Страница 28 из 36
– Слуги… охранники… мамина подруга – госпожа… – Лоэзия запнулась.
– Госпожа Издериаллона, – подсказал Мариш.
– Нет, другая, но эта тоже говорит, что ты плохой и страшный, – губы ребёнка обиженно изогнулись. – Разве ты плохой и страшный?
– А вам бы хотелось, чтобы я был плохим?
– Нет, – девочка решительно тряхнула головой. – Ты не можешь быть плохим.
Мариш смотрел в доверчивые глаза юной госпожи и думал, что очень даже может. Ещё год назад он планировал грандиозную месть хайнесу, собираясь воспользоваться нежданным покровительством дочери сарена Бодый и самого Шереха Вотого. Но потом произошло что-то странное. Не сразу, конечно, постепенно, но Мариш и не думал, что способен на такие чувства: нежность, радостное тепло, когда маленькая госпожа сворачивалась на его руках, негодование и презрение, когда родители изволили быть недовольными успехами дочери (а недовольны они бывали часто), беспокойство и страх.
Наверное, он сам себя обманул, стараясь для отвода глаз проводить как можно больше времени с малышкой. И вот, когда он почти достиг прежней силы и был готов осуществить задуманное, ему уже этого не хотелось. Появлялись странные для оборотня с его прошлым мысли. Как будет жить его маленькая госпожа в созданной им реальности? А если он проиграет, то где окажется? Кто позаботится о Лоэзии в этом царстве хладнокровных? А если он победит, то что делать с её родителями? Мариш считал, что Триий как отец был полным неудачником, а матери девочки – сарене Елалии – можно было сказать спасибо только за то, что она выносила и родила своего прекрасного ребёнка. Но Лоэзия их любила, по-детски наивно молилась об их здоровье и просила богов, чтобы мама и папа больше улыбались. Но они не улыбались, и Мариш ловил себя на том, что сам пытается улыбаться. Выходило неважно. И тем не менее она любила своих родителей и, кажется, его.
Простит ли она их смерть?
Мариш бы убил их. С удовольствием. Он не чувствовал в сердце хоть какой-то жалости к чете Бодый. Был бы рад, если бы с ними случился несчастный случай, а порой и сам задумывался его подстроить. Но не воплощал задуманное в жизнь. Лоэзия бы не узнала, как и уже о многом не знает, но Маришу хотелось быть чистым перед ней хотя бы в этом.
– Они завидуют, госпожа, – оборотень погладил девочку по голове. – Каждый слуга мечтает занять моё место, а подруги вашей мамы хотели бы иметь такого способного дворецкого, как я. Я не плохой.
– Вот и я им так же говорю! – просияла девочка, но улыбка мгновенно исчезла с её лица, когда за дверью раздался решительный стук каблуков.
Она быстро села на стул и стиснула в пальчиках перо. Дверь распахнулась, и внутрь вплыла сарена Елалия. Мариш встретил высокородную госпожу малоприветливым взглядом. Очень красивая, но высокомерная и показательно приличная сарена его раздражала. Эти её высокие строгие причёски, в которых прекрасные серебристые волосы превращались в седые, недовольно сморщенное лицо и дорогие, но совершенно ханжеские наряды. В те времена, когда он ещё не промышлял разбоем, Мариш часто встречал таких женщин. Не имеющие никакого занятия и лишённые внимания своих мужей, они находили удовольствие в собственной добродетели. Лучше бы уж любовников заводили.
– Ты закончила? – строго вопросила госпожа Елалия и шагнула было к дочери, но споткнулась, столкнувшись с тяжёлым взглядом дворецкого.
Мариш видел, как испуганно расширились её зрачки, почувствовал изменившийся запах через густое облако духов, но сарена предпочла скрыть страх за недовольно поджатыми губами.
– Она ещё не закончила, – вкрадчиво ответил дворецкий и добавил, – госпожа.
– Вот как, – женщина судорожно сглотнула, но более ничем не показала, в какую дрожь её вводил слуга. – Что ж, пусть старается.
И, развернувшись, решительно удалилась.
Дверь за ней закрылась, и Лоэзия грустно посмотрела на Мариша.
– Я не напишу так красиво, как хочет мама. Значит, гулять меня не пустят.
Дворецкий посмотрел на печально опущенную головку и вдруг подумал, что дети умеют забираться в сердца и занимать все мысли. Сам он никогда не задумывался о том, чтобы заиметь семью. Сперва его семьёй был род, которому Мариш служил, а после трагической гибели всех его членов оборотень нашёл смысл в борьбе против гнилой власти. За четыре века разбойной жизни мужчина очерствел сердцем в убийствах, грабежах и насилии, жалел женщин и детей только лишь из-за того благородства, что вложил в него при воспитании отец и которое было с ним во время всего служения семье Илаший. Мариш даже не представлял, что когда-нибудь размягчеет настолько, что захочет быть хорошим в глазах маленькой девочки.
– Мы погуляем, – Мариш склонился над столом и притянул чистый лист бумаги. – Сидеть дома вредно, это скажет любой лекарь.
Взяв перо, оборотень подумал, переложил перо в левую руку и начал быстро выводить по бумаге строки. Лоэзия, ошеломлённо распахнув рот, с восторгом наблюдала, как стройненько ложатся буковки.
– Всё, госпожа, – Мариш выпрямился, с достоинством оправился и сгрёб со стола работу самой Лоэзии: улики им не нужны. – Можем идти гулять.
– Ура! – малышка вскочила и обняла его за ногу.
А Мариш с досадой подумал, что если бы у него была дочь, то он бы сам сидел с ней и учил её письму, а не поручал это бывшему преступнику. Точнее, даже не бывшему…
И почему смерть такой дряни должна кого-то расстраивать?
Мариш с искренним непониманием посмотрел на задыхающегося сарена, но хватку всё-таки ослабил. Триий жадно вдохнул, выпучил глаза, но разразиться гневной отповедью не рискнул.
– Серьёзно? – едва слышно прошептал Мариш. – Ты её отец?
Ноздри сарена разгневанно шевельнулись, но он всё ещё находил в себе терпение молчать.
– Мне хотелось бы, чтобы тебя просто не было, – искренне выдохнул дворецкий.
– Да как смеешь… – сквозь зубы начал Триий, но Мариш перебил его.
– … с тобой так говорить? А кто ты, Триий? Тряпка ты. Общество, хайнес, твои якобы благородные друзья… Ты живёшь так, как они тебе скажут. Ты живёшь той жизнью, которую они считают прекрасной, хотя она говно. Хайнес прогнулся под Шереха, ты прогнулся под хайнеса и впустил в свой дом меня и отдал под мой присмотр дочь. Мне. Головорезу. Нормальный мужик вцепился бы в глотку и хайнесу, и Шереху, а ты поджал яйца и уступил свою территорию мне.
Дворецкий разжал пальцы, и сарен закашлял. Гнев на лице Триия сменился страхом. И недоумением.
– Если я не найду Лоэзию, дом Бодый прекратит своё существование, – в тишине кабинета эти слова прозвучали, как зловещее пророчество.
Губы Мариша раздвинулись в усмешке-оскале, и он добавил:
– Если честно, давно хотел этим заняться.
Глава 17. Злодей и его нежная жертва
Сперва Лоэзия отчаянно кричала, молотила кулачками по спине похитителя, пихала его коленками, молила прохожих о помощи, но потом выбилась из сил, поняла, что их никто не видит, и разрыдалась. А к тому моменту, когда они добрались до ворот, ещё и замёрзла. Злодей не додумался прихватить плащ для неё или хотя бы одолжить свой.
– Пусти меня!
После того, как они с досадной лёгкостью вышли через западные городские ворота прямо перед глазами позёвывающей стражи, у Лоэзии открылось второе дыхание, и она опять завозилась.
– Когда Мариш найдёт тебя, он… – девушка запнулась, но всё же предположила самое страшное, – он переломает тебе ноги!
Похититель только плечом дёрнул и продолжил идти вперёд.
– Ну простите меня! – перепуганная девушка опять расплакалась. – Я не хотела его глотать. Это как-то само вышло. У папы ещё много этих документов, он… Мариш отдаст вам их. Только отпустите меня, пожалуйста…
Тёмный не обратил на мольбы никакого внимания. Лоэзия утёрла рукавом катящиеся слёзы и, закусив губы, попыталась перестать реветь, но ничего не вышло, и она опять начала тихо всхлипывать.