Фейбл

Он взял одно из ведер и ушел, оставив меня в одиночестве на боковой палубе.

Моя рука сжалась на краю разделочного стола, когда я прильнула к нему, погрузившись в размышления. По правде говоря, для меня не имело значения, почему Падж давал мне еду. Мне нужно было поесть, особенно если впереди меня ждало несколько дней лихорадки.

Я уронила колотушку и взяла в трясущиеся руки миску, осторожно поднеся ее ко рту. Соль и специи обожгли поврежденную кожу вокруг губы, но бульон согрел мои внутренности, и я застонала от блаженства. Вкус похлебки воскресил череду выцветших, затертых воспоминаний, от которых внутри у меня все сжалось. Я зажмурилась, отгоняя непрошеные видения, прежде чем они смогли принять более четкую форму. Грязными пальцами я выудила мягкий кусочек картофеля из похлебки, сунула в рот и разжевала, чувствуя, как он обжигает мне язык.

Мой взгляд упал на закрытую дверь каюты шкипера, и я задалась вопросом, был ли Уэст в курсе того, что Остер подкармливает меня. Уэст ясно дал понять, что ничего мне не должен. Возможно, миска с похлебкой в обмен на два дня труда, как и сказал Остер, действительно была не в счет. Или, может быть, ему стало жаль меня. От этой мысли у меня почти пропал аппетит.

Я вылила остатки бульона в рот. Мой желудок уже болел, и я вернулась к работе. Как только с последним крабом было покончено, я спустилась по ступенькам с ведром в руках. Скрип корпуса был единственным звуком в темном проходе, где вдоль стен тянулись три двери, каждая из которых была отмечена гербом «Мэриголд».

– Я здесь, – в темноте одной из кают раздался голос Остера, и я увидела его глаза, которые блеснули в свете фонаря, качнувшегося на крюке.

Остер вылез из гамака и встретил меня на пороге. Он потянул за цепочку на шее, на которой висели ключи, и в уголках его глаз по обыкновению была усмешка, которая делала его еще более красивым, чем он казался на первый взгляд. Его тело было поджарым, покрытым кожей цвета увядшей пшеницы, и я не раз задавалась мыслью, не мерещится ли мне написанная на лице Остера доброта, которой я не замечала у других. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая черные чернила татуировки на предплечье в виде замысловатого узла. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это изображение двух переплетенных змей, каждая из которых поедала хвост другой. Это был символ, который мне прежде не доводилось видеть.

Остер остановился у первой двери, вставил один из ключей в ржавый железный замок, отодвинул задвижку и пинком распахнул дверь. Я последовала за ним внутрь. Солнечные лучи освещали небольшую кладовую, забитую просмоленными бочками с водой и ящиками с едой. Синие и янтарные стеклянные банки выстроились вдоль стены на полках. С крюков, закрепленных на переборке, свисало сушеное соленое мясо. Я подняла ведро, чтобы поставить его на верстак, и скрип половиц над головой заставил меня поднять глаза. Я рассмотрела какое-то движение, когда между щелями мелькнули тени. Прямо у меня над головой располагалась каюта шкипера.

Я подошла ближе к стене, наклонившись вперед, чтобы попытаться увидеть Уэста.

– Вот и все, – Остер держал дверь открытой одной рукой, ожидая меня.

Мои щеки обдало огнем, когда он взглянул на меня, и я поняла, что он заметил мое любопытство. Я быстро кивнула и выскочила в коридор, после чего Остер вернул задвижку на место.

Он накормил меня, но не собирался рисковать, позволяя мне задерживаться в кладовке и подробно изучать внутреннее устройство корабля. Что ж, он все делал правильно. У старпома была весьма кропотливая работа не только потому, что он следил за оснасткой судна и пополнял запасы в порту. Он также был человеком, который ловил рыбу, ставил ловушки и считался главным добытчиком. Я бы тоже не стала доверять изголодавшейся ныряльщице, позволяя ей шастать под палубой.

Уилла уже лежала в своем гамаке, когда я переступила порог каюты. Я опустила крышку рундука и села на него сверху, зашипев от боли, когда моя спина коснулась стены.

Девушка откинула волосы через плечо, наблюдая за мной.

– Что же понадобилось ныряльщице Джевала в Узком проливе?

– Я задаюсь тем же вопросом.

Я ощетинилась, когда в проходе появился Падж, прислонившись к дверному косяку. Я даже не слышала, как он спустился по ступенькам.

Я перевела взгляд с Уиллы на Паджа, и по моей коже побежали мурашки. Им было любопытно, и это заставляло меня нервничать. Возможно, я совершила ошибку, когда решила играть в их игру и нырнула за медяком. Однако если я правильно разыграю свои карты, то смогу выудить из этих двоих полезную информацию. Мне просто нужно было добавить к своей лжи немного правды.

– Я ищу кое-кого, – сказала я, наклоняясь вперед, чтоб опереться локтями о колени.

Уилла тут же заглотила наживку.

– Кого?

Я вытащила нож из-за пояса и воткнула его рядом с собой в рундук. Я крутила рукоятку до тех пор, пока в дереве не появилась маленькая дырочка.

– Торговца. Его зовут Сейнт.

Уилла села в гамаке, свесив ноги, и обменялась с Паджем взглядом.

– Что тебе нужно от Сейнта? – Падж рассмеялся, и по его лицу расплылась ослепительная улыбка. Однако в его смехе было что-то неестественное.

И вот тут снова вступили в игру правила моего отца.

Существовало всего одно обещание, которое я дала Сейнту. Я могла бродить по кораблю, где вздумается, исследовать деревушки и порты и делать вообще все, что мне заблагорассудится. Но пока я держала свое слово, я не теряла его благосклонности.

Я никогда и никому не должна была говорить, что я его дочь. Вот и все.

Я ни разу не нарушала данного слова и сейчас не собиралась.

– Работа, – я пожала плечами.

Уилла хитро посмотрела на меня.

– Ты хочешь работать в команде у Сейнта? – уголок ее рта опустился, когда она поняла, что я не шучу. – В качестве кого? Ныряльщицы?

– Почему бы нет?

– Почему бы нет? – Падж повысил голос. – Хотеть попасть в команду Сейнта – все равно что желать смерти. Даже на Джевале у тебя больше шансов выжить.

В каюте воцарилась тишина, и краем глаза я заметила блик света, когда Уилла повернула кинжал в своей руке. Рукоятка клинка была украшена ограненными драгоценными камнями разнообразных цветов, а гарда была обвита замысловатыми узорами из кованого серебра, которые слегка заходили на лезвие.

– Как долго вы двое в команде у Уэста? – я встала и осторожно забралась в свой гамак, прикусив губу, когда ткань коснулась припухших ссадин на моем плече.

– С самого начала, то есть два года, – с легкостью ответил Падж, что меня удивило. – Когда Уэст получил «Мэриголд», он взял Хэмиша и Уиллу. Мы с Остером присоединились чуть позже.

В этот момент я поняла, почему он с такой готовностью поделился со мной этой информацией. Это было частью длинной истории. И единственными людьми в Узком проливе, кто рассказывал истории, были те, кому было что скрывать. Все, что он говорил мне с такой охотой, вероятно, было ложью.

Я глубже погрузилась в гамак.

– Вы все очень юные, – сказала я, и в моих словах прозвучал невысказанный вопрос.

– Мы все росли на разных кораблях, – сказал Падж. – Все мы – беспризорники Уотерсайда.

Это могло оказаться правдой. По крайней мере, частично. Но акценты Паджа и Остера явно указывали на то, что они не были родом из Сероса.

Уилла опустила глаза на свой кинжал. Рукоятка была украшена самоцветами: рубинами и опалами. Это не самые дорогие камни, но их размеры делали их весьма ценными. Подобная вещь выглядела слишком дорогой, чтобы принадлежать беспризорнице Уотерсайда.

Точно так Сейнт и научил меня лгать. Всегда нужно было основывать свою ложь на правде. По крайней мере, некоторые из членов команды росли на улицах Уотерсайда. Торговые суда часто брали на борт беспризорников, которые жили на берегу Сероса, предлагая еду и обучение ремеслу в обмен на опасную работу. Большинство таких детей вырастали и становились матросами, но я никогда не слышала, чтобы беспризорнику доверили командование кораблем.