Страница 71 из 83
В первые дни Игорь делал всё сам, мне же отводилась скорее декоративная роль. И вроде бы все относились ко мне хорошо, радовались, хвалили, даже заботились, но я всё равно чувствовала себя самым ненужным человеком в мире, который был не способен даже обеспечить своего ребёнка необходимым. Впрочем, пока все Ключевские были дома, я так и не смогла почувствовать Арсения своим.
Зато потом все прелести материнства свалились на меня разом и без предупреждения. Родители Игоря улетели домой, сам Игорь Валерьевич вышел на работу, а мы с Сеней остались один на один.
Я не могу сказать, что это было сложно, скорее уж как-то безысходно. Мой мир сузился до одного крошечного младенца, связь с которым была слишком невнятной и тонкой, чтобы я могла ощутить свою уверенность. Заботилась об Арсении, делая всё необходимое, будто бы на автомате. Особой усталости не было, так… подавленность и отрешённость. И даже приходы Игоря домой не особо меняли моего состояния, хотя он честно пытался разгрузить меня, не понимая одного: дело было не в усталости.
По мере того как шло время, Арсений становился беспокойней, начались колики, ночи стали бессонными и бесконечными. И пусть из еды мне можно было всё — не кормила же — бывали дни, когда за целый день я могла ни разу не подойти к холодильнику. Не хотелось.
Он мог часами рыдать. Я ходила по квартире, раскачивая его на руках, прижимая к себе, и боролась с тошнотой, вызванной мыслью, что это навсегда.
Иногда в гости заезжала Надя (общение со Светой отвалилось как-то само собой). Это было как глоток свежего воздуха, ей даже ничего рассказывать не надо, просто сидеть и рыдать у неё на плече, пока она гладила меня по голове. Я больше никогда в жизни столько не плакала, сколько в тот год.
Несколько раз к нам заглядывал Макаров, вызывавший во мне неизменную волну гнева. Отчего-то мне было стыдно, что он видел меня такую: измученную, растрёпанную и несчастную. Словно я провалила очередной экзамен ещё и перед ним.
А ещё была Ольга Вениаминовна, любимым развлечением которой было поймать Ключевского на лестничной площадке и начать страдать на тему «бедный Арсений».
— Опять весь день плакал, — вздыхала мадам Ветрова. — Не знаю, чем там ваша мама занималась, наверное спала.
Игорь устало тёр шею, пространно кивал головой и шёл домой. Ему тоже было непросто. Считывая моё состояние, он сам погружался в какое-то оцепенение. Он так же, как и я, не спал по ночам, с той только разницей, что днём на нём ещё была фирма, которая выходила на новый виток своего развития, поэтому он тоже был сер и угрюм, расслабляясь лишь при виде сына.
Наверное, сейчас бы каждый второй поставил мне послеродовую депрессию, а тогда, больше десятка лет назад, считалось, что если ты чего-то там не вывозишь, то это исключительно твоя вина, ведь рожали же женщины раньше в поле и растили по пятнадцать детей подряд и не думали страдать из-за всякой фигни.
***
Первым сорвался Ключевский, проснувшись одним майским утром и обнаружив меня на кухне, сидящей с ребёнком на стуле и смотрящей пустым взглядом в одну точку. Отобрав Арсения, меня погнали в ванную, буквально запихав под струи воды.
— Какого?! — вспыхнула я, задохнувшись от возмущения.
— Такого! — рыкнул Игорь. — Чтобы через полчаса была готова.
— Куда?
— Какая разница! Просто будь… готова.
И, пресекая новые вопросы и вопли, вышел из ванной, хлопнув дверью.
Мне понадобилось минут пять, чтобы настрадаться вдоволь, жалея себя и оплакивая свою участь. А потом, разозлившись, в этот раз на себя (ибо сколько можно?!), я принялась с остервенением мыть голову. Вместо сменной одежды мне подсунули платье, которое самым натуральным образом висело на мне. Зрелище в зеркале было удручающим: круги под глазами, ставшие перманентными, провалы под и без того острыми скулами, а меж бровей пролегла «усталая» складка. Но тем не менее перед Игорем я предстала с выражением лица «Царица изволит негодовать».
Он усмехнулся и неожиданно щёлкнул меня по носу.
— Славка через десять минут приедет.
— Зачем? — округлила я глаза. Вот только Макарова мне не хватало!
— С Сенькой посидит.
Сказать, что у меня глаза на лоб полезли, — ничего не сказать.
— Что он сделает?!
— Посидит с нашим сыном, пока мы с тобой немного прогуляемся.
— Ты с ума сошёл, — констатировала я, совершенно позабыв о том, что ещё пару месяцев назад я бы и себе не доверила ни одного младенца. — Если ты хочешь таким образом избавиться от ребёнка, то зачем нужно было заставлять меня рожать?
Шутка вышла так себе. Но я хотя бы попыталась.
К счастью, спорить Игорь не стал, просто поставив меня перед фактом:
— За пару часов ничего не случится.
***
В тот день он потащил меня на ВДНХ. Разговаривать не хотелось, поэтому мы просто бродили по аллеям, заглянули в музей Космонавтики. Не то чтобы кто-то из нас горел желанием просвещаться, но нужно было занять мысли, вот мы и действовали в соответствии с принципом «куда ноги вынесут».
Зависнув возле витрин с Белкой и Стрелкой, я выдала первую реакцию на происходящее:
— Это ужасно.
Игорь стоял у меня за спиной, чуть склонив голову вбок и всматриваясь в собачьи чучела, после чего посоветовал:
— Относись к этому как к истории. Они же часть действительно великой эпохи.
— И всё равно кошмар. Это противоречит собачьей природе.
— Ты хорошо разбираешься в психологии четырёхлапых?
Опасаясь получить назидательную лекцию в исполнении Ключевского, я кинула на него упреждающий взгляд:
— Тут и разбираться не надо.
Отошла в сторону. Настроение окончательно испортилось. Даже не знаю почему. Но ощущения были такие, словно я, как эти собаки, старая и безжизненная, от которой осталась лишь она высохшая оболочка.
Шла по залам, не глядя по сторонам. Вокруг стайками бегали дети, восторженно тыкая пальцами в экспонаты. Я смотрела на них и задыхалась от зависти: их глаза светились радостью и восхищением, а во мне не было даже сил жить. Моё детство и всё, что к нему прилагалось, осталось далеко позади. И дело было не в наличии Арсения. Просто события последнего года лишили меня лёгкости и игривости, сделав тяжёлой и обиженной на весь мир. И ладно, если бы это касалось исключительно меня, но и Игорь рядом со мной становился каким-то бесцветным, как если бы я тянула жизненную энергию и из него тоже. Он никогда ни в чём меня не упрекал, но это не означало, что он был счастлив. Моё состояние тянуло нас обоих на дно, и самое хреновое было в том, что я это понимала. Понимала, но не могла ничего изменить.
Он поймал меня неожиданно, когда я в своём трансе чуть не врезалась в огромную ракетную модель. Перехватил поперёк живота, отрывая от пола.
— Пошли отсюда, — чуть хрипловато попросил он. — Продолжим в следующий раз.
***
Не знаю, что он там планировал продолжать, но дома мне стало легче. Вот как удостоверилась, что Макаров ничего не успел натворить с Арсением, так и выдохнула. Правда, сама же удивилась своей реакции: кто бы мог подумать, что я буду так сильно переживать за мелкого.
Пока мужчины о чём-то негромко переговаривались на кухне, я внимательно смотрела на ребёнка, будто не виделась с ним не два часа, а как минимум месяц.
За последнее время он заметно изменился, к этому времени научился здорово держать головку и переворачиваться на живот. А ещё он улыбался, уверенно и лучезарно — Игорю, и осторожно, будто пробуя на вкус, — мне.
— Привет, мы вернулись, — растянула губы в робкой улыбке, коснулась пухлой ладошки и маленькие пальчики тут же ухватились за мой указательный палец. — Знаешь, мы сегодня с твоим папой были в музее и не увидели там ничего. Но я знаю, что ты будешь другим. Ты будешь стремится к звёздам и мечтать стать космонавтом, где бы он ни был… твой космос.