Тень

Другие девушки поначалу не понимали, как именно им поступить – звонить ли в полицию, учитывая всю скандальность ситуации? Вероятность того, что они смогут оттащить весьма крупного полицейского от Кирилла самостоятельно стремилась к нулю. Прибывшие Степины коллеги смогли оторвать его от еще живого тела коренного москвича и как-то убедить всех участников забыть произошедшее. Но отношения Степы и Кирилла (когда того наконец выписали из больницы после месяцев восстановительной терапии) с тех пор были крайне натянутыми.

Степе оставалось посетить лишь лабораторию узбекской преступной группировки, которую приютил администратор парка в подвале одного из служебных строений. Здание находилось буквально за углом от дома Прасковьи Михайловны и граничило с большим Лефортовским парком. Сама лаборатория находилась не в подвале, а еще глубже под землей – в одном из бомбоубежищ, выстроенных здесь во времена холодной войны. Степа под землю залезать не любил и спускался туда лишь однажды. Со старшим – узбеком Ботиром – они встречались наверху, на парковке. Всегда подтянутый и ухоженный, Ботир производил на Степу двойственное впечатление. Он относился к нему с безусловным уважением. Ботир говорил по-русски лучше, чем Степа, и два его образования – химический факультет Национального университета Узбекистана, а потом и МГУ – давали ему право смотреть сверху вниз на полицейского. Степа ценил прикладное образование, он не понимал, как именно помог диплом филолога, например, Прасковье Михайловне, но зато ясно видел пользу от дипломов для наркоторговца Ботира. С другой стороны, Ботир пугал Степу. Он догадывался, что молодой узбек пока находится лишь в самом начале своего криминального пути, и предполагал за ним серьезную дальнейшую карьеру. «Большим человеком будет», – думал Степа с уважением.

Однако сейчас мысли его были заняты другим. Шагая по темному пустому двору через арки в сторону лаборатории, Степа размышлял не про других, а про себя. Все отчетливее он понимал необходимость полной и безоговорочной капитуляции перед Моргуновым. Степа знал, что он страшно рискует, нарушая прямой приказ начальника «не соваться», но полагал, что годы верной службы все-таки дают ему право на некоторое полезное непослушание. Степа был уверен, что следствие идет категорически не в ту сторону и что он сможет помочь если не найти виновного, то хотя бы направить коллег куда надо. Второй их разговор с Моргуновым проходил также в его кабинете, но был коротким и тихим. Моргунов ровным и спокойным голосом сказал Степе, что делает ему последнее предупреждение и больше просить и приказывать не будет. Степа вышел из кабинета полковника в глубокой задумчивости.

Дело было в четверг. Всю пятницу Степа провел в тяжелых раздумьях: с одной стороны, он не мог взять и бросить дело, в которое искренне верил. Он видел «подозреваемого», которого держали в СИЗО и уже таскали в суд. Видел мать и сестру погибшей девочки. И проблема была даже не в том, что за смерть девушки сядет совершенно невиновный человек. До того таджика Степе не было ровно никакого дела. Его интересовало другое: убийца останется безнаказанным. С этим Степа смириться не желал. Но, видимо, именно это ему и придется сделать: пойти в понедельник к Моргунову с бутылкой и повиниться. С момента ДТП прошло уже больше двух недель, и Степа, при всем желании найти виновного, был уверен – сделать это пока просто невозможно. Ввязываться же в смертельный бой с хитрым полковником за нерешаемое дело было благородно, но очень глупо. Да. Так он и поступит.

Погруженный в свои мысли, Степа не заметил, как оказался на маленькой парковке. От парка и от соседнего двора ее отделяла высокая каменная стена. Парковка была совершенно пуста. В углу стояло невысокое строение, похожее на трансформаторную будку – это был вход в большой подвал, из которого через сложную систему подземных ходов можно было попасть в заброшенное бомбоубежище. Степа знал, что Ботир человек пунктуальный и долго себя ждать не заставит.

Практически сразу же дверь в подвал открылась, и появился Ботир. В белоснежной рубашке и строгих черных брюках, он выглядел как справный клерк, а не как московский барыга. Ботир был один, но Степа понимал – за дверью остались как минимум двое его подчиненных с автоматами, готовые в любую секунду прийти хозяину на помощь.

– Степан Викторович, добрый вечер, – вежливо приветствовал его Ботир, – ваш конверт.

Степа кивнул в ответ на приветствие и взял конверт. Никаких разговоров такие встречи не предполагали, говорить им было не о чем, и Степа собирался уже уйти, когда Ботир окликнул его опять.

– Степан Викторович, вы меня извините, но я вам по делу сказать кое-что хотел, – начал Ботир. – Мы с вами друг другу чужие люди, но я ценю ваше отношение. Понимаете, я с ментами много общаюсь, и мало кто со мной так вежливо разговаривает. Наверное, кому-то это покажется мелочью, но для меня в мире нет ничего важнее уважения, – он выждал паузу и продолжил: – Не знаю, что вы там такого на этой неделе сделали, но будьте осторожны. Нехорошие люди вами заинтересовались.

Степа с изумлением смотрел на Ботира. Ничего подобного во время их встреч прежде не случалось. Предупреждение Ботира звучало для Степы дико, ну кому он может понадобиться? С другой стороны, когда наркоторговец говорит «нехорошие люди», значит, эти люди действительно страшные? Чертовщина какая-то…

– Ботир… – Степа запнулся, неожиданно поняв, что даже представления не имеет, как его партнера зовут по батюшке. Видя его замешательство, Ботир махнул рукой: можно без отчеств. Степа продолжил: – Спасибо вам, конечно, за такие слова, буду иметь в виду. Может, вы хотя бы намекнете, что за люди? О чем вообще речь?

Ботир покачал головой, пожал Степину руку и исчез за тяжелой дверью. Степа остался на парковке один, в абсолютном замешательстве. «Ерунда какая-то», – думал Степа. Эта история раздразнила его, он не любил загадки. Поскорее бы уже день этот идиотский закончился. Степа закурил новую сигарету. До назначенной встречи с Махмудовым и Смирновым оставалось меньше получаса: Степа отдаст им конверты и пойдет домой, а Махмудов со Смирновым еще несколько часов будут кататься по разным округам и забирать такие же конверты у других полицейских.

Степа шел ко входу в парк. Было поздно, и ночные сторожа выгоняли из парка поздних посетителей: несколько мамочек торопливо прокатили мимо него свои коляски, прошла пара подростков, шумно обсуждающих что-то совершенно Степе неведомое, прошуршали смешные скотчтерьеры, которых на поводке вел хмурый грузный мужчина. Степа вошел в парк. Проехала пожилая женщина на электросамокате – она бесшумно вынырнула из темноты, и Степа от неожиданности шарахнулся в сторону.

Даже ночью в Москве всегда шумно. Город не спит, и редко случается, что, открыв окно, вы не услышите шума моторов или чьих-нибудь пьяных разговоров. Степа любил Лефортовский парк за его особую тишину. Он прошел по главной аллее всего несколько метров, а гул города стих совсем. Степу окутала тишина. Пустой парк тихо шуршал деревьями. И снова он поймал в воздухе ощущение чего-то волшебного, какого-то предчувствия. Даже его очерствевшая душа понимала: что-то должно случиться сегодня. Уже начали опадать листья, и Степа слышал, как в первых собранных кучах шебуршатся какие-то зверьки. Крысы, наверное, белки в этом парке почему-то не водились. Он быстрыми шагами шел через парк к большому стадиону, расположенному в другом конце, рядом с набережной Яузы.

Думать о работе больше не хотелось, и Степа попытался сосредоточиться на чем-то другом, но в голову все равно настойчиво лезли полковник Моргунов и предстоящий разговор. Степа с горечью сплюнул. Он уже дошел до уговоренного места. Парк был маленький. Когда-то Степа посчитал, что от ворот до ворот по главной аллее он проходит примерно за семь минут. «Ну вот, пришел раньше, теперь придется этих оленей тут еще ждать», – раздраженно подумал Степа и достал новую сигарету.

– Корнеев!

Степа обернулся. По траве в его сторону грузно шли Махмудов и Смирнов. В форме и с автоматами в полутьме парка они выглядели немного устрашающе. Смирнов дожевывал на ходу шаурму.