Страница 10 из 12
Расследование отложим на попозже. Наипервейшая задача – выбраться из западни. Прежде чем предпринять какие-либо действия, Вадим обратился в слух. Надо быть простофилей, чтобы, вылезши отсюда, попасться на обед тому зверюге, из-за которого, собственно, и случился карамболь.
Но нет – ни дыхания, подобного всхрапам кузнечного меха, ни гулкой поступи, ни сатанинского рычания. Зверюга не собиралась преследовать убогого человечка. Или обладала мозгом мезозойского ящера: потеряв жертву из вида, удалилась в поисках новой добычи.
Вадиму казалось, что выбраться из копанки – невелика хитрость. Подгреб к стене побольше бивней, полез на них и… они разъехались под ним. Он покатился кубарем, еще и по шее тяжеленной костяной чуркой получил.
Вадим потер ушибленный загривок и взялся за дело более основательно. Сложил из бивней что-то навроде поленницы, а к ней пристроил две приступки, одна другой ниже. По ним, как по ступенькам, он взошел наверх и вытянул руку, в надежде достать до края ямы.
Не дотянулся на каких-нибудь пять-шесть дюймов. Это что же – снова слезать и громоздить пирамиду повыше? А дневной свет уже меркнет, скоро совсем стемнеет. Друзья устроят переполох, кинутся искать. Не попались бы давешнему мастодонту…
Вадим почти не испытал удивления, когда из-за края ямины протянулась рука. Стало быть, не только кинулись, но и нашли. А он, дурак, на них дулся!
Вадим подпрыгнул, схватился за спасительную длань. Она была маленькой, женской. Генриетта?
Поленница из бивней с гуркотом развалилась, но это уже ровным счетом ничего не значило. Под свободную левую подвернулся выперший из дерна корень, Вадим подтянулся и через пару секунд уже стоял на четвереньках у рытвины, по-собачьи отряхиваясь.
– Спасибо, выручила… – завелся он с изъявлениями признательности, да и замолчал, обескураженный.
Перед ним стояла вовсе не Генриетта, а девушка кукольного росточка и такой же кукольной наружности. Узкоглазенькая, с волосами цвета воронова крыла и тонюсенькими – в ниточку – губками. Она была одета в платье, пошитое из кусочков цветной материи, разукрашенное бисером и отороченное бахромой. Поверх платья – фартучек из лосиной шкуры, на голове – суконная шапочка, на ногах – меховые сапожки с орнаментом в виде птичьих лапок. Типичное облачение тунгусских женщин, виденных Вадимом в Якутске и Томторе. На плече – лук с туго свитой тетивой.
Он задержал ее руку в своей и молвил со всей приветливостью, на какую был способен:
– Ты меня спасла… Ты кто? Как тебя зовут?
– Эджена, – выговорила она сквозь зубы, вырвалась и отскочила назад.
За спиной у нее брякнул колчан, одна из стрел выпала. Вадим поднял ее и уставился на ярко-гранатовое оперение.
– Это ты?.. Ты подходила ночью к нашему стану? Это твое? – Он показал ей клочок бересты с предупреждением.
– Я… Би урам… надо быть не так. Надо подходить к вам, говорить…
Она живо напомнила Вадиму Аннеке – та очень похоже коверкала неродной русский язык, путалась в глагольных формах.
– О чем говорить? – напирал он, идя к ней, в то время как она пугливо отступала от него, как от прокаженного.
– Горо-гу? – выкрикнула дикарка, глядя недружелюбно, даже враждебно. – Вы издалека? Зачем прийти? Лабынкыр не любить пришлых. Забирать жизни. Уходите!
– Пока ты не объяснишь почему, мы не уйдем.
– Уходите! Уходите! Вас всех убить!
Она подскочила, как кузнечик, и, ничего больше не сказав, дала стрекача.
– Постой! Куда ты?!
Вадим попытался догнать ее, но где там! Девчонка бежала быстрее лани. Ольшаник сомкнулся за нею, и тотчас вспорхнули потревоженные пичужки уже где-то саженях в двадцати.
Досадно… Поговорить бы с ней по-хорошему – глядишь, получил бы ответы на многие вопросы, которые пока что выглядят неразрешимыми.
Вадим заглянул в яму, откуда тунгуска только что вытащила его. Бивни горой громоздились на дне, маслянисто лоснясь. Это богатство нельзя бросать, оно не должно достаться незаконным сбытчикам. Генриетта представляет якутскую власть, пусть опишет все по форме, а потом найдем способ переправить добро в город, где ему найдут применение.
Но все это не сейчас. Вадим взглянул на небо, на компас. Обидно возвращаться, несолоно хлебавши. До избушки отсюда рукой подать.
Была не была!
– Геноссе Вадим пропаль.
Фризе первым высказал вслух то, что все уже и так осознали, но не решались озвучить.
Сумрак лег на верхушки елок и берез, шалаш был достроен, ужин приготовлен, а Вадим все не появлялся. Юргэн выглядел мрачнее тучи, что-то шептал в реденькие чернявые усы – не то проклятия, не то заклинания от злых чар.
Арбель препоясался ремнем, на котором висела кобура со «смит-вессоном».
– Мы обязаны отправиться на поиски. Немедленно… уф!..
Но Юргэн в отсутствие командира явил непокорность.
– Моя к жилищу Улу Тойона не пойдет. Моя жить хотела!
– А с чего ты взял, что Вадим пошел к Улу Тойону? – вопросила Генриетта. И не к месту прибавила: – В один, Клим, клин колоти.
Юргэн плеснул на нее кислотной прозеленью из-под кудлатых бровей.
– Моя след видела. Она туда пошла, – он вскинул руку. – Ваша Вадима Улу Тойон забрала. Моя не пойдет.
Он пошагал к шалашу, но не тут-то было! Генриетта перехватила «фроловку» поперек, и вечернюю тишь тундры разорвал выстрел. Пуля зарылась в почву у самых стоп Юргэна. Он отскочил, завертелся юлой.
– Что твоя делала?!
– Значит, так, – отчеканила Генриетта и уперла ствол в его потное чело. – Некогда лясы точить. Идешь с нами. Если к утру Вадима не найдем, я тебя в расход пущу. Понял? – И закончила, как выбранилась: – Сыворотка из-под простокваши!
– Ночь… Твоя в лесу никого не увидит, – заикнулся Юргэн, но ее это нисколько не смутило.
– Берем факелы, оружие – и айда. Все согласны?
Никто не уполномочивал ее принимать руководство, но и не возражал. Фризе и Арбель выбрали из горящего костра по пучку смолистых ветвей, подняли повыше. Генриетта подтолкнула застывшего Юргэна ружьем в бок.
– Шагай… зверобой!
Тунгус подчинился. Согбенный, хмурый, он навьючил на оленя мешки и повел его в поводу.
– Зашем нам олень? – воспротивился Фризе. – Гросс… большой животина… Пускай отдыхайт.
Однако Арбель замысел Юргэна одобрил:
– Он все правильно делает. Вещи надо взять с собой. Пока мы отсутствуем, на лагерь могут напасть… уф!..
Шли цепочкой, стараясь не отставать друг от друга. Впереди – Юргэн с оленем, чуть позади – Генриетта. Она подсвечивала тунгусу факелом, но тот не нуждался в дополнительном освещении – ступал, водя носом, как собака-ищейка, и под ноги не смотрел, лишь иногда бухтел:
– Сюда пошла… Вот тут свернула… Побежала…
Замыкал шествие Фризе. При всей присущей ему сдержанности он все же не в состоянии был отделаться от чувства, что за отрядом кто-то наблюдает. И это не доставляло ему удовольствия.
– Хох! – воскликнул Юргэн и потянул оленя назад.
Путь преградил отверстый черный зев посреди сухих стеблей.
– Что там? – шепнула Генриетта, растерявшая изрядную долю смелости.
Арбель вышел вперед, сунул в зев руку с факелом.
– Ничего. Пусто.
Юргэн, отпустив оленя, кружил, как гриф, высматривающий, чем бы поживиться.
– Вадима упала в яму. Вылезла. Кто-то была возле еще. Вадима пошла дальше. Напали… Кровь!
– Блут? – заинтересовался Фризе. – Где есть блут?
Юргэн осветил корневище высокой сосны, на котором запеклись бурые пятна.
– Потащили туда. Много человек. Десять или больше. Вытоптали вся трава.
– Пойдем и мы! – Генриетта вновь исполнилась отваги. – Мы должны его спасти… Добры бобры идут в боры!
Она ввинтилась в просвет меж двух можжевеловых кустов. Мужчины последовали за ней, включая Юргэна. Возле ямы остался только белый олень, он никуда не торопился, пощипывая лишайник.
Вчетвером они выбежали на открытое пространство. Это был берег озера, скальный, голый. Следы терялись на нем, и Юргэн распростер руки в стороны, как городничий в немой сцене из «Ревизора». Отблески догоравших факелов отражались в слюдянистой воде. Неподалеку безмолвной химерой торчала избушка, к которой так стремился Вадим.