Страница 54 из 83
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему? Ты стыдишься меня? — он шутил, но я так и не отозвалась. Потому что его предположение было не так уж и далеко от истины. Я действительно стыдилась, вот только не его, а себя и того, что в собственной семье мне так и не нашлось места.
Спорили мы долго, пока компромисс не был найден, согласно которому первое время мне предстояло пожить у родителей самой по себе, подготавливая почву для встречи родни (ещё бы я знала — как) с Игорем, который должен был появиться под самый наш отъезд. И пусть такое положение дел его не обрадовало, Ключевский всё же отступил перед моими лихорадочными просьбами не вмешиваться.
Довезя меня до указанного адреса, он неожиданно поймал мою руку и с выраженной настойчивостью в голосе заявил:
— Просто помни, что ты не одна.
На какое-то мгновение внутри меня всё замерло, и я чуть не разревелась, тронутая его поддержкой, правда, сказать что-либо в ответ так и не смогла, обойдясь благодарным кивком головой.
Шагая по заснеженной дорожке к подъезду, я куталась в новенький пуховик, недавно купленный мне Игорем. Он вообще проявлял какую-то фантастическую щедрость, чем зачастую ставил в тупик. Меня не покидало ощущение, что я продаюсь. Роль содержанки всегда претила мне. Тот факт, что я всего могу добиться сама, но не в ближайшее время, сильно удручал. Ведь выходило, что главным моим достоинством была способность беременеть. Неужели я действительно больше ни для чего не годилась?
Наверное, любая другая на моём месте радовалась бы возможности щегольнуть перед роднёй обновками, но меня снедала тревога, что стоит отчиму или матери увидеть меня, как они сразу всё поймут. Поймут и осудят. И как бы я ни гнала эти мысли из своей головы, они настойчиво ломились обратно. Поэтому до квартиры матери я дошла накрученная до предела.
Дверь открыла Алиса, которая, судя по озадаченному выражению лица, меня не узнала.
Наши отношения были неоднозначными. Помнится, в детстве я страшно ревновала маму к ней, не упуская возможности чем-либо поддеть младшую сестру. Я вообще была достаточно сложным ребёнком, обиженным на весь белый свет, а их трепетное отношение друг к другу заводило сильнее красной тряпки. Кажется, я перепробовала все средства привлечения внимания: от отличной учёбы до дебоша. Поэтому, чего уж тут греха таить, у моего отчима были все основания не любить меня. Я бы и сейчас, наверное, продолжала им мстить, если бы не бабушкина болезнь, которая вывернула весь мой мир наизнанку.
Как это и бывает, беда пришла неожиданно. Бабуля всегда была крепкой женщиной, на тот момент ей и шестидесяти не было. Но рак дело такое, и он спалил её буквально за считанные месяцы. И пока мать с отчимом пропадали на работе, рядом со мной неожиданно оказалась… Алиса. Она тоже любила бабушку, хоть и не общалась с ней так тесно, как я. И опять-таки, тому причиной была я, отчаянно боровшаяся за единственного близкого человека. Но тогда, уже у постели умирающей бабушки, вдруг встало всё равно, кого и как любили.
И когда захлопнулись двери скорой, именно десятилетняя Алиса сидела и прижималась к моему боку, пока я сдавленно рыдала, а мама решала более практичные вопросы.
С тех пор между мной и сестрой повисла неловкость: ненавидеть друг друга было больше не за что, но и сблизиться как-то особо не выходило. Да и разница в возрасте давала о себе знать. Мы почти никогда не общались будучи взрослыми.
Когда мне было шестнадцать, я окончила школу и, забрав из семейного «тайника» деньги, которые, как я полагала, принадлежали мне (бабушка специально откладывала для моего поступления, но у отчима был свой взгляд на них), сбежала в Москву. Этого мне простить не смогли. И даже тот факт, что в следующий свой приезд я вернула всё, меня не оправдал.
Я была сложным подростком, но понимание этого пришло только сейчас, когда детские обиды остыли. А тогда, до побега из родительского дома, я могла лишь злиться и мечтать доказать им всем, чего стою.
И вот, я на пороге родительского дома с затаённым дыханием рассматривала выросшую сестру. Я помнила её худощавым ребёнком с двумя косичками, сейчас же это была расцветшая девушка, смотревшая уверенно и даже с некоторым вызовом. Как потом выяснилось, характер у неё во многом сформировался отцовский, слава Богу, что мозги и взгляд на мир были свои собственные.
— Привет, — в неуверенной улыбке растянула я губы.
Алиса нахмурила брови, чуть пристальнее всматриваясь в лицо непрошенной гостьи, после чего произошло невероятное: она сделала шаг вперёд, прямо как была, в носках, и вдруг заключила меня в несмелые объятия.
— Олеся, приехала!
***
Уже вечером мы сидели за столом одной «дружной» семьёй и томились от тягостной атмосферы. Нам с мамой было неловко, Алиса была молчалива, будто происходящее никак её не трогало. Зато Гена злился за нас всех. Злился, но никак не мог найти повода, к чему придраться, ну или же просто берёг силы на будущее.
В шкафу, за стеклянной дверцей, стояла бутылка дорогущего He
Мама о чём-то щебетала, зачем-то рассказывая о каких-то дальних родственниках и знакомых, до которых лично мне не было никакого дела. Я же невесело ковыряла в тарелке, борясь с приступом тошноты, вызванным отнюдь не токсикозом. Это было странно — осознавать, что за столом нас сидело пятеро, но никто об этом не знал. Ребёнок шевелился, и мне отчаянно хотелось накрыть живот ладонью, словно защищая его ото всех. Смешно ли, но сейчас ближе него у меня никого не было.
— Расскажи о Москве, — вдруг вклинилась Алиса в бессмысленный рассказ мамы. — Как ты там живёшь?
Если честно, то я удивилась: раньше сестра не выказывала особого интереса ни к моим делам, ни тем более к столице. Впрочем, мы ведь особо и не общались. Поощрённая первыми вопросами о своей жизни, я пустилась в длительный рассказ о том, какая она, Москва.
Алиска смотрела на меня заворожённым взглядом, что в итоге явилось ошибкой. Говорят же: не будите лихо, пока оно тихо.
— Что ты сказки рассказываешь, — проснулось моё лихо в лице отчима, — лапшу на уши вешаешь! Вот наслушается она тебя сейчас…
Он не договорил, зато я не утерпела:
— И что тогда?
— Запудришь совсем девчонке голову! Знаем мы вашу Москву. Срам, да и только.
Гена комично сплюнул, а я подумала, что его недалёкость уже ничем не изжить, и это помогло мне сохранить спокойствие.
Мирный вечер был окончен, и я поспешила покинуть стол.
— Не обижайся на отца, — час спустя попросила Алиса, появившись в нашей с ней комнате. Вернее, комната была её, я же была так… временным гостем.
— На дураков не обижаются, — пробормотала себе под нос, но сестре сказала всё же другое: — А пусть он меня не цепляет.
— Он просто не знает, что с тобой делать, — вздохнула она, садясь рядом. — Папа же — он такой, ему хочется во всём чувствовать свою важность, главность. Мы с мамой ему в этом подыгрываем, а с тобой он никогда сладить не мог.
— Он и не старался. Вот что он ко мне вечно с этой Москвой лезет? Ну уехала я и уехала, ему же лучше — видеть меня не надо лишний раз.
Она немного помолчала, рассматривая узор на ковре, после чего негромко сказала, словно выдавая какую-то тайну:
— Он сам когда-то мечтал в Москве учиться, даже в Бауманку документы подавал, но не прошёл. Мне бабушка по секрету рассказала.
Сначала я удивилась тому, что бабушка сказала об этом ей, а не мне, но вовремя сообразила, что помимо нашей покойной бабули, у Алисы ещё имелась мать Геннадия.
— Ему легче столицу ненавидеть, чем признаться в том, что он когда-то туда стремился, но не смог попасть.
Сестра не открыла мне Америки, но такие простые истины вдруг неожиданно расставили всё по местам. Я даже испугалась своей близорукости: как это я раньше не понимала столь очевидных вещей? Я тогда и на сестру новым взглядом посмотрела, словно впервые в жизни по-настоящему заметив её.