить. Пока еще есть время, немедленно бегите через задний ход. Они не слушают часовых и клянутся, что повесят вас на фонарном столбе!

Храбрости Троцкому было не занимать. Он выскочил из-за стола и сбежал вниз по парадной лестнице:

– Вы хотите говорить с Троцким? Я здесь!

И произнес речь, объяснив свою позицию относительно Дыбенко, которого считал дезертиром. Моряки успокоились и даже устроили ему триумфальный прием…

Храбрость Троцкого высоко ценил Ленин. Когда в Саратове восстала Уральская дивизия, Ленин и секретарь ЦК партии Яков Михайлович Свердлов попросили Троцкого немедленно отправиться туда: «…ибо ваше появление на фронте производит действие на солдат и на всю армию».

«Не будь меня в 1917 году в Петербурге, – записывал Троцкий в дневнике, уже находясь в изгнании, – Октябрьская революция произошла бы – при условии наличности и руководства Ленина. Если б в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции: руководство большевистской партии помешало бы ей совершиться. В этом для меня нет ни малейшего сомнения…»

Троцкий – при всем своем самомнении – не преувеличивал своих заслуг. 25 октября 1917 года большевики взяли власть в столице под руководством председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Троцкого. Равно как неизвестно, победила бы советская власть в Гражданской войне, если бы Троцкий за несколько месяцев не создал Красную армию и не руководил ею железной рукой.

Льва Давидовича Троцкого принято считать политическим соперником Иосифа Виссарионовича Сталина, претендовавшего на пост руководителя партии и главы Российского государства. Через призму их борьбы за Кремль, в которую втянули чуть не всю страну, рассматривают историю России двадцатых годов.

Между тем сам Троцкий никогда не стремился взять власть в партии. Люди тонкие и наблюдательные давно это поняли.

«О Троцком принято говорить, что он честолюбив, – писал нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский. – Это, конечно, совершенный вздор. Я помню фразу, сказанную Троцким по поводу принятия эсером Черновым министерского портфеля:

– Какое низменное честолюбие – за портфель, принятый в неудачное время, покинуть свою историческую позицию!