Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 26

Баба Капа тряхнула головой, возвращаясь в реальность. Олеся протянула ей рюмку. Она поморщилась, отстраняя ее. Водку бабулька не любила, в ее понимании это был самый дебильный с точки зрения органолептических свойств напиток. То ли дело – наливка. Или коньяк. И вкусно, и хорошо.

– Может, посоветуете? Как быть, что делать?

– Олеся, я тебе не советчик в этих вопросах. Решай сама. Любишь своего Чижа – вперед! Это твоя жизнь! Ошибешься – поумнеешь. Возможно… Но твоего сына мне уже заранее жаль.

– Можно подумать, вы сами никогда не ошибались! – Олеся обиделась окончательно.

– Ошибалась, – легко согласилась бабулька. – Но жизнь вовремя вносила свои коррективы, поэтому особо страдать не пришлось.

– Это как? Расскажите!

Видя, что Олеся так просто уже не отстанет, старушка улыбнулась, развалилась на стуле.

– Как сейчас помню, в году этак 59-ом влюбилась в Борьку Сахно, сварщика. Что ты! Красавец, рожа с доски почета не слезала, ударник труда, спортсмен! Мотоцикл был у него, гармонь и значок «Турист СССР»… Блин, значок этот…

Баба Капа покачала головой.

– Ой, как интересно! – Олеся смахнула слезы, устроилась поудобнее, приготовившись слушать.

– Так вот, – продолжала бабулька. – Пригласил он меня в клуб.

– Ночной? – нахмурилась Олеся.

– В сельский! Говорю же, 59-й год! Дощатые полы, танцы под радиолу, бабушка-дворник со свистком, и дверь – лопатой подпирается. В общем, щечки свеклой намазала, девчонки «Красной Москвой» брызнули, волосы накрутили, платок дали цветастый. В общем, была я тогда красивой, от себя без ума!

– Класс! А дальше?

– А дальше сижу у окна и жду, когда Боря за мной зайдет. Очень, знаешь, хотелось, чтобы с шиком появился, чтобы все видели, какой парень за мной ухаживает!

Баба Капа вздохнула.

– Ну? – Олеся сгорала от любопытства. – Пришел?

– Пришел. Из под кепки волосы соломенные вьются, сапоги яловые блестят, рубаха выглажена, на рубахе значок этот…

– Да сдался вам этот значок! – в нетерпении выкрикнула Олеся. – Дальше-то что?!

– Дальше мы танцевали. Он, значит, меня так приобнял, грудь свою выкатил, а я ниже его, так он своим значком мне чуть глаз не выколол. Я ему говорю, Боря, сними его, потом нацепишь. Головой так загадочно мотает. Не снял, в общем. Ну, думаю, не беда. Главное – Боря рядом со мной.

Баба Капа посомневалась и все-таки махнула рюмочку водки. Олеся незамедлительно последовала примеру.

– В общем, всю дорогу он этот значок теребил и поправлял. Кто-то прическу поправляет, кто-то усы, если есть, кто-то рубашку или штаны, а он эту железку на груди мучает. Вот. А после танцев было кино. Скамейки расставили, уселись. Свет потушили. «Добровольцы» шли. Смотрим кино, я вся полностью в картину ушла, нравился мне молодой Ульянов. Слышу, Боря пыхтит. Глаза скосила. Он, значит, значок свой с рубахи отцепил, и сидит его натирает. Яж язык высунул и глаза закатил. Подышит так на него и платком трет. Опять подышит и снова трет. На экран даже не смотрит, сидит и трет свой гребаный значок!

– Какой может быть значок?!– Олеся в недоумении запустила пятерню в редкие волосы. – Он же на свидании!

– Вот и мне тогда так показалось! – согласилась бабулька. – Не выдержала я. Выхватила значок и выкинула его нахрен в окно. Как Боренька подскочил! Чуть ли не по головам бросился к этому окну, ласточкой в него вылетел. Я из клуба вышла, а он по земле ползает, спичками подсвечивает – значок свой ищет! Больной человек. В общем, жалко мне его стало, да и вину почувствовала. Встала на карачки и давай с ним вместе значок этот искать.

– Нашли?

– Не-а. До утра ползали, все в грязи вымазались. Как-то так… Кстати, это было мое первое свидание.

– А потом что? – улыбнулась Олеся.

– А потом я этот значок на пацане каком-то увидела, говорит, возле клуба подобрал. Не отдает ни в какую, зараза! Пришлось баранок ему связку купить. Смотрю, а значок что-то совсем грязный, земля забилась в него, нельзя такой отдавать. Платок достала и давай его оттирать. Стою и тру этот долбаный значок! И ржу!

– Отдали? – голос Олеси срывался от смеха.

– А как же! Сияющий такой, блестящий отдала. Поблагодарил, извинения мои принял. Иду так медленно, жду, когда окликнет. Молчит. Не выдержала, обернулась, а он… ну ты поняла, что делает…

Кухня потонула в их хохоте. Даже Богдан из комнаты прибежал. Заулыбался – такой веселой свою маму он не видел давно.

***

Попрощавшись с Олесей и Богданом, баба Капа вышла из квартиры. Направилась к лестнице и замерла от удивления – хватаясь за перила, навстречу поднимался Костя Чижов. Его качало от слабости.

– Здравствуй, бабка! – здоровый глаз смотрел с удивлением.





– Здравствуй, дерево! – вздохнула старушка. – За добавкой пришел?

Чиж молча поднялся, привалился к стене. Вытянул ноги. Дрожащими руками вытащил из заднего кармана мятую пачку. Закурил.

– Отлежаться мне надо. А так давно хотел уйти, надоела мне эта Олеся!

– Ну и отлежался бы на скамейке в парке. Зачем возвращаться к тому, кто надоел? Уходя уходи.

– Чтобы меня мусора приняли с битой рожей? Олеся там как?

– Нормально.

Чиж усмехнулся разбитыми губами.

– Дура дурой, все мне про любовь поет. Кофе в постель приносит, слова ласковые говорит. Мелодрама сраная какая-то. Кому это надо?! Вот, бабка, скажи, кому это надо?!

– Ей надо… – пожала плечами баба Капа. – Обычного бабского счастья ей надо.

– Кхе-кхе, – Чиж засмеялся и тут же поперхнулся дымом, сипло закашлял. С отвращением, щелчком, выкинул сигарету. – Бабское счастье бля!

Чиж закрыл глаза, откинул голову, тяжело дыша. Баба Капа положила руки на перила. Тоже молчала.

Чиж мотнул головой, открыл глаза.

– А ты кто, бабка?

– Тебе имя назвать? Оно тебе ничего не скажет.

Чиж согласно закивал. Посидел немного, морща израненный, с длинной полоской пластыря, лоб.

– Как ты там сказала? Уходя уходи? – он тяжело встал, опираясь на стенку. – Наверное, ты права. Пойду я.

Махнул на прощание рукой, стал медленно спускаться по лестнице, шатаясь. Баба Капа провожала его взглядом, не делая попыток остановить.

Дверь резко распахнулась, и из квартиры вылетела Олеся. Босыми ногами сбежала по лестнице, схватила его за плечи, резко развернула к себе.

– Дура, значит?! Надоела, значит?!

Наверное, Костя Чиж в тот день побил все рекорды по выхватыванию люлей от женщин всех возрастов: профессионально – от Нади, на любительском уровне – от бабы Капы, и вот сейчас –звонкая, на почве поруганных чувств, пощечина от Олеси. Привалившись к стене, Чиж вдруг засмеялся, вытирая лицо и сдирая пластыри.

– Бабы, да вы ох..ели все!

Схватил за пуговицу ее халата, притянул к себе.

– Дура ты, Олеся! – беззлобно сказал он. – Ты поменьше сопли распускай, глядишь, и мужики потянутся! Таких, как ты у меня было – ну вот просто до хера! Пока стелешься, уважения к тебе не будет ни у кого. Пока!

Он спустился на первый этаж, оставляя плачущую Олесю. Внизу хлопнула подъездная дверь.

– Вот с виду – редкостный дятел, а какие мысли! – сказала баба Капа задумчиво. – Подумай над этим, Олеся…

***

Она вышла из супермаркета, с большой коробкой под мышкой. Вытащила из кармана телефон.

– Алло?! Григорий, ты как там? Нормально все? Прекрасно! Слушай, как к сыну соберешься, ко мне сначала зайди. Подарок ему купила, подаришь как будто от себя. Ага. Давай, не болей.

Она спрятала телефон. Вытянула перед собой огромную коробку с изображением Тысячелетнего Сокола.

– Приятно, черт побери, что даже на пенсии могу позволить себе купить космический корабль.

Бодро зашагала по дороге.

– Ты или туда, или сюда! – раздалось сзади возмущенное. – Идет как по Невскому! Дай проехать!

Бабуля обернулась. Лицо молодого велосипедиста было возмущенным, видимо пешеходы, постоянно вынуждающие его сбавлять скорость, раздражали не по-деццки. Он слез с велика и теперь, крепко сжимая руль, шел за ней, испепеляя неповоротливую бабульку взглядом из-под оранжевого шлема.