Страница 10 из 23
Когда служанки загасили свечи и улеглись рядом с входом, а я собирался отойти ко сну, рядом раздался голос сеньора Бароцци, который встав со своей кровати, оказался на моей. Под его весом кровать прогнулась, заставив меня открыть глаза.
— Чего вам не спиться сеньор Пьетро? — нехотя поинтересовался я.
— Тебе ведь не понравилось ничего, из того, что мы сегодня обсуждали? — спросил тихо он, — почему?
— Слишком большие жертвы, не вижу смысла терять столько, — со вздохом ответил я.
— Тогда как ты собрался победить? Враг находится в более выигрышной ситуации.
— Утро-вечера мудренее сеньор Бароцци, — широко зевнул я, — у меня пока нет чётких мыслей, но думаю завтра они сформируются во что-то более конкретное.
Военачальник покачал головой, но поднявшись, вернулся на своё место.
— Этот ублюдок туп, словно дерево, — презрительно сплюнул на землю один из дворян, стоявших рядом с Романом Мстиславовичем, — раз собрался нападать на нас снизу, да ещё и послал только пеших. Да их просто растопчет наша конница!
— Если бы всё было так просто, — тот покосился в сторону ещё одного поляка, который ядом исходил всё то время, когда они видели венецианца то тут, то там ездящего по полю, от одного разворачивающегося пешего отряда до другого, прямо на виду польского войска, — то он не захватил бы больше половины вашей страны. Я уже молчу про осаду Кракова, который был взят слишком быстро для такого хорошо укреплённого города.
— Я вырву ему сердце и выкину его собакам! — ещё один поляк, ярился рядом.
Волынский князь промолчал, хотя также не понимал, почему несмотря на очевидность худшего расположения, враг решил атаковать. Хотя да, двое кратное превосходство его в живой силе могло помочь взять ему вверх, но сколькие из них останутся тогда на склоне холма? Готовы ли будут наёмники сложить тут свои головы? Пешие воины не могли противостоять всадникам, это было общеизвестно! Они даже за воинов-то не считались, так, вспомогательные силы при кавалерии не более.
Вскоре думать было некогда, поскольку со стороны врага заиграли рога, забили барабаны, а легко бронированные всадники понесли впереди войска какие-то разноцветные небольшие флажки.
— Лучники! — зычный голос Мешко Старого пролетел над рядами, и вперёд вышли три ряда лучников, которые стали стрелять в сторону надвигающейся пехоты. Вот только та в ответ подняла высокие ростовые щиты в два ряда, и стрелы бессильно скользили по ним, а враг шаг за шагом поднимался всё выше.
— Всадники! — видя, что стрелы не помогают, и пока пехота не подошла слишком близко к вершине холма, поляк вернул стрелков обратно в задние ряды, а на них место встали всадники с мечами или короткими копьями наготове.
Роман Мстиславович наодел шлем, и возглавил своих дружинников, приготовившихся лавиной, вместе со всеми спуститься вниз и растоптать пехоту.
Нетерпеливо топчущихся на месте лошадей и коней, наконец направили вниз, сначала шагом, чтобы выровнять ряды, а затем, по мере приближения к врагу заставляя животных ускорять шаг, переходя в галоп, мчась прямо на наступающие вражеские квадраты из людей, оставлявшими зачем-то свободное пространство между собой. Князь, пришпорив коня возглавил первый ряд и когда он покрепче перехватил копьё в руке, чтобы колоть сверху вниз, внезапно увидел перед собой лес огромных, длинных копий, чьи стальные наконечники выросли из рядов поднимающейся вверх пехоты, и торчали со всех сторон, делая вражеские квадраты похожие на ощетинившихся ежей.
Поняв, что сейчас произойдёт, он попытался остановить коня, но было поздно, тот, из-за напирающих ссади собратьев заскользил на полусогнутых ногах до копий и насадился на них, заржав от боли. Сила инерции выбросила Романа Мстиславовича из седла и свет в глазах померк.
Сознание медленно возвращалось обратно, при этом голова князя гудела, словно колокол в церкви. Простонав, он открыл глаза, когда почувствовал на голове холодную, мокрую ткань. Ойкнув, симпатичное девичье лицо, склонившееся над ним, отпрянуло назад.
— Кто ты? Где я? — морщась от боли в теле, а ещё больше тошноты и кружащейся головы, на латыни спросил он.
— Тише князь, тише, — девушка ответила на ней же, положив руку ему на грудь и прижала обратно к кровати, — господин Витале сказал, вам нельзя вставать. Лежите, иначе он рассердится на меня и на вас.
Услышав прозвучавшее имя, Роман Мстиславович моментально вспомнил последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание.
— Что с войском? Что с моей дружиной? — снова дёрнулся он подняться, несмотря на закружившиеся жёлтые круги перед глазами.
— Лючия! Помоги! — шикнула она куда-то в сторону и вскоре вторая пара рук упёрлась ему в грудь, кладя на кровать.
— Князь! — обе засуетились, — нельзя вставать!
Он, едва не теряя сознание, поддался на их уговоры, обмякнув.
— Кто вы? — спросил он на польском, поскольку понял, что это скорее всего пленницы венецианца.
— Я Натазя Сангушко, моя подруга Лючия Збражская, — представились они делая лишь намёк на реверанс в сидячем положении, — сейчас служанки у этого…
— Тш-ш-ш, — прошипела рядом подруга, мигом прикрыв рот девушке, — сдурела? Плетей захотела?
И обратилась к князю.
— В общем у господина Витале Дандоло.
— Я знал ваших отцов, — покачал он головой и спросил дальше. — Что с нашим войском?
Обе девушки переглянулись, на глазах появились слёзы. Сердце князя дрогнуло.
— Говорите! Приказываю!
— Господин Витале отправился пить чай, как он это называет в новогодний лес, — тихо, сквозь слёзы ответила Натазя.
— Ничего не понимаю, какой лес? Какой чай? Что это? — не понял её слова Роман Мстиславович.
— Это когда господин Витале сидит за столом, пьёт свой китайский напиток, с приятным запахом, а его люди вешают сотни и тысячи людей на деревьях, — тихо ответила её подружка, — это они со смехом называют «наряжать ёлки».
Страх, за своих людей, липким и холодным потом прохолодил спину.
— Мне нужно поговорить с ним, — прохрипел он.
Обе девушки покачали головой.