Страница 4 из 65
— Домой, — прохрипела я срывающимся голосом.
Отец Гариус коротко кивнул. Он согласился.
Часом позже я приняла ванну и переоделась в самую тёплую одежду, какая у меня была. Мои пальцы дрожали на горячей чашке в моих ладонях. Чай не помог прогнать холод, который проник в мои кости и заставил пальцы ног свернуться в шерстяных тапочках.
Отец Гариус присел на край стола, наблюдая за мной серыми глазами, которые видели больше, чем следовало.
Я наблюдала за ним в ответ. Отец Гариус видел меня в худшем состоянии. Он затащил меня в Храм Вечного Света против моей воли и заставил оставаться здесь все эти годы. Он был такой же упрямый, как и я, и так же твёрдо настроен сохранить мне жизнь.
Я не была пленницей. В конце концов, он спас мне жизнь. Но и абсолютно свободной я не была. Его причины имели смысл, и когда я наблюдала, как политический климат королевства меняется и перестраивается на протяжении всей моей жизни, я поняла.
Однако мне надоело наблюдать за происходящим из своеобразной тюрьмы. Я не могла найти покоя. Мой разум жаждал других обязанностей, кроме кормления цыплят.
И мой язык отчаянно нуждался в разговорах.
Помимо болтовни с Оливером.
За этими стенами меня ждало что-то ещё. Теперь я чувствовала это сильнее, чем когда-либо.
— Мне нужно домой.
Я выдержала взгляд серых глаз моего наставника и заговорила медленно, чтобы мой голос не дрогнул. Братство Молчания сделало всё возможное, чтобы воспитать меня такой, какой, по их мнению, я должна была быть. Но здесь не было женщин. Они не обладали манерами, подобающими аристократам моего положения. Так что, когда я решила сегодня изложить свою точку зрения, я сделала это с достоинством человека, которого почти забыла. Я обратилась к самым ранним воспоминаниям о моём школьном образовании и к образу женщины, которой хотела бы видеть меня моя мать.
— Я слишком долго медлила, отец Гариус. И хотя я благодарна вам за приют, мне необходимо домой.
Он прищурился. "Что для тебя дом, сирота?" И когда я не скукожилась, одна из его кустистых бровей изогнулась в ещё одном немом вопросе. "Откуда ты знаешь?"
Моё дыхание дрогнуло, покидая лёгкие в одном длинном выдохе. Облизнув пересохшие губы кончиком языка, я выложила ему правду:
— Мне снились сны. О моём отце.
Спокойный серый взгляд отца Гариуса стал острым, как серебро.
Братство Молчания не верило в сновидения с мёртвыми. Эта идея была ересью для человека, который верил, что его душа покинет тело и будет поглощена Великим Светом на небесах. Большая часть королевства тоже в это верила. Это моя языческая мать научила меня шептать молитвы тем, кто умер до меня. Искать их в своих снах.
— Он велит мне вернуться домой, — закончила я. — Он говорит, что время пришло.
Отец Гариус пристально посмотрел на меня. Сердился ли он на меня за то, что я проигнорировала все восемь лет его учения? Или то, что я так долго скрывала от него свои сны?
Он никогда ничего не объяснял, поэтому я выбрала третий вариант. Он был убит горем из-за того, что я могла оставить его спустя столько времени.
Не моя вина, что я оставила такое сильное впечатление.
Я сделала глоток обжигающе горячего чая, чтобы скрыть улыбку.
Отец Гариус обвёл рукой круг, показывая, что я должна рассказать ему больше. Я продолжила:
— Они снятся мне почти каждую ночь. Но сегодня днём отец впервые заговорил со мной. А когда он заговорил, то велел мне возвращаться домой.
Отец Гариус встал и прошёлся по своему кабинету. Подойдя к книжному шкафу, он провёл пальцем по корешкам книг в кожаных переплётах на нижней полке.
Найдя то, что искал, он извлёк книгу, прищелкнув языком. Он обернулся, его ряса развевалась. Я почувствовала, как страх давит мне на грудь, а в затылке зловеще покалывает.
Он положил книгу на стол передо мной, и я узнала текст. Точно такая же книга была спрятана в покоях моей матери, когда я была ребёнком. Языческий священный текст, теперь объявленный вне закона в королевстве и признанный еретическим девятью королевствами в унисон.
Я проследила за скрюченным и покрытым обветренной кожей пальцем отца Гариуса. Тупым ногтем он указывал на тщательно нацарапанные чёрными чернилами слова на древнем пергаменте.
Ворон с расправленными крыльями. Крылья были исцарапаны тяжёлым почерком, с кляксами, как если бы каждое перо кровоточило. Художник сильно давил на каждую деталь, подчёркивая её особенности, размывая мельчайшие детали.
Его тёмный клюв был раскрыт, голова склонилась набок, он смотрел, ждал… видел. Его острые лапы впились острыми, как бритва когтями в страницу, и казалось сама страница начала кровоточить. Корявые линии художника тянулись, растягивались и сжимались, пока не осталось никаких сомнений, это животное опасно.
Это животное означало смерть.
Отец Гариус нетерпеливо постучал пальцем по изображению. Я окинула взглядом слова, нацарапанные на полях, и абзацы на соседних страницах. Но всё было написано на другом языке, который я не могла понять.
Отец Гариус снова постучал и, подняв глаза, я встретилась с ним взглядом. Другой рукой он схватился за горло и сделал вид, что задыхается.
— Да, — прошептала я, наконец, поняв. — Да, я видела это раньше. В своих снах, — я сглотнула и выдохнула, моё сердце внезапно затрепетало. — И в реке тоже.
Старый монах опустил глаза, признавая поражение. Он захлопнул книгу, словно мог заточить ворона внутри этих древних страниц. От тревоги меня бросило в озноб.
— Что же мне делать? — я спросила мужчину, который не мог мне ответить.
Отец Гариус долго смотрел на меня. Наконец он снова подошёл к книжному шкафу и поднялся по раздвижной лестнице, открывавшей доступ к верхним рядам книг.
Найдя нужное место на полке, он отодвинул книги в сторону, сложив их в ненадёжную стопку на краю полки. Двумя сильными пальцами он постучал по задней стенке. Что-то поддалось, и его рука исчезла в зияющей чёрной дыре.
Его рука снова появилась, теперь уже сжимая кожаную сумку. Он сунул сумку под мышку, поставил на место стенку, книги и свитки и осторожно спустился с лестницы. Он сел и ещё с минуту пристально смотрел на меня.
Он кивнул, в конечном счете, уступив какой бы то ни было идее, которая привела его в движение. Он развязал клапан на сумке и вынул содержимое.
Я резко втянула в себя воздух. Мощь чистого воздуха пронзила меня подобно острию ножа.
Золото отражало послеполуденный свет, проникавший в комнату, подобно длинным пальцам садящегося солнца. Рубин в центре диадемы подмигнул мне, нашёптывая воспоминания и замыслы, шепча о королевстве полном грёз и ещё более полном сожалений.
Я потянулась к короне ещё до того, как успела связать воедино две связные мысли. Я сомкнула онемевшие пальцы вокруг тонких граней и позволила золоту врезаться в ладони, показать мне, насколько оно реально, доказать, что это именно то, о чём я думала.
— Откуда? — я поперхнулась словом, заикаясь от его тяжести. — Откуда у вас она?
Отец Гариус уставился на меня своими мудрыми серыми глазами, и мои мысли вернулись к тому дню, который мне постоянно снился, но я никогда не вспоминала о нём добровольно.
Мальчик. Девочка. Растерянный монах.
"— Они мертвы, — серьёзно прошептал мальчик. — Все до одного. Вся королевская семья, — монах уставился на мальчика. — Возьмите её. Вы должны. Они убьют её, если найдут, — монах покачал головой, отрицая истинность слов мальчика. — Возьмите её сейчас же, — взмолился он. — Возьмите её и возьмите это.
Он сунул окровавленную корону в руки монаха. Его пальцы оставляли липкие отпечатки на грязном золоте. Монах опустил взгляд на корону, на головной убор древнего королевства, а затем перевел взгляд на испуганную маленькую девочку. В итоге монах кивнул. Единожды.
Я плакала. Я не могла перестать плакать.
— Я не могу оставить тебя, — сказала я мальчику.