Страница 11 из 12
Большевики создавали атмосферу, в которой террор становится возможным. Они отменили все законы. В стране даже формально возник правовой беспредел. При этом чекисты не в состоянии были совладать с настоящей преступностью.
«В городе начались ограбления квартир и убийства, – вспоминала Ольга Львовна Барановская-Керенская, первая жена главы Временного правительства. – Прислуги почти никто уже, кроме коммунистов, не держал, дворники были упразднены, охранять дома и квартиры было некому… Мы понимали, что все идет прахом и цепляться за вещи незачем, что надо только стараться сохранить жизнь, не быть убитыми грабителями, не умереть с голоду, не замерзнуть… В течение нескольких месяцев, а может быть, и больше, пока дети не достали мне чугунную печку, я жила, не раздеваясь, и никогда не спала на кровати…
В голове никаких мыслей и никаких желаний, кроме мучительных дум о том, что еще продать и как и где достать хоть немного хлеба, сахара или масла… Тротуаров уже не было, и не было ни конного, ни трамвайного движения (лошади все были съедены), улицы не чистились, снег не сгребался, по улицам плелись измученные, сгорбившиеся люди. И как горькая насмешка на каждом шагу развевались огромные плакаты: “Мы превратим весь мир в цветущий сад”».
Новая власть решала экономические проблемы динамитом, социальные – арестами и голодом. Те, кто сопротивлялся, объявлялись врагами народа.
Дзержинский заложил основы кадровой политики в ведомстве госбезопасности, назвав главным качеством преданность. Феликс Эдмундович объяснял управляющему делами ВЧК Генриху Григорьевичу Ягоде:
«Если приходится выбирать между безусловно нашим человеком, но не особенно способным, и не совсем нашим, но очень способным, у нас, в ЧК, необходимо оставить первого…»
В аппарат госбезопасности нередко попадали весьма сомнительные люди, в том числе и совершенно малограмотные. В учетной карточке одного из председателей Петроградской ЧК Семена Семеновича Лобова в графе «Образование» было написано: «Не учился, но пишет и читает». Это не мешало его успешной карьере. Лобов пошел в гору после того, как в одну ночь арестовал в Петрограде три тысячи человек.
Ценились преданность и готовность не рассуждая выполнить любое указание власти.
17 декабря 1922 года торжественным заседанием отметили пятую годовщину ВЧК. Председательствовал Дзержинский. Он предоставил слово Льву Борисовичу Каменеву:
– Да здравствует новый председатель Московского Совета товарищ Каменев!
Каменев похвалил собравшихся:
– Мы не знаем ни одного отказа от исполнения какого бы то ни было приказания, которое пришло бы в ВЧК. Мы не видели ни разу колебания в рядах передовых бойцов ВЧК. Мы всегда могли рассчитывать, что любой приказ, переданный по этой боевой колонне нашей армии, будет исполнен и исполнен во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило тем или другим бойцам ВЧК.
Феликс Эдмундович не получал удовольствия от уничтожения врагов, но считал это необходимым. Твердо был уверен, что уж он-то, прошедший через тюрьмы и ссылки, справедлив и зря никого не накажет. И, наверное, не думал о том, что, присвоив себе право казнить и миловать и позволив другим чекистам выносить смертные приговоры, он создал систему полной несправедливости.
ВЧК превратилась в инструмент тотального контроля и подавления. Жестокость, ничем не сдерживаемая, широко распространилась в аппарате госбезопасности. Беспощадность поощрялась с самого верха. За либерализм могли сурово наказать, а за излишнее рвение лишь слегка пожурить.
Ленинская попытка построить коммунизм за несколько месяцев разрушила экономику и привела Россию к голоду. В странах с устоявшейся политической системой провалившееся правительство уходит, уступая место более умелым соперникам. Большевики нашли другой вариант: изобретали все новых врагов, на которых перекладывали вину за собственные неудачи.
21 февраля 1918 года Совнарком утвердил декрет «Социалистическое отечество в опасности!». Он грозил расстрелом как внесудебной мерой наказания «неприятельским агентам, германским шпионам, контрреволюционным агитаторам, спекулянтам, громилам, хулиганам». Важно отметить эту формулировку: внесудебная мера наказания!
Выходившая в Петрограде газета «Наш век» писала:
«Уничтожив именем пролетариата старые суды, г. г. народные комиссары этим самым укрепили в сознании “улицы” ее право на “самосуд”, звериное право. И раньше, до революции, наша улица любила бить, предаваясь этому мерзкому “спорту” с наслаждением. Нигде человека не бьют так часто, с таким усердием и радостью, как у нас на Руси. “Дать в морду”, “под душу”, “под микитки”, “под девятое ребро”, “намылить шею”, “накостылять затылок”, “пустить из носу юшку” – все это наши русские, милые забавы. Этим – хвастаются. Люди слишком привыкли к тому, что их “с измала походя бьют” – бьют родители, хозяева, била полиция. И вот теперь этим людям, воспитанным истязаниями, как бы дано право свободно истязать друг друга. Они пользуются своим “правом” с явным сладострастием, с невероятной жестокостью».
Расстрел по анкете
30 августа 1918 года в Ленина стреляли – во время его выступления на митинге в гранатном корпусе завода Михельсона. Охрана сплоховала. Он чудом остался жив.
Подозреваемую схватили на месте преступления. Это была 28-летняя Фаня Ройдман, молодая женщина с богатой революционной биографией. В шестнадцать лет она примкнула к анархистам и взяла себе фамилию Каплан. В 1906 году была ранена при взрыве бомбы в Киеве, схвачена и царским судом приговорена к бессрочным каторжным работам. Потом присоединилась к эсерам.
История с Фанни Каплан по-прежнему вызывает сомнения. Полуслепая женщина, по мнению экспертов, не могла попасть в вождя. Но, скорее всего, Фанни Каплан и в самом деле стреляла во Владимира Ильича.
После покушения на Ленина был провозглашен «красный террор». В Петрограде пятьсот человек расстреляли и столько же взяли в заложники. Списки заложников публиковались в «Красной газете» под заголовком «Ответ на белый террор».
Петроградский совет постановил:
«Довольно слов: наших вождей отдаем под охрану рабочих и красноармейцев. Если хоть волосок упадет с головы наших вождей, мы уничтожим тех белогвардейцев, которые находятся в наших руках, мы истребим поголовно вождей контрреволюции».
Нарком внутренних дел РСФСР Григорий Иванович Петровский разослал всем местным органам власти циркулярную телеграмму:
«Применение массового террора по отношению к буржуазии является пока словами. Надо покончить с расхлябанностью и разгильдяйством. Надо всему этому положить конец. Предписываем всем Советам немедленно произвести арест правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников».
«Массовый террор» – не фигура речи, а прямое указание. Для расстрела было достаточно анкетных данных. По телефонным и адресным книгам составлялись списки капиталистов, бывших царских сановников и генералов, после чего всех поименованных в них лиц арестовывали.
Вождь анархистов князь Петр Алексеевич Кропоткин вспоминал о своем разговоре с Лениным в 1918 году: «Я упрекал его, что он за покушение на него допустил убить две с половиной тысячи невинных людей. Но оказалось, что это не произвело на него никакого впечатления».
Ленин был фанатиком власти. Он изучил недолгую историю Парижской коммуны и пришел к выводу, что без крови власть не сохранить. Еще до выстрелов Фанни Каплан, 9 августа 1918 года, телеграфировал председателю Нижегородского губисполкома:
«В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание, надо напрячь все силы, составить “тройку” диктаторов, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления. Проведите массовые обыски. За ношение оружия – расстрел. Организуйте массовую высылку меньшевиков и других подозрительных элементов».
На следующий день приказал Пензенскому губисполкому: